Красная площадь - Смит Мартин Круз - Страница 39

• Предыдущая
• 39/94
• Следующая

– Wo ist Herr Benz?

– Spanien.

– Spanien? – две недели в Испании? Новость хуже не придумаешь.

– Spanien, Portugal, Marokko.

– Und Russland?

– Nein, er macht Ferien in der Sonne.

– Darf ich sprechen nut «TransKom»?

– «TransKom»? – название, видимо, было ей незнакомо. – Ich kenne «TransKom» nicht.

– Sind Sie Frau Benz?

– Nein, ich bin Reinmachefrau, – уборщица.

– Danke.

– Bis dann!

Вешая трубку, Аркадий подумал, что узнал самое существенное, что можно было выяснить, не прибегая к помощи изображений на бумаге. Итак, он говорил с уборщицей, которая сказала, что Борис Бенц в ближайшие две недели будет находиться в летнем отпуске и что она никогда не слыхала о «ТрансКоме». Короче, Бенц уехал на юг погреться под средиземноморским солнышком. Очевидно, для немцев это было привычным делом. Когда он вернется в Мюнхен, Аркадий, скорее всего, уже будет в Москве. Он вытащил из кассеты факс, посланный Руди, и набрал напечатанный сверху номер телефона, с которого передавался текст.

– Алло, – ответил по-русски женский голос.

Аркадий сказал:

– Я звоню насчет Руди.

После небольшой паузы голос спросил:

– Какого Руди?

– Розена.

– Не знаю никакого Руди Розена, – речь несколько неотчетлива, словно на том конце говорили с сигаретой в зубах.

– Он говорил, что вы интересовались Красной площадью, – сказал Аркадий.

– Мы все интересуемся Красной площадью. Ну и что?

– Мне показалось, что вы хотели знать, где она находится.

– Шутите, что ли?

Она положила трубку. «По существу, она поступила так, как поступил бы любой нормальный человек, задай ему эту глупую загадку, – подумал Аркадий. – Нечего винить ее в своей неудаче».

На том же этаже он отыскал камеру хранения багажа. Две марки в день. Он сделал еще один круг по залу, потом вернулся, опустил в щель монеты, положил кассету в пустую ячейку и спрятал ключ в карман. Теперь он мог вернуться к себе в квартиру или снова пойти на улицу, не боясь потерять вещественные доказательства. Учитывая его состояние, проделанное было серьезным успехом. Но, принимая во внимание ограниченное время пребывания здесь – один день, если верить Платонову, – проделанное было не таким уж и большим достижением.

Он вернулся к стойке с телефонными книгами, открыл мюнхенский справочник на букве «Р»: Радио «Свобода» – Радио «Свободная Европа». Набрав номер, он услышал голос телефонистки: «PC – РСЕ».

Аркадий по-русски попросил соединить его с Ириной Асановой, затем, казалось, ждал целую вечность, пока их соединят.

– Алло.

Он считал, что подготовился к разговору, но, услышав ее, настолько растерялся, что потерял дар речи.

– Алло. Кто это?

– Аркадий.

Он узнал ее голос: он ведь слушал ее передачи. Но почему, собственно, она должна была помнить его голос?

– Какой Аркадий?

– Аркадий Ренко. Из Москвы, – добавил он.

– Ты звонишь из Москвы?

– Нет, я здесь, в Мюнхене.

В трубке стало так тихо, что он подумал, что прервали связь.

– Поразительно, – наконец вымолвила Ирина.

– Может, встретимся?

– Я слышала, что тебя реабилитировали. Ты все еще следователь? – сказала она так, будто удивление быстро переходило в раздражение.

– Да.

– Зачем ты здесь? – спросила она.

– По делу.

– Поздравляю. Если тебе разрешают выезжать, значит, очень доверяют.

– Я слушал тебя, когда был в Москве.

– Тогда тебе известно, что через два часа у меня передача, – послышался шорох страниц как бы в подтверждение, что она очень занята.

– Я бы хотел тебя увидеть, – сказал Аркадий.

– Может, через неделю. Позванивай.

– Нет, раньше. Я здесь ненадолго.

– Как ты не вовремя!

– Давай сегодня, – настаивал Аркадий. – Ну пожалуйста.

– Извини, не могу.

– Ну Ирина!

– На десять минут, – снизошла она, дав прежде понять, что его она хотела бы видеть меньше всего.

Такси довезло Аркадия до парка, где водитель указал на дорожку, ведущую к длинным столам под каштанами и пятиэтажному деревянному павильону в виде пагоды. «Китайская башня», как Ирина просила сказать водителю.

В тени деревьев посетители относили к столам огромные глиняные кружки пива и картонные тарелки, прогибавшиеся под тяжестью жареных цыплят, грудинки и картофельного салата. Даже доносившийся до него запах объедков был достаточно аппетитным. Разговоры за столами и степенное насыщение создавали необычное ощущение физического довольства и покоя. Мюнхен все еще казался ему чем-то нереальным. Он вдруг осознал, что это происходит с ним не во сне, а наяву и что из кошмарного сна он попал в реальный мир.

Он боялся, что не узнает Ирину, но ее нельзя было не узнать. Глаза стали немного больше, заметно темнее, и она по-прежнему обладала внешностью, привлекающей всеобщее внимание. Каштановые волосы приобрели красноватый оттенок и были теперь подстрижены короче, четче обозначился овал лица. На черной трикотажной кофточке с короткими рукавами поблескивал золотой крестик. Обручального кольца не было.

– Опаздываешь, – упрекнула она, пожимая ему руку.

– Решил побриться, – ответил он. (Он купил одноразовую бритву и побрился на вокзале. На подбородке были порезы – следы спешки.)

– Мы уже собрались уходить, – сказала Ирина.

– Долго ехал, – оправдывался Аркадий.

– Нам со Стасом надо готовить сводку новостей, – она не волновалась, не выходила из себя, просто всем видом показывала, что у нее нет времени.

– Ничего, пока не опаздываем, – подошел с тремя кружками пенящегося пива худой как скелет мужчина в мешковатом свитере и мятых брюках с лихорадочно блестевшими глазами. Аркадий сразу же узнал в нем русского. – Я – Стас. Буду звать вас «товарищ следователь».

– Лучше Аркадий.

Скелет в свитере уселся рядом с Ириной, положив руку на спинку ее стула.

– Можно? – Аркадий указал на стул напротив и повернулся к Ирине: – Блестяще выглядишь.

– Ты тоже неплохо, – ответила она.

– Не уверен, чтобы кто-нибудь процветал в Москве, – возразил Аркадий.

Стас поднял кружку со словами:

– Выпьем. Теперь крысы бегут с корабля. Приезжают все, кому не лень. Большинство пытаются остаться здесь. В основном пробуют получить работу на Радио «Свобода» – каждый день их видим. Ладно, не нам их судить, – он проводил взглядом полногрудую девицу, собиравшую пустую посуду. – Обслуживают сами валькирии. Что за жизнь!

Аркадий из вежливости пригубил кружку.

– Я слышал, вы…

– Итак, Аркадий, у вас в жизни всякое бывало, – перебил его Стас. – Был в кругу московской золотой молодежи, потом стал членом коммунистической партии, восходящей звездой в прокуратуре, героем, спасшим нашу милую диссидентку Ирину, много лет искупал свой единственный порядочный поступок в сибирской ссылке, а теперь не только любимчик прокурора, но и его посланец в Мюнхене, имеющий возможность выследить свою утраченную любовь, Ирину. За романтику!

Ирина рассмеялась:

– Да он просто шутит.

– Догадываюсь, – буркнул Аркадий.

Занятно: на допросах его раздевали догола, сбивали с ног водой из шланга, оскорбляли и били. Но он никогда не чувствовал себя до такой степени выбитым из колеи, как за этим столом. Не говоря уже о том, что он был плохо побрит, его лицо, вероятно, выглядело глупым и красным. Очевидно, он много лет был не в своем уме, воображая, что есть какая-то связь между ним и этой женщиной, которая, судя по всему, вовсе не разделяла его воспоминаний. А в его памяти так часто вставали дни, когда они скрывались у него дома, перестрелка, Нью-Йорк. Врачи в психиатрическом изоляторе вводили ему в позвоночник сульфазин, утверждая, что он сумасшедший; теперь же, в Мюнхене, за кружкой пива, оказалось, что они были правы. Он смотрел на Ирину, ожидая любой ответной реакции, но она сохраняла полную невозмутимость.

– Не принимай на свой счет. Это же Стас, – она, не спрашивая, закурила сигарету из пачки Стаса. – Надеюсь, хорошо проведешь здесь время. К сожалению, не могу уделить тебе внимание.

• Предыдущая
• 39/94
• Следующая