Красная площадь - Смит Мартин Круз - Страница 48

• Предыдущая
• 48/94
• Следующая

– Там будет Ирина, – сказал он. – Ты же с ней так и не поговорил.

– Но она мне сказала все. Причем дважды за день.

– Думаешь, она не хочет тебя видеть?

– Похоже, что так.

– Слишком ты чувствительный для москвича. Слушай, через минуту нас заживо съедят разъяренные «порши». Садись в машину. Давай съездим.

– Чтобы еще раз испытать унижение?

– У тебя есть лучшее занятие?

Вечеринка проходила в квартире на четвертом этаже, полной, как сказал Стас, ретронацистских атрибутов. Стены пестрели красным, белым и черным цветами нацистских флагов. На полках красовались каски, железные кресты, противогазы и коробки из-под них, всевозможные боеприпасы, фотографии Гитлера, слепок его зубов, портрет его племянницы в вечернем платье, с улыбкой женщины, сознающей, что дело идет к развязке. Вечеринка посвящалась первой годовщине уничтожения Берлинской стены. Кусочки стены, бетон с вкрапленным щебнем были украшены черным крепом на манер подарков ко дню рождения. Люди разных национальностей, среди них было достаточно и русских, теснились на ступенях, стульях, диванах и курили так, что щипало глаза. Из табачного дыма, словно медуза, выплыла Людмила и, подмигнув Аркадию, исчезла.

– Где Людмила, там и замдиректора, – предупредил Стас.

У стола с напитками Рикки наливал кока-колу девушке в мохеровом свитере.

– С момента, как я встретил дочь в аэропорту, мы с ней только тем и заняты, что ходим по магазинам. Слава богу, что в половине седьмого они закрываются.

– В Америке пассажи открыты всю ночь, – сказала она по-английски.

– Хорошо владеешь английским, – похвалил Аркадий.

– В Грузии никто не говорит по-русски, – отрезала она.

– Они по-прежнему такие же коммунисты, только дуют в новую дуду, – вставил Рикки.

Аркадий спросил:

– Очень волновалась, увидев отца спустя столько времени?

– Я чуть было не ошиблась, разыскивая его машину, – она крепко обняла Рикки. – Неужели здесь нет где-нибудь американских баз с открытыми магазинами? – ее глаза загорелись при виде приближающегося молодого, атлетически сложенного американца в галстуке-бабочке, который укоризненно взглянул на Аркадия и Стаса. За спиной маячила Людмила.

– Это, должно быть, тот самый нежданный гость, который сегодня был на радио? – спросил он и крепко, без церемоний, пожал Аркадию руку. – Я Майкл Хили, заместитель директора по вопросам безопасности. Вы, конечно, слыхали, что ваш босс, прокурор Родионов, был у нас. Мы приняли его по высшему разряду, так сказать, расстелили красный ковер.

– Майкл, ко всему прочему, еще и заместитель директора по коврам, – ввернул Стас.

– Кстати, Стас, ты напомнил мне, что, кажется, есть инструкция, предусматривающая предварительное уведомление об официальных советских гостях.

Стас засмеялся.

– Служба безопасности до того завалена работой, что шпионом больше, шпионом меньше – какая разница? Разве не блестящий пример тому сегодняшняя вечеринка?

Майкл ответил:

– Мне нравится твое чувство юмора, Стас. Ренко, если захотите снова прийти к нам, не забудьте позвонить мне, – и удалился поискать белого вина.

Стас и Аркадий пили шотландское виски.

– Что сегодня отмечают? – спросил Аркадий.

– Кроме первой годовщины уничтожения Стены? Ходят слухи, что возвратился бывший руководитель русского отдела. Мой бывший друг. Даже американцы любили его.

– Тот самый, что снова перебежал в Москву?

– Он самый.

– Где же Ирина?

– Увидишь.

– Тра-та-та! – из кухни вышел хозяин вечеринки, неся в руках темный шоколадный торт с сооруженной из карамели Берлинской стеной и множеством горящих красных свечек. – С днем рождения, Конец Стене.

– Томми, сегодня ты превзошел себя! – воскликнул Стас.

– Я сентиментальный болван, – Томми принадлежал к числу толстяков, непрерывно заправляющих рубашку в брюки. – Я показывал вам мою коллекцию достопримечательностей Стены?

– О свечах забыл, – подсказал ему Стас.

Первую ноту песенки в честь необычного именинника заглушила суматоха на лестничной площадке. Все засуетились, прибыли свежие гости. Первым в дверях появился профессор, у которого Ирина на станции брала интервью. Он размотал похожий на власяницу шарф и широко распахнул дверь перед Ириной, которая словно плыла по воздуху. Аркадий представил, что она только что из хорошего ресторана, где отведала прекрасных блюд и вин. Скажем, шампанского и чего-нибудь получше борща. А возможно, приехала прямо с радио, судя по тому, как она была там разодета. Если она и заметила Аркадия, то ничем не выразила своего интереса или удивления. Следом за ней вошел Макс Альбов в том же элегантном костюме, который был на нем, когда они впервые встретились на Петровке. Все трое смеялись шутке, сказанной еще на лестнице.

– Это все Макс, – пояснила Ирина.

Все потянулись к ним, стремясь приобщиться к их компании.

Макс скромно пожал плечами.

– Я только сказал: «Чувствую себя блудным сыном».

Тут же послышались протестующие возгласы «нет!», взрывы хохота, благодарные аплодисменты. Щеки Макса пылали от подъема по лестнице и горячего приема. Он положил руку Ирины на свою.

Кто-то вспомнил:

– А торт?!

Все повернулись к столу. Свечи полностью сгорели. Леденцовая стена утонула в воске.

Торт отдавал гарью. Вечеринка, однако, оживилась и сосредоточилась на Максе. Его с Ириной усадили в центре, на диване. Они завладели всеобщим вниманием – прекрасная королева и король-космополит.

– Когда я был здесь, говорили, что я из ЦРУ. Когда я поехал в Москву, говорили, что я из КГБ. Ни до чего другого додуматься не смогли.

– Может быть, ты теперь американская телевизионная звезда, – сказал Томми, – но, черт побери, ты был самым лучшим руководителем русского отдела.

– Спасибо, – Макс принял бокал виски как знак уважения. – Однако то время ушло. Я сделал здесь все, что можно. Холодная война закончилась. Не просто закончилась – она в прошлом. Настало время переставать безудержно славить американцев, какими бы хорошими друзьями они ни были. И я подумал, что, если мне действительно хочется помочь сегодняшней России, пора вернуться домой.

– Как к тебе относились в Москве? – спросил Рикки.

– Просили автографы. А ты, Рикки, в России радиозвезда.

– В Грузии, – поправил его Рикки.

– В Грузии, – согласился Макс и, обернувшись к Ирине, сказал: – Ты – самый популярный диктор в России, – он перешел на русский. – Вы, естественно, интересуетесь, оказывал ли КГБ на меня нажим, выболтал ли я какие-нибудь секреты, которые могли причинить вред станции или кому-нибудь из вас. Отвечаю: нет. То время прошло. Я не видел КГБ и даже не встречался ни с одним из его сотрудников. Откровенно говоря, Москве не до нас. Они слишком заняты тем, чтобы выжить. Они нуждаются в помощи. Вот почему я поехал.

– Некоторых из нас ожидают смертельные приговоры, – вмешался Стас.

– Старые приговоры отменяются сотнями. Ступай в консульство и наведи справки, – Макс снова перешел на английский, чтобы его понимали все. – Возможно, самое худшее, что ждет Стаса в Москве, так это плохая еда. Или, что для него важнее, плохое пиво.

Аркадий ожидал, что Ирина с неприязнью отнесется к тому, как Макс говорил о России, но ошибся. За исключением Рикки и Стаса, он если не убедил, то, по крайней мере, очаровал всех – и русских, и американцев, и поляков. Тяжело ли ему было там, в аду? Очевидно, нет. Ни одного опаленного волоска. Наоборот, здоровый румянец знаменитости.

– Что конкретно вы делаете в Москве, чтобы помочь голодающим русским людям? – спросил Аркадий.

– А-а, товарищ следователь! – признал его Макс.

– Не надо величать меня товарищем. Я уже много лет не состою в партии.

– Правда, поменьше, чем я, – язвительно сказал Макс. – И меньше, чем многие из нас живут в Мюнхене. Во всяком случае, бывший товарищ, я доволен, что вы задали этот вопрос. У меня два дела – одно важное, другое не очень. Первое – создаю совместные предприятия. Второе – нахожу, вернее, нашел самого голодного, самого неустроенного человека в Москве и дал взаймы, чтобы он мог приехать сюда. Хотелось бы, чтобы этот человек был более благодарным. Между прочим, как продвигается ваше расследование?

• Предыдущая
• 48/94
• Следующая