Парк Горького - Смит Мартин Круз - Страница 16

• Предыдущая
• 16/99
• Следующая

– Вы следователь, звонивший мне?

– Да, – Аркадий искал, куда бы поставить свою коробку.

– Не беспокойтесь, – сказал Андреев. – Я не буду делать голову. Я больше не занимаюсь криминалистикой, за одним исключением – если дело не удалось раскрыть в течение года. Это эгоистично, но вы поразитесь, когда узнаете, сколько преступлений может раскрыть милиция без посторонней помощи меньше чем за год.

– Знаю.

После долгой паузы Андреев кивнул головой и, подойдя на своих кривых ножках к шкафу, жестом маленькой ручки обвел стоящие вокруг бюсты.

– Уж коли пришли, давайте проведу с вами маленькую экскурсию. Вот наша коллекция гуманоидов. Весьма поразительные существа. Они обычно сильнее нас физически, порой превосходят нас по объему мозга, в некотором смысле похожи на нас, но обречены на молчание из-за неумения писать тексты об эволюции, так что давайте пойдем дальше. – Быстро перебирая ножками, он приблизился к стенду с бюстом татарского кочевника. Аркадий удивился, что сразу не заметил его. Плоское худое лицо жило, но ничего не выражало. Глубокие складки на щеках, казалось, были изрезаны ветром, а не высечены резцом скульптора. Волосы, собранные в пучок, заметно обветшавшие и поредевшие, как у старого человека, рыжие усы и бородка клином. – Гомо сапиенс. Тамерлан, самый кровожадный убийца за всю историю. Череп свидетельствует о левостороннем параличе. В нашем распоряжении были также волосы и следы плесени на верхней губе, там, где росли усы.

Аркадий не отрывал глаз от татарина, пока Андреев не зажег свет внутри другого стенда, в котором находилась крупная мужская голова под грубым монашеским капюшоном. Высокий открытый лоб, длинный нос, пунцовые губы, борода. На лице – гримаса высокомерия или отвращения к самому себе. Взгляд стеклянных глаз скорее не мертвый, а погасший.

– Иван Грозный, – продолжал Андреев. – Перед смертью принял схиму и похоронен в Кремле. Еще один убийца. Отравился ртутью, которой натирался от боли в суставах. У него был неправильный прикус, так что его улыбка, должно быть, превратилась в гримасу. Вы находите его уродливым?

– Разве нет?

– Ничего необычного. Правда, в свои последние годы он избегал придворных художников, будто хотел унести свой облик с собой в могилу.

– Он был убийца, – заметил Аркадий, – но не дурак.

Они подошли к двери, через которую вошел Аркадий. Он понимал, что экскурсия заканчивается, но не проявлял намерения уходить. Андреев изучающе смотрел на него.

– Вы сын Ренко, не так ли? Я много раз видел его портрет. Вы не очень-то на него похожи.

– У меня была еще и мать.

– Вам повезло, – на лице Андреева проскользнуло выражение симпатии, лошадиные зубы сложились в подобие улыбки. – Хорошо, давайте поглядим, что вы принесли. Может быть, кто-то еще захочет этим заняться.

Андреев прошел в угол, где под лампой дневного света стоял гончарный круг. Пока он карабкался на стул, чтобы достать шнурок выключателя, Аркадий открыл коробку и за волосы вытащил голову. Андреев взял голову, положил ее на круг и мягкими движениями раздвинул длинные каштановые волосы.

– Молодая женщина, лет двадцати, европеоид, отличная симметрия, – отметил Андреев. Он оборвал Аркадия, когда тот начал было рассказывать о трех убийствах. – Не пытайтесь заинтересовать меня вашим делом: тремя головами больше или меньше – какая разница? Повреждения, конечно, необычные.

– Убийца считает, что он уничтожил лицо. Вы можете его вернуть, – сказал Аркадий.

Андреев толкнул круг, и внутри глазниц замелькали тени.

– Может быть, она в тот день проходила мимо вас, – сказал Аркадий. – Это было в начале февраля. Возможно, вы даже видели ее.

– У меня нет времени разглядывать женщин.

– У вас же особый дар, профессор. Вы могли бы посмотреть на нее теперь.

– У нас и другие делают весьма приличные реконструкции. У меня более важная работа.

– Важнее того, что почти у вас под окнами были убиты двое мужчин и эта девушка?

– Следователь, мое дело – реконструкции. Я не могу вернуть ее к жизни.

Аркадий поставил коробку на пол.

– Тогда верните хотя бы ее лицо.

Когда речь заходила о Лубянке, тюрьме КГБ на площади Дзержинского, люди переходили на шепот, однако большинство нарушивших закон и попавшихся москвичей попадали за решетку лефортовской тюрьмы, расположенной в восточной части города. Смотритель спустил следователя на лифте еще дореволюционной постройки. Где сейчас Зоя? Она сказала ему по телефону, что домой не вернется. Думая о ней, он не помнил ничего, кроме ее лица в дверях спальни на даче у Миши. Выражение торжества, будто противник слишком поторопился выложить свои козыри. Тем временем другие события шли своим чередом. Ямской затребовал у Приблуды магнитные пленки. Голову передали для реконструкции. Расследование, начатое чисто формально, постепенно разворачивалось.

В подвальном помещении Аркадий двинулся вдоль коридора с маленькими железными дверьми, похожими на дверцы топок, мимо пишущего что-то за столом смотрителя, миновал набитую матрасами комнату, из которой разило плесенью, и открыл дверь камеры, где нашел старшего следователя по особым делам Чучина. Этот скользкий человечек удивленно глазел на него, вцепившись рукой в пряжку поясного ремня. Тут же, отвернувшись, сидела плевавшая в платок женщина.

– Вы… – Чучин загораживал ее от Аркадия, но Аркадий снова мысленно увидел всю картину: распахнутая дверь, замешательство Чучина, застегивающая пряжку рука, раскрасневшееся лицо девушки, молоденькой, но некрасивой, отворачивающейся, чтобы сплюнуть. Чучин, этот лощеный человечек, застегнул пиджак, стер капельки пота на верхней губе и вытолкнул Аркадия в коридор.

– Что, допрос? – спросил Аркадий.

– Не политическая, просто шлюха, – неожиданно спокойно ответил Чучин, будто говорил о породе собаки.

Аркадий пришел к нему с просьбой. Теперь уже не было нужды просить.

– Дай-ка ключ от сейфа с твоими досье.

– Катись ты…

– Прокурору будет интересно узнать, как ты ведешь допросы, – Аркадий протянул руку за ключом.

– Кишка тонка.

Аркадий ухватил Чучина между ног, с силой сжал опадавший член следователя по особым делам, тот аж приподнялся на цыпочки, и оба посмотрели в упор друг на друга.

– Смотри, Ренко, ты за это поплатишься, – хрипло произнес Чучин, но ключ отдал.

Аркадий разложил папки на столе Чучина.

Ни один следователь не показывал своих досье другому. Каждый специализировался в своей области, а когда, случалось, дела совпадали, выделял в отдельные досье данные о наиболее ценных осведомителях. Так было всегда при ведении особых дел. Что представляли собой особые дела? Если бы КГБ приходилось арестовывать всех политических преступников, тогда их число само по себе свидетельствовало бы о наличии в стране оппозиции режиму. Лучше, если некоторых из них арестует прокуратура по обвинению в обычных преступлениях, понятных среднему гражданину. Например: «Историк Б., переписывавшийся с высланными писателями, был арестован за спекуляцию билетами на балет». «Поэт Ф., распространитель „самиздата“, был обвинен в краже книги из библиотеки имени Ленина». «Техник М., социал-демократ, был арестован за продажу икон осведомителю Г.». Такая липа была оскорблением для настоящих следователей. Поэтому Аркадий предпочитал не замечать Чучина, будто того не существовало.

Внимание Аркадия привлекли ссылки на «осведомителя Г.», «бдительного гражданина Г.», «надежного источника Г.» Добрая половина арестов в связи с торговлей иконами была подсказана одной этой буквой. Он просмотрел финансовые отчеты Чучина. Г. получил 1500 рублей, больше других осведомителей. Там же он нашел и номер телефона.

Из своего кабинета Аркадий позвонил на телефонную станцию. Номер принадлежал Федору Голодкину. Пашин магнитофон стоял рядом. Аркадий поставил новую катушку и набрал номер. После пяти звонков трубку сняли, но не отвечали.

• Предыдущая
• 16/99
• Следующая