Феникс в полете - Смит Шервуд - Страница 20
- Предыдущая
- 20/100
- Следующая
По наклону головы гностора Деральце понял, что тот смотрит на рисованный портрет покойной Кириархеи, Илары кир-Аркад. Осри тоже покосился на портрет, висевший на стене еще с тех пор, когда Деральце приходил сюда охранником юного Крисарха.
Омилов оглянулся на стоявшего в дверях сына и улыбнулся.
— Ночные духи не дают спать и тебе, мой мальчик? Заходи, попьем чаю из сон-ягод. Не было случая, чтобы он не помог мне.
— Ночные духи? — переспросил Осри. — Знаешь, папа, иногда мне кажется, что ты и сам почти веришь во все те сказки и мифы, которые изучаешь.
— То верю, то сам смеюсь над ними, — с улыбкой ответил гностор.
Вид у Осри был недовольный. Деральце вдруг припомнилась леди Ризьена в одно из редких посещений семейного поместья.
— Твой отец, Осри, — говорила она тогда сыну, — настоящий ребенок в теле взрослого мужчины. Надо же: отказаться от доли в семейном бизнесе, чтобы забавляться со всякими грязными безделушками и прочим хламом, который он навыкапывал, и хотя у него есть знакомые и в Магистерии, и в Совете Геральдики — хотя меня он с ними так и не познакомил, — он, видите ли, ни за что не опустится до того, чтобы просить у них помощи во благо семьи. Так что тебе, сын, остается страдать из-за его эгоизма.
Деральце стоял тогда рядом, ожидая выхода Брендона к завтраку; госпожа обращала на него не больше внимания, чем на мебель, но Осри выдал свои чувства легким румянцем, а позже извинился перед охранником.
— Мне надо поговорить с тобой, — сказал Осри.
— Ну? — Все еще улыбаясь, Омилов поднял на него взгляд.
— Ты сообщил кому-нибудь о прибытии Крисарха?
— «Крисарха...» — повторил Омилов. — Не так уж много времени прошло с тех пор, как вы оба гостили здесь мальчишками, и тогда ты звал его просто Брендоном.
Осри промолчал. Деральце услышал, как гностор вздохнул.
— Я никому и ничего не говорил, — ответил он наконец.
— Но хоть Архону известно, что он здесь, на нашей планете?
— Мне начинает казаться, что об этом неизвестно никому, кроме нас.
— Значит, ты просто обязан известить Архона.
— Я никому и ничем не обязан, — сказал Омилов. — Я всего-навсего вышедший на пенсию учитель.
— Но я — нет, — возразил Осри. — По-моему, мой долг прост и ясен. Я должен послать рапорт, просто я не хотел делать этого без твоего ведома: в конце концов, это твой дом.
Омилов задумчиво потер подбородок.
— Боюсь, ничего у тебя не выйдет. Я был бы очень удивлен, если бы Деральце не заблокировал уже наш коммуникатор.
Деральце усмехнулся про себя, услышав, как Осри возмущенно втянул воздух.
— Но это же незаконно!..
— Законы, — наставительно произнес Омилов, — созданы для того, чтобы действовать в обычных обстоятельствах. Я начинаю верить в то, что Брендона сюда привело что-то из ряда вон выходящее, и я намерен узнать, что именно. А уже тогда я буду действовать так, как сочту нужным.
С минуту Осри стоял молча.
— Но когда мое увольнение кончится...
— Ты поступишь так, как сочтешь нужным сам, — кивнул Омилов. — А до тех пор позволь мне самому разбираться с этим.
— Что ж, раз так — спокойной ночи.
— Спокойной ночи, сын.
Деральце отступил в тень. Осри прошел мимо него быстрым шагом, не глядя по сторонам. Деральце выждал мгновение, потом вышел следом.
Когда Осри вышел, глаза Омилова продолжали глядеть на красивое круглое лицо в короне вьющихся золотых волос, хотя мысли его роились вокруг молодого человека, спавшего сейчас в гостевой комнате.
— Ах, Илара, — пробормотал он. — Должен ли я остановить его? Как бы ты посоветовала мне поступить?
Голубые глаза на вечно юном лице глядели куда-то в невидимую ему даль, на губах играла легкая полуулыбка, маленькие пухлые руки покоились на бесценной книге древних стихов. Она отдала жизнь служению долгу, пав жертвой человека и мира, для которых поэзия и смех были лишь слабостями, подлежащими немедленному искоренению, и Тысяча Солнц обеднели, лишившись ее.
Он думал о её старшем сыне, превратившемся в такого же тирана, каким был когда-то его дед.
«Геласаар любит его, верит ему и не замечает ничего. Гален замкнулся на Талгарте, а теперь вот Брендон, похоже, сбежал... Как нам не хватает тебя, Илара».
Омилов ушел в невеселые воспоминания о тех сумбурных страстях двадцатилетней давности: эйфории после победы при Ахеронте, милосердии Панарха к поверженному противнику и жестокой мести Должара, обрушившейся на первую же мирную делегацию. Возглавляла её Кириархея Илара.
Не стоило Геласаару щадить его...
На глаза Омилова навернулись слезы, и он недовольно смахнул их рукой, не сводя глаз с портрета. Портрет слегка расплылся в волшебной ауре; казалось, запечатленная на нем молодая женщина вот-вот вздохнет, поднимет на него взгляд и улыбнется. Потом ощущение близости, присутствия прошло, и он снова остался один. Он вздохнул и медленно процитировал вслух строки поэта, которого Илара любила более других:
6
Хрим чака-Ялашалал нетерпеливо ерзал в командирском кресле, почесывая себя под лопатками. Тяжелая золотая цепь, висевшая поверх расстегнутой рубахи, позвякивала под его пальцами.
На мостике «Цветка Лит» стояла тишина, только шелестел негромко поток воздуха из тианьги, да время от времени пищал монитор единственного занятого пульта: маясь скукой от долгого ожидания, Эрби снова резался с компьютером в фалангу. С командирского места Хриму был хорошо виден его профиль — длиннолицый скантех прикусил губу, низко склонившись над клавиатурой.
«Этот гребаный сопляк, поди, снова запрограммировал компьютер на постоянный проигрыш — его обыграет без труда даже малый ребенок».
Впрочем, Эрби не имел себе равных в умении нюхом чуять едва воспринимаемые приборами следы возмущенной энергии, оставляемые кораблями, на которых охотился «Цветок Лит». Кривозубый рифтер с вечно отсутствующим выражением на прыщавом лице сполна окупал все свои недостатки, не раз и не два спасая их от мощных, хищно-изящных судов панархистского флота в смертельной игре в кошки-мышки, которую они с ними вели.
При всем при этом он был не самым приятным напарником, которого Хрим выбрал бы для долгой вахты. Неожиданный отбой нападению на Малахронт и ничем не объясненное перенацеливание на Шарванн — планету, стратегическая ценность которой равнялась нулю, — выводили рифтерского капитана из себя. Неужели должарцы разгадали его замыслы?
Хрим покосился на висевший над рядом пультов обзорный экран. С экрана смотрели на него, словно издеваясь, звезды на подкладке из черного бархата. Пустота космоса нарушалась только бледными кругами, обозначавшими корабли, так же, как и они, зависшие в ожидании. Он терпеть не мог ждать вот так, сидя черт-те где, не имея даже возможности спрятаться за каменным или ледяным астероидом, передавая позывные, которые может услышать любой кому не лень. Даже при том, что он то и дело перебрасывал корабль из стороны в сторону на несколько световых минут, чтобы его труднее было запеленговать по сигналу, он все равно нервничал. И новые ароматы и воздушные потоки, которые запрограммировал в тианьги Норио, не помогали ему расслабиться.
Он снова представил себе почти законченный постройкой линкор на Малахронтских верфях и в который уже раз себя самого на его мостике. И ничего, что никому из рифтеров не удавалось еще захватить одно из этих практически неуязвимых судов. «Я буду первым, — злобно поклялся он, вспоминая мерзкую ухмылку Барродаха, когда тот отдавал новые распоряжения. — Буду, нравится это должарцам или нет». Он надеялся только, что на Малахронт не отправят кого-то другого.
- Предыдущая
- 20/100
- Следующая
