Спасенное сокровище - Ихенхойзер Аннелизе - Страница 34

• Предыдущая
• 34/40
• Следующая

Он вспомнил об оружии, которое вот так же было спрятано после боев 1920 года.

— Такие уж у нас стены. — Он щелкнул крольчиху по носу. — Хорошие стены, верно?

Ударил гром. В его раскатах потонул стук молотка по зубилу. Сквозь щели сарая сверкнул призрачный свет молнии. Дождь барабанил по крыше сарая. Дверь со скрипом качалась на ветру.

Теперь отверстие было достаточно велико. Брозовский засунул туда свой сверток, закрыл его дощечкой и замазал цементом. При свете молний он осмотрел заштукатуренное место, соскреб лишний цемент и подмигнул крольчихе:

— Ты довольна, Снегурочка? Поди-ка посмотри сама.

Он тихо щелкнул языком, подзывая зверька. Тот подбежал, хотел прыгнуть в привычную дыру, но ткнулся мордочкой в цемент и удивленно обнюхал замазанное место.

— Теперь там лежит наше знамя, — тихо и радостно сказал Брозовский. — И об этом знаем только мы с тобой, а мы никому ничего не скажем. Пусть нацисты ищут его, пока не лопнут от злости.

Петер, перемахнув через забор, исчез так же бесшумно, как и появился. Душу его жгла великая тайна. А в те времена хранить тайны было нелегко.

Брозовский дружески потрепал Снегурочку по спинке и закрыл дверь сарая. Вернувшись в дом, он поставил горшок под плиту, поднялся по скрипучей лестнице, залез в кровать и, накрывшись одеялом, облегченно вздохнул.

Минна спала. За окном шелестел дождь и ветер неистово раскачивал ветви тополя. В комнате после грозы уже не было душно.

Брозовский спокойно уснул.

Прошло три дня. Группенлейтер Шиле долго стучался в дом Брозовских, там не было ни души. Он постучал в кухню. Никакого ответа. На кухонном столе стоял разобранный радиоприемник. Шиле прошел во двор. Никого. Только из сарая доносился какой-то шорох. Он приоткрыл дверь и увидел Брозовского.

Отто, кормивший кроликов, удивленно взглянул на вошедшего. Шиле? Собственной персоной? Ну и разжирел же он!

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, штейгер.

Шиле откашлялся.

— Старший штейгер, — поправил он.

— Ах, да, старший штейгер. Кстати, поздравляю.

Как любезно Шиле потряс ему руку! Что еще задумал этот пройдоха?

— Я слышал, вы прекрасно разбираетесь в кроликах, господин Брозовский, — сказал Шиле и сунул нос в крольчатник.

Брозовский испугался. На секунду у него замерло сердце. Чего хочет Шиле? Что это, простая случайность? Свежезамазанное место еще явственно проступало на стене.

Шиле просунул голову еще глубже. Снегурочка испуганно отскочила к стене и прижалась к тому месту, где еще недавно была дыра. Шиле с интересом следил за ней. Волосы его почти касались стены.

Брозовский настороженно ждал, что будет дальше.

— Разводить кроликов очень просто, — сказал он, надеясь, что непрошеный гость уберется наконец из крольчатника.

Шиле не пошевельнулся. Тогда Брозовский тронул его за плечо.

— Простите, но к кроликам нельзя подходить так близко. Вдруг у вас насморк, кролик заразится и подохнет, — сказал он шутливо.

Шиле полез обратно и — бац! — ударился головой о решетку.

— Правда? — недоверчиво спросил он, потирая затылок.

— Конечно.

Штейгер не мог понять, шутит Брозовский или говорит серьезно.

— А я к вам как раз по этому поводу, господин Брозовский. У меня кролики дохнут один за другим. Вот вы сейчас сказали про насморк, я и подумал: у жены уже больше месяца не проходит насморк. Может, в этом все дело?

— Ну конечно, не удивительно, что у вас кролики дохнут, — серьезно подтвердил Брозовский.

— Что вы говорите! Вот интересно. Нужно это продумать как следует, — сказал штейгер. — Вот видите, я сразу решил: «Надо пойти к Брозовскому. Уж он-то сумеет дать мне совет насчет кроликов».

«Что это — ловушка?» — подумал Отто Брозовский и прочитал штейгеру целую лекцию о разведении кроликов и уходе за ними. Тот поблагодарил с притворной любезностью и вдруг фамильярно обнял Брозовского:

— Знаете, что я еще хотел вам сказать, Брозовский?.. Поступайте-ка к нам в штурмовики.

— Я? — переспросил Брозовский. «Так вот откуда ветер дует!» — подумал он про себя и засмеялся: — Вы же знаете, у меня свой взгляд на вещи.

— Это я уже давно знаю. — Штейгер многозначительно кивнул. — Но теперь многие меняют свои взгляды. Подумайте об этом. Ведь вас здесь все знают. Если вы придете к штурмовикам, за вами последуют и другие шахтеры.

— Знаете что, господин Шиле… — Брозовский с минуту помолчал. — Рабочие знают меня, и они никогда бы не поверили, что я изменил своим убеждениям.

Тогда штейгер пустил в ход свой главный козырь:

— Я хочу вам только добра, Брозовский. Ведь той мелочи, которую вы зарабатываете на починке приемников, вам не хватает даже на хлеб. А вы настоящий горняк. Неужели вам не хочется опять спуститься в шахту?

«Вот негодяй! — подумал Брозовский. — С ним надо держать ухо востро».

— Поразмыслите над тем, что я сказал, господин Брозовский, — продолжал Шиле, — переходите к нам, и все старое будет забыто.

«Все будет забыто»! Перед глазами Брозовского встали замученные пытками товарищи. Забыть? Никогда! Надо всегда помнить об этом и бороться! Теперь, когда его освободили, он в двойном долгу перед товарищами. Он задумчиво покачал головой и повторил:

— Как вы это себе представляете, господин Шиле? Разве можно в один день изменить свои взгляды?

— Но, разумеется, мы дадим вам время подумать.

— Это другое дело. — Брозовский кивнул. Загибая пальцы, он стал считать. — Раз, два, три… одиннадцать, двенадцать. Двенадцать лет я состоял в коммунистической партии… Я тяжел на подъем, господин Шиле. Для того чтобы освоиться с вашим мировоззрением, мне нужно по крайней мере десять-пятнадцать лет. — Брозовский улыбнулся.

Шиле проглотил пилюлю и попытался пошутить:

— Для тысячелетней империи даже десять лет не срок, но, может быть, вы решитесь побыстрее. — Он попрощался. — Я приду еще. А пока… если у вас будут вопросы относительно нашей программы, обращайтесь ко мне.

«Мне стоит лишь подумать о тебе, и я уже знаю, как выглядит ваша кровавая программа», — подумал Отто Брозовский, провожая непрошеного гостя до калитки.

«Упрямая башка! Недаром мы так и не дознались, где знамя», — подумал Шиле, шагая по улице.

И вдруг его по голове ударил мяч.

— Хулиганы! — заорал Шиле, поднял мяч и зажал его под мышкой.

Подбежавшим мальчишкам не оставалось ничего другого, как попросить извинения у разъяренного группенлейтера. Самый храбрый выступил вперед:

— Мы ведь не нарочно, господин Шиле. Пожалуйста, отдайте нам мяч.

Шиле собрался уже было разразиться проповедью, но этот мальчуган с умными серыми глазами показался ему знакомым.

— Ты кто такой?

— Петер Брахман.

— Брахман? — Шиле вспомнил забойщика, который высмеял его когда-то перед всеми, потом обвал в шахте. Был, кажется, один убитый… Брахман. — Лет шесть назад во время обвала погиб какой-то Брахман. Он тебе не родственник?

— Мой отец, — кивнул Петер.

— Так это был твой отец, — задумчиво проговорил Шиле. — Твой отец, так, так.

«Что ему от меня нужно?» — недоумевал Петер.

— Твой отец был, кажется, другом Брозовского?

— Да, он был его лучшим другом, — с гордостью подтвердил Петер. — Он знал, что сейчас, когда Брозовского преследовали, многие отрицали свою дружбу с ним, и поэтому поспешно добавил: — Я тоже дружу с Брозовским. Он мне как отец.

— Так, так, — криво усмехнулся Шиле и, рассчитывая захватить мальчишку врасплох, неожиданно выпалил: — Значит, ты знаешь, где знамя?

Петер вздрогнул и побледнел. «Он знает, что я все видел. Но ведь тогда, ночью, во дворе никого не было. Ни души. Откуда же он узнал? А может, он просто хочет поймать меня? Но он сказал это так уверенно…»

Шиле, следивший за мальчуганом, словно кошка за мышью, подметил беспокойство в его ясных серых глазах.

• Предыдущая
• 34/40
• Следующая