Любовь дикая и прекрасная - Смолл Бертрис - Страница 11

• Предыдущая
• 11/138
• Следующая

Стоя, он быстро спустил свои короткие штаны, а затем снова бросился на нее. Губами он нашел ее рассерженный рот и безжалостно впился в него. Скользнув Катрионе промеж ног, граф закинул их себе на плечи и спрятал голову между ними. По мере того как бархатистый язык графа ласкал и щупал ее, вопли ужаса постепенно переходили у девушки в звуки пристыженного желания.

— Патрик! Патрик! — кричала она. — Нет! Пожалуйста! Ох, Боже мой! Нет!..

Она отчаянно пыталась ускользнуть от требовательного рта, который обсасывал ее, уйти от мучившего ее языка.

Но большие и сильные руки графа удерживали ее округлые бедра железной хваткой, и Патрик наслаждался, посылая по ее телу волны огня и боли. Рыдая, Катриона попыталась не позволить ему наслаждаться ее оргазмом, но он все-таки сумел дважды его добиться. Затем, посмеиваясь, Гленкерк забрался на нее и протиснулся глубоко внутрь, чтобы излиться самому. Не желая того, девушка страстно корчилась под ним. Кончив, граф откатился в сторону и сказал холодно:

— Это, дорогая моя, был урок номер один.

Девушка отползла на угол кровати и молча плакала. Ее плечи тряслись от унижения. Патрику очень хотелось схватить строптивую суженую в объятия и утешить ее, но он был убежден, что малейший признак мягкотелости с его стороны все погубит. Не желая ломать ее дух, он, однако, хотел быть хозяином в собственном доме.

Но Катриона была слишком неопытна, чтобы использовать те хитрые средства, какими женщина может управлять мужчиной так, чтобы тот об этом даже не догадывался.

Патрик удивился бы, если бы узнал, что невеста плачет вовсе не из-за того, что он с ней сделал, а из-за того, что он взял над ней верх.

Граф снова заключил Катриону в объятия и стал играть с ее грудью.

— Нет! — возмутилась она.

Патрик, не обращая внимания, вместо ответа сжал мягкую плоть ладонью.

— Боже, — прошептал он, приблизив свое лицо. — Боже, ведь у тебя самые нежные соски, какие я когда-нибудь видел.

Руки графа ласкали трепещущий живот возлюбленной, но едва он двинулся дальше вниз, как девушка вскрикнула:

— Нет! Больше нет!

Улыбаясь, он приподнялся на локте и посмотрел на невесту. Рука протиснулась у нее между ног, и пальцы двигались, не переставая.

— Разве тебе не понравился первый урок, голубка?

Извиваясь, она попыталась отползти.

— Когда я скажу своему отцу, что ты меня изнасиловал, он убьет тебя.

— Нет, моя ласковая. Он благословил меня делать с тобой все, что захочу. Лорд Хэй знает, что в конце концов я выполню свое обязательство и женюсь на тебе. Это все, что ему надо.

Катриона понимала, что Патрик прав, и это бесило ее.

Меж тем граф затянул ее под себя и целовал израненный рот до тех пор, пока она не закричала от боли. Губы Патрика стали мягкими. Бедра девушки раздвинулись от прикосновения его разбухшего члена и жадно выгибались ему навстречу.

— Боже, Кат, ты прямо голодная сучка! Сомневаюсь даже, чтобы Фиона была такой горячей.

Катриона изо всех сил колотила кулачками по его гладкой груди, но он опять засмеялся, а затем неспешно стал превращать ее сопротивление в покорность. Наконец, утомившись, он впал в глубокий сон. Поскольку в таком положении ускользнуть ей было невозможно, она тоже уснула.

В ранний утренний час Патрик разбудил Катриону и снова овладел ею. С непривычки ее молодое тело болело.

Понимая это, он приволок в спальню высокий дубовый чан и поставил его перед камином. Под изумленным взглядом своей невесты он принялся таскать ковшами горячую воду, пока не наполнил чан до самых краев. Откуда-то появился кусок благоухающего мыла. Подняв суженую на руки, граф посадил ее в воду.

— Ты пахнешь борделем, — заметил он.

— Тогда ты должен чувствовать себя как дома, — парировала она.

Сорвав с кровати простыни, Патрик выбросил их в коридор и застелил постель свежим бельем, пахнущим лавандой.

Затем он исчез и через несколько минут вернулся с наполненным бокалом. Катриона уже вылезла из чана и сидела перед камином, завернувшись в полотенце.

— Выпей.

— Что это?

— Сладкое красное вино со взбитым яйцом и травами.

Это было восхитительно. Сняв с нее влажное полотенце, он поднял обнаженное тело, перенес на кровать и положил на прохладные простыни, укутав пуховым одеялом.

— Спи, милая. У тебя была долгая ночь.

Патрик наклонился и поцеловал ее в лоб.

— Куда ты идешь? — спросила Катриона. Но прежде чем граф успел ответить, она уже заснула.

Патрик Лесли внимательно разглядывал спящую девушку. Он размышлял о том, как сильно любит ее, вспоминал, как испугался, воображая всевозможные ужасы, когда она убежала от него. Больше он никогда не даст ей случая убегать, и, конечно же, она не узнает, каковы его истинные чувства к ней: женщин лучше держать в неопределенности.

Но как ему самому вынести, если Катриона вдруг снова скажет, что ненавидит его?

Патрик принял ванну, оделся и пошел вниз на кухню.

Конолл поднялся со скамейки.

— Сиди, парень, — сказал граф. — Эллен, любовь моя, положи мне миску такой же овсяной каши, которой так наслаждается твой брат.

Служанка поставила перед ним еду.

— Конолл, я хочу сегодня съездить в Гленкерк и привезти кое-какую одежду для себя и для госпожи Катрионы.

Мы останемся здесь на несколько недель. Эллен, ты скажешь, что ей нужно, и я запишу.

— Я умею читать и писать, милорд, — обиженно сказала Эллен. — Если вы не возражаете, я бы предпочла сама написать леди Хэй.

— Прекрасно, Эллен, — улыбнулся Патрик. — Не сердись, цыпочка, и не ругайся. Ты же знаешь, что я люблю ее.

— Вы били ее, милорд?

— Десять ударов по ее сочному заду. В своем доме хозяином буду я, Эллен.

— Всего десять?

— Всего десять, — ответил он. — Она заслужила больше, но я милосерден.

— Да, — согласилась Эллен. — Она заслужила больше.

Однако, когда она была ребенком, бить ее было бесполезно. После этого она дерзила вдвойне. — Она надеялась быть услышанной.

— Она не изменилась, — засмеялся Патрик.

Эллен написала записку, попросив леди Хэй прислать несколько смен нижнего белья, две мягкие льняные блузы, полдюжины тончайших шелковых ночных рубашек из приданого Катрионы, бархатный пеньюар, тапочки и несколько кусков ароматного мыла. Покидая Гленкерк, беглянка не забыла захватить с собой щетку и гребень для волос, а также зубную щетку, которой их всех научила пользоваться прабабка. Эллен вручила графу свой длинный список.

— Это немного, но я останусь здесь, чтобы обстирывать ее. — Ноша невелика, справится один брат.

— Славная ты девушка, — похвалил Патрик и повернулся к Коноллу. — Отведи Бану обратно в Гленкерк и кобылу твоей сестры тоже. Пусть здесь останутся только две наши лошади.

— Ох, милорд, — взмолилась Эллен. — Не отбирайте у нее Бану. Кат так любит ездить верхом.

— Она получит кобылу обратно, когда мы вернемся в Гленкерк. Чем больше лошадей я здесь оставлю, тем быстрее она сможет убежать от меня. Но я постараюсь не предоставлять ей такой возможности. Мы останемся в этом доме, пока она не понесет моего ребенка. Вот тогда я заберу ее домой и женюсь на ней.

Эллен вздохнула.

— Она очень рассердится, милорд.

— Поскольку я намереваюсь здесь кормиться охотой на оленей, то сумею переждать ее гнев в лесу, — холодно ответил граф.

Катриона проснулась пополудни. Конолл только что вернулся, выполнив поручение, и, открыв глаза, она увидела Эллен, стоявшую возле небольшого платяного шкафчика.

— Что ты делаешь? — сонно спросила Катриона.

— Убираю ваши одежды, любимая моя, Конолл привез их из Гленкерка.

У Катрионы сон как рукой сняло.

— Где Патрик?

— Уехал на рассвете. Сказал, будет выслеживать оленя для нашего стола.

— Дай мне чистую рубашку и бриджи, Эллен. Хотя уже поздно, я поскачу на утреннюю прогулку.

Катриона перекинула ноги через край кровати. Эллея глубоко вздохнула.

— Не могу, госпожа, и не стоит трудиться изливать на меня свой гнев. Милорд отослал вашу Бану и мою Рыжуху домой в Гленкерк.

• Предыдущая
• 11/138
• Следующая