Слепой секундант - Плещеева Дарья - Страница 5

• Предыдущая
• 5/94
• Следующая

— А «проклятые письма» — это что такое? — спросил Андреи.

— Письма, которые Маша писала любовнику своему! У моей невесты — незаконнорожденное дитя, и об этом по милости моих теток, будь они неладны, уже знает весь Петербург!.. Вот в чем беда — а если бы подлая тварь принесла их мне, я бы… я не знаю… Я бы сперва поговорил с Машей… — Венецкий был в полном смятении.

— Вы бы выкупили эти письма?

— Да, конечно! Что бы там ни было… прежде всего — честь! Обошлось бы без шума! — вдруг выкрикнул Венецкий. — Да, клянусь вам, так и скажите Беклешову! Я бы не допустил Машиного позора! А сейчас… сейчас…

— Вы бы прочитали эти письма? — продолжал Андрей.

— Господи, да я бы прочитал любую мерзость сейчас, лишь бы понять, куда она пошла! Отец выгнал Машу из дому! Он и вещей взять не позволил! Я помчался к ней, едва отвязался от моей безумной матушки… А ее-то и нет… Девка ее, Дуняшка, еле ко мне выскочить исхитрилась… Она — здесь, у Беклешова? Да что ж вы молчите, сударь?

— Здесь ее нет. А кабы пришла?

— Я спрятал бы ее в безопасном месте. Я побегу дальше искать ее…

— Подлец! — Гриша резко отворил двери угловой комнаты и стоял на пороге, едва не скрипя зубами от злости.

— Ты неправ! Потому я тебя прощаю! — крикнул ему Венецкий.

— В прощении твоем не нуждаюсь! Ты — тряпка! Дитятко, матушка розгой пригрозила?! Мы будем драться, слышишь?

— Изволь! Присылай секундантов!

— Соломин, секундантом будешь ты!

Этот обмен выкриками случился так быстро, что Андрей и слова сказать не успел. Лишь после того, как Гриша назвал его секундантом, дуэлянты перевели дух — и дали ему несколько мгновений.

— Беклешов, это невозможно. Ищи зрячего. От меня проку мало…

— Никого искать не стану. Ты знаешь, в чем дело, а другому объяснять — нет! Не желаю!

— Но я услышу разве что звон шпаг.

— Этого довольно, У вас найдутся две шпаги одинаковой длины, сударь? — спросил Гришу Венецкий с ледяной вежливостью.

— Непременно, сударь. Стойте тут, я принесу. — Гриша побежал к себе в спальню, где, надо полагать, хранил весь свой арсенал.

— Это нелепица, граф, — сказал Андрей. — Уходите, ради бога…

— Он оскорбил меня! — Венецкий сбросил шубу и стал выпрастывать руки из кафтана. — Ах, черт, как давно я не был в зале… А он, поди, каждый день фехтовал…

— Позвольте мне примирить вас. Хотя бы…

— Нет. Справлюсь.

— Вот они, — Гриша, войдя, протянул Соломину две офицерские шпаги, эфесами вперед, и помог их взять. — Сравни длину. Ведь одинаковы клинки? Это — все, что от тебя нужно.

— Сдается, да, — проведя по ним ладонью, ответил Андрей. — Но тут не место для шпажного боя. Вам и в меру встать невозможно. А если придется отступать? Я знаю твои комнаты — они и двух саженей в длину не будут.

— Значит, деремся на заднем дворе. Не то понабегут доброхоты. И будет нам вместо дуэли полковая гауптвахта, — Гриша рассмеялся. — Дядя Еремей, ты куда спрятался? Веди барина с нами на двор!

Венецкий и Гриша выбежали во двор, сильно озадаченный Еремей вывел следом своего барина. Вечер был морозный, медленно падал легкий снежок, словно снеговая туча в небесах еще не решила, просыпаться ей сейчас или погодить до ночи.

— Это что? — спросил Венецкий, увидев большой темный круг на снегу от недавно вычищенного ковра. — Это нам, пожалуй, подойдет. Становитесь в позитуру, сударь. Господин Соломин, дайте знак хлопком в ладоши.

— Вы оба взбесились, — ответил Соломин. — Может, хоть на морозе остынете.

— Соломин, я Христом Богом заклинаю тебя, — взмолился Гриша. — Если я не буду биться за свою сестру, то кто же? Другого защитника у нее нет! Да решайся ты, наконец, не то мы оба замерзнем! Мы же в одних камзолах!

— Вы — два дурака. Вас столкнули лбами…

Андрей собирался что-то умное сказать о подлинном виновнике беды, о тайном виновнике, но Гриша был уже невменяем.

— Тебе-то чего бояться? — крикнул он. — Ты трус, да? Соломин, ты трус?

Этот нелепый упрек Андрея разозлил, и он хлопнул в ладоши. Тут же звякнули клинки.

Дуэль под снегопадом была красива — до той поры, когда Гриша сделал выпад, а Венецкий как раз оступился на снегу. Обороняясь, граф неловко взмахнул шпагой, и острие чиркнуло по Гришиной шее. Из раны вылетела пульсирующим фонтанчиком алая кровь.

— Батюшки мои! — закричал Еремей и кинулся зажимать рану, призывая во весь голос Ивашку, чтобы нес бинты, платки, все, что подвернется под руку.

— Это пустяки, — сказал, отталкивая его, Гриша. — Я готов биться дальше!

— Нет, нет! — перебил его Венецкий. — Тебе нужна помощь, не кобенься…

— Я убью тебя!

— Да хоть ты ему скажи, Андрей Ильич! — закричал Еремей. — Это ж — так же, как у поручика Гольтяева было! В минуту вся кровь выхлестала!

— Нет, я буду биться! Еще чего, царапина!.. — тут Гриша опустил шпагу, левой рукой ощупал горло и увидел, что вся рука — в крови. — Господи… — прошептал он, наконец-то испугавшись. — Да что ж это?.. Ведь царапина… Что со мной? Еремей, держи меня…

— Надо жилу пережать! — вспомнил Андрей.

Гриша покачнулся, отбросил шпагу:

— Царапина… а голова кружится…

— Еремей, Венецкий, несите его в дом! — закричал Андрей. — Уложите!.. Жилу пережмите!.. — и сам устремился на помощь другу, совершенно забыв, что стоит на крыльце.

Слетев со ступенек и оказавшись на коленях, Андрей пополз на Еремеев голос. Ему казалось, будто он знает, как пережимают кровяную жилу; казалось, будто руки сами по милости Божьей совершат все нужное. А Гриша повис на Еремее, и тот от растерянности позволил раненому опуститься на снег. Венецкий от потрясения онемел и окаменел. Андрей полз на коленях и вдруг наткнулся на Гришины ноги.

— Соломин, я умираю… — отчетливо выговорил Гриша. — Пить… Пить дай…

Андрей сгреб ком снега, наугад поднес к его губам. Это оказалось уже бесполезно.

— Соломин… — прошептал Гриша. — За Машу… ты… бейся…

— Я не желал, я не желал! — вдруг закричал Венецкий. — Господи, Гришенька… как это?.. Не желал, вот как Бог свят!..

— За меня… — еле слышно сказал Гриша. Это были его последние слова.

Потом началось столпотворение. Венецкий рыдал. Наконец-то прибежавший Ивашка поднял крик. Еремей, убедившись, что Грише уже не помочь, стал поднимать своего питомца.

— Венецкий, где вы? — спросил Андрей. — Уходите… Уходите, черт бы вас побрал!

Потом был неприятнейший разговор с появившимися офицерами — измайловцами.

— Соломин, кто был этот негодяй? — спрашивали они.

— Почем мне знать. Я не видел его. И по голосу не опознал, — отвечал Андрей. — Одно знаю точно — этого голоса я до поединка не слышал.

— Но повод, повод?..

— Честь. По крайней мере, так я понял. Я лишь вчера приехал, господа. И не имел случая как следует поговорить с Беклешовым. Одно знаю — именно он вынудил противника к бою.

Еремей, видя странное поведение барина, держался той же линии: противник ему незнаком, куда подевался — неведомо.

Наконец полковой врач освидетельствовал тело и велел везти его на съезжую — дуэль с точки зрения полиции была убийством, и жертва с убийцей отныне числились по ведомству управы благочиния. Андрей и его дядька остались одни.

— Отчего ты, Андрей Ильич, этого аспида выгораживал?

— Оттого, что молодой дурак. Не сумел отступить… Принял к сердцу беклешовские вопли… Коли захочет — сам явится в часть. Я его выдавать не стану. Понимаешь, дяденька, я в этом деле — секундант. Объяснить этого я никому не смогу — решат, что спятил. Какой из меня секундант?.. Принеси вина, — подумав, велел Андрей.

— Доктор запретил.

— К черту доктора.

Но Еремей не послушался, а помог барину раздеться, обтер его мокрым полотенцем и переодел в чистое.

— Что, коли придет Маша? — говорил Андрей. — Господи, что я ей скажу?.. Налей вина, хоть чарку. Не понимаешь, что ли?.. Ежели она придет, а меня тут не будет, то вся надежда на Венецкого. Вдруг он додумается, где ее искать?

• Предыдущая
• 5/94
• Следующая