Слепой секундант - Плещеева Дарья - Страница 82

• Предыдущая
• 82/94
• Следующая

Петергофскую дорогу уже стали сравнивать с дорогой от Парижа до Версаля, она и на вид была совершенно не российской — верстовые столбы почти всюду заменили мраморными пирамидами, кони могли скакать резво, не боясь опасных ухабов. Кучер Евгении разогнал коней, и сани неслись сквозь весеннюю метель. Следом, скрытые снежной пеленой, скакали охотники, за ними — возок и сани Венецкого. Время от времени Савка подавал голос — волчьим воем сообщал, что все в порядке, погоня продолжается.

Андрей испытал некоторое облегчение — чем дальше от Екатерингофа уносился возок, тем веселее становилось на душе: он ошибся, он зря подозревал незнакомку, ее словам можно было верить!

Издалека донесся колокольный звон.

— Крестный ход начинается, — сказала Маша, — а мы здесь, мы невесть кого преследуем…

— Вот это и есть наш с тобой крестный ход, — огрызнулся Андрей. — Крестный бег! Ты думаешь, мы только за Гришу хотим посчитаться? Мы хотим город от гадины избавить. Вот как этот «царь на коне», — Соломин показал монету. — Маша, пойми — нельзя на полпути останавливаться!

— Ты убьешь Евгению?

— Я ее Шешковскому сдам. Она, чай, во многих знатных домах наследила.

Машино молчание означало сомнение.

Возок слегка занесло на повороте, но Тимошка справился. Андрей представил себе, как парень сейчас доволен: и езда не хуже ямской гоньбы, и Венецкий обещал, когда все дела уладятся, отдать ему Дуняшку. У Тимошки был свой полег сквозь весеннюю метель, только у него-то это был полет к счастью…

— Который час? — спросил Андрей.

Дорогие часы, подарок мужа, были приколоты к Машиному корсажу на цепочке-шатлене. Она расстегнула шубку, достала их — но не смогла рассмотреть циферблат.

— Да уж за полночь, поди, — сказала она. — Тогда — что же? Христос воскресе?

— Воистину воскресе, — подтвердил Андрей и поцеловал Машу в щеку. — Жаль, крашеного яичка нет.

— Завтра на торгу корзину яичек тебе купим — христосоваться…

— И куличей, и пасху нарядную…

— И за стол… как семья…

У них сейчас было на двоих одно воспоминание — о том, чего наяву с ними не случилось: маленький Андрей, в нарядном кафтанчике, причесанный по-взрослому, с тонкой белой косицей и букольками, и маленькая Маша, одетая тоже по-взрослому, в длинное платьице со шнурованьем, нарумяненная, как большая, но с прической детской, с обычной косой, стояли, взявшись за руки, в дверях большой столовой, и из туманной глубины им улыбались отец и мать, общие отец и мать, причем и Андрей не мог разобрать толком их лиц, и Маша — тоже.

Возок летел за всадниками, и время летело. Откуда-то опять донесся колокольный звон, предваряющий литургию, и близилось утро — апрель, светать начинает в половине седьмого. Андрею казалось, что он непременно в это утро увидит свет…

Вдруг восторженный хор волчьих голосов долетел сквозь метель.

— Это что? — встревожилась Маша.

— Они ее куда-то загнали. Потерпи, немного уж осталось. — Андрей, высунувшись в окошко, закричал кучеру: — Скорее, скорее, скорее!

Однако Тимошка уже видел, где стоят на дороге всадники, и, не желая проскочить мимо них, стал унимать коней.

Возок остановился. Еремей, соскочив с запяток, распахнул дверцу:

— Ну, кажись, поймали пташку! Выходи, сударик мой.

Подъехал и Венецкий.

— Соломин, с тебя причитается! Спирьку благодари — он первый углядел, что сани поворачивать собрались.

— Куда поворачивать?

— Там дача в глубине двора стоит, и ворота — не сразу на дороге, к ним ведет аллея. В нее с разбегу не нырнешь, придержать коней надобно. Ну, ее кучер придержал, а я крикнул молодцам, мы как метнулись вперед — ух! Отрезали, перехватили! — Венецкий был совершенно счастлив, но не тем, что удалось изловить врагиню, — он радовался, что жена видит, как он лихо вел в погоне своих молодцов, как прекрасно справился с делом.

— Где она? — спросил Андрей.

— Вон там. К воротам мы ее не пустили, так она из саней выскочила, обратно повернула, мимо Савки проскочила… Вон, вон бежит…

— Куда еще бежит?

— А по дороге, в Петергоф. Соломин, не бойся, далеко по грязи не уйдет. Там, повернись направо чуток.

Андрей медленно пошел следом за Евгенией. Кое-где было скользко, но он удерживался на ногах. Дядька бросился следом — подставить плечо, но Андрей легонько оттолкнул его. Он должен был идти сам. Это была его погоня.

Тимошка по знаку Венецкого поехал следом. Охотники пустили коней шагом. Сани потащились за возком. Образовалась процессия, на манер траурной. Андрей возглавлял ее, рядом на хорошем коне ехал Венецкий.

— Она может куда-нибо свернуть? — спросил Андрей.

— В соседнюю усадьбу забежать может. А если вправо повернет — к морю выйдет. Тут дорога довольно близко к берегу подходит, — сказал Венецкий.

— Так она и свернула вправо для чего-то! — воскликнул Скапен-Лукашка.

— Так и мы свернем, — спокойно ответил Андрей. — Там, поди, снега по колено?

— Кабы не выше. Да прикажи ты, Андрей Ильич, молодцам взять ее! — крикнул изнывавший от полного непонимания Еремей.

— Успеется. Где она повернула?

Евгения в тяжелой мужской шубе продвигалась по глубокому снегу, широко расставляя ноги, чтобы не свалиться. В правой руке у нее была огромная соболья муфта-манька, принадлежность столичного щеголя. Она не имела фонаря, но ей в какой-то мере освещали дорогу фонари погони. Если бы за ней шел зрячий — ступал бы в ее следы. Но Андрей не видел черных ям на снегу и протаптывал свою тропу — тоже широко расставляя ноги и взмахивая руками.

— Левее, левее чуток… — подсказывал Венецкий, не решаясь помочь.

Пустое пространство между усадьбами было невелико: с одной стороны — забор, с другой — строй декоративных стриженых кустов, меж ними — с десяток шагов; видимо, хозяин кустов еще только собирался поставить сразу за ними изгородь. Венецкий дал знак охотникам, и они, заехав в заснеженный двор, по дуге обогнали Евгению и заступили ей путь к берегу.

Евгения, выбиваясь из сил, шла все медленнее и наконец остановилась. Повернувшись к Андрею, она подняла к груди муфту и предупредила:

— Подойдешь — буду стрелять.

Судя по всему, пистолет был спрятан в муфте. Андрей сделал еще два шага и встал.

— Доктор, ты ее видишь? — спросил он. — Точно — Евгения?

— Думаю, да.

— Гиацинта?

— Она, мерзавка!

Спрашивать Машу Андрей не стал.

— И у меня с собой пистолет, — негромко сказал он Евгении. — Я стреляю на звук, так что мы на равных. Вот и встретились… — Соломин не видел женщины в мужском платье, но ощущал присутствие беды.

— Чего вы от меня хотите? Убить меня? Засадить в тюрьму? Опозорить? Высечь на Сенной? Сгноить в Сибири? Ну? Что вы для меня припасли?

— Не для вас, — ответил на злые выкрики Андрей. — Я вас ни в чем не виню.

— Это ложь.

— Мне другой человек нужен. Вы знаете, кто. Этот человек вас использовал — использовал вашу беду и обратил ее в средство делать деньга. Вы привели меня к нему. Если хотите — можете что-нибудь сказать на прощание.

— Ложь. Вы хотите, чтобы я доверилась вам, — не выйдет!

— Как угодно.

— Вам нужно, чтобы я предала его!

— Как угодно. Эти верность и предательство — ваши… А мне и своей верности с лихвой хватает… — это была чистая правда. Только сейчас Андрей ощутил, как устал быть сильным и верным. А деваться было некуда.

— Я не предам. Меня… меня сто раз предавали!..

— Я это знаю. За что-то же вы мстите людям.

— Людям?.. Нет, вам не понять! Хотите — стреляйте, я более ни слова не скажу.

— Это было бы слишком просто, — сказал Андрей. — Вы уже привели нас к логову злодея, вот все, что требовалось. А ежели вы поймете, что и он вас предал… Вы ему доверились — а что он из вас сотворил? Маша Беклешова — не жертва, у нее есть друзья, они пришли на помощь, она обвенчалась с Венецким, и письма, ею к вам писанные, уничтожены. И та девица, которую вы сманили обещаниями актерской карьеры, тоже не жертва, и никогда жертвою не станет — не тот нрав, да и я не допущу. И Аграфена Позднякова вам уже не по зубам — мы не дадим ее в обиду. Жертва-то всей этой интриги — вы. Потому что вам никто на помощь не придет.

• Предыдущая
• 82/94
• Следующая