Слепой секундант - Плещеева Дарья - Страница 84

• Предыдущая
• 84/94
• Следующая

— Что тут, как тут? — спрашивал Андрей. — Доктор, мы куда попали?

Но Граве вдруг кинулся куда-то в сторону. Голос Венецкого доносился чуть ли не сверху.

— Стой! — крикнул Еремей и загородил собой питомца.

Впереди, судя по шуму, была основательная драка.

— Сюда, ко мне! — звал Валер. — Ах ты, чучело! А не угодно ли?!

Зазвенело разбитое зеркало, с треском развалился стоявший под ним столик. На обломки повалился человек, которому не повезло встретиться с Валеровым кулаком.

— Берегись! — заорал непонятно кому незримый Граве. Статочно, именно он и выстрелил, потому что крик раненого был перекрыт его неожиданно громким голосом: — Соломин! Сюда! Тут чисто!

Андрей, держась за дядькино плечо, быстро шагал по коридору. Граве и Тимошка выскочили откуда-то, присоединились. Долетел крик Венецкого:

— Ну, я вас, сволочи!

— Стой, Андрей Ильич, — сказал Еремей. — Вот, дверь… Кажись, она и нужна. И заперта.

— Тут! — подтвердил подбежавший Савка. — Боле негде.

— Упустить не могли, — это был уже Скапен-Лукашка. — Дворню мы отсекли, она по двору мечется, барина там нет. Ну что? Начнем, благословясь!

Дверь выбили в две ноги — Савкину и Спирькину. За ней оказался кабинет — тепло натопленный, хорошо обставленный. Вот только освещался он одной-единственной свечой — ей полагалось бы стоять в бронзовом подсвечнике, а она была в самом простеньком, оловянном, как будто ее сюда принесли случайно. В большом бронзовом свеч не имелось вовсе.

Незваных гостей в кабинете встретили два выстрела, оба — бездарных, словно стрелки впервые взяли в руки оружие.

Андрей выстрелил на звук, услышал вскрик раненого. Другой стрелок, поняв, что церемониться не станут, бросился на колени и пополз к стоявшим в дверном проеме «гостям».

— Ну вот, — сказал Венецкий. — Это он и есть.

— Кто вы, чего хотите? — спросил незримый для Андрея человек. Он сидел в глубоком кресле возле печки, укрытый по пояс меховым одеялом.

— Покончить с безобразиями хотим, — первым ответил Валер.

— Так это и есть наш господин Аноним? — холодно осведомился Андрей.

— Это и есть господин Аноним, — впрочем, в голосе Граве звучало сомнение, — да только, сдается, обретший прозвание. Вы ли это, господин Куликов?

— Тот старик, которого ты лечил, доктор? Великая любовь всей твоей медицинской жизни? — Андрей не желал показывать удивления, однако не вышло.

— Где Эжени? Что вы сделали с Эжени? — по-барски капризно спросил старик и стряхнул на пол одеяло. — Гаврюшка, подними меня.

— Она ушла и больше не вернется. Хотя, может быть, явится ко дню, когда вас будут судить, и заговорит, — сказал Андрей. — Впрочем, я и ее имя впишу в счет, который предъявлю вам…

— Какая же вы все-таки скотина, господин Куликов! — перебил его Граве. — Я лечил вас, я с вами, как с младенцем, возился, а вы меня данью обложили… Я ланцеты из Лейдена выписал, нарочно для вас…

— Гаврюшка, где Эжени? — не желая говорить с наглецами, захватившими его дом, спрашивал старик. — Отчего она не приходит? Она же знает, что я ее жду.

— Он еще не понял, — сказал Валер. — Понимаете, еще не понял! Но кто бы мог подумать?..

— А иначе и быть не могло. Это вымогательство мог изобресть только калека, урод. Господи, вот мы, два калеки, и встретились! — выкрикнул Андрей. — Я чего-то такого и ожидал, думал — безногий, безрукий, но чтоб мое зеркальное отражение?!

— И на кой ему все те деньги, что он вытягивал из несчастных, — одному богу ведомо, — сказал Граве. — Господин Куликов, черта ли вам в этих деньгах?! Вы ведь старее дендерского зодиака! Черта ли вам в этом недостроенном дворце? Жену, что ли, сюда приведете? Балы будете давать — с приглашением ее величества?

— Оставь, Граве, — вмешался Валер. — Тебе не понять. Что у него еще, кроме денег? Да ни черта у него больше нет. Соломин! Что ты стал в пень?

— Дуэль двух уродов… Поединок жалких калек!.. — твердил Андрей. — Как гаеры[25] в балагане! Завязавши глаза, молотят воздух палками — авось кому попадет по башке! — на Соломина напала дурная ярость — он не получил желанного противника, душа требовала чего-то отчаянного.

— Жаль, что ты его сейчас не видишь, — заметил ему Венецкий. — Вообрази жирного седого паука на тонких ножках — и получишь своего неприятеля. Прихлопнуть подошвой — и вся недолга.

Этого ли хотел Андрей? Да уж никак не убиения паука подошвой. Душа вопила, взывая о грандиозном, гомерическом. Она во время погони вымечтала себе едва ль не морское сражение при Чесме, по меньшей мере — взятие Очакова. Душа готовилась к бою — а боя-то как раз не случилось. Это было невыносимо.

— Гаврюшка, запорю! — пригрозил господин Куликов.

Но его камердинер, стоявший на коленях возле Валера, голоса не подал и лишь ухватился за полу Валеровой шубы.

— Дяденька, вытряхни-ка все бумаги, какие найдешь в секретере, в шкатулках, и кинь их в печку, — распорядился Андрей. — Чтоб ни одной гадости не осталось! — душа буянила, приходилось как-то сдерживаться.

— Чудак вы, право, — сказал на это Валер. — Все эти письма, уж верно, по тайникам распиханы, в стенках и ножках кресел, а в секретере — одни невинные послания от деревенских тетушек.

Господин Куликов засмеялся.

— Дураки вы, дураки! Да хоть век ищите! Боже, какие ж дураки!

— Поделом меня дураком назвал. Я же должен был догадаться… я же знал, кто тут, на подступах к Стрельне, целый дворец строит — на мои же деньги…

— Стало быть, в доме есть тайник, и господин Аноним нам его добровольно не покажет, — Андрей не хотел признавать за врагом права на победу. — Стало быть, считаем тайником весь дом. Савка, Лука, Спирька, найдите одеял каких-нибудь, спеленайте его как младенца и выносите из дома. Дом спалить нужно и с тайниками вместе.

— Ты взбесился! — вырвалось у Венецкого.

— Как это — дом спалить? — Валер даже испугался. — Хватит того, что флигель подожгли.

— Ничто попроще тебя не утешит? — спросил Граве. — Ты представляешь, Соломин, если нас найдут и обвинят в поджоге?

— Угомонись, доктор, я за все в ответе. На меня все валите! Не желаете поджигать? Так я сам! Где тут печка?!

— Гаврюшка! Алешка! Якимка! — вдруг закричал господин Куликов, зашарил руками вокруг себя и непонятно откуда добыл преогромную трость, Венецкий еле успел от него отскочить.

Дальше была суматоха — ловили и вязали мусью Анонима, по Андрееву приказу сыпали по ковру пороховые дорожки, чтобы кабинет, где, скорее всего, и располагался тайник, выгорел основательно, потом тащили пленника во двор.

Люди Куликова, ничего не понимая, сбились в толпу у флигеля. Граве сказал об этом Андрею, добавив, что отбивать барина им явно не хочется. Да и кому бы захотелось с голыми руками идти против вооруженных охотников?

— Граф, у тебя деньги с собой есть? — спросил Андрей.

— Как не быть.

— Положи кошелек на видное место, я тебе потом верну. У меня в шкатуле еще порядком осталось. Дворовые из-за нас имущества лишились.

Тут к Андрею подбежала Гиацинта.

— Христос воскресе! — сказала она весело.

— Воистину воскресе, — ответил Андрей и ощутил на своих плечах девичьи руки.

Гиацинта трижды по-православному расцеловала его в щеки, он — ее.

— Вот, — в ладонь Андрею был вжат округлый предмет.

— Яйцо? — спросил он.

— Крашеное, свяченое! Со вчерашнего с собой таскаю, страх как боялась — не раздавить бы! А оно целехонькое!

— Братцы, а ведь светает! Христос воскресе! — крикнул Венецкий и побежал к Маше — лобызаться.

Меж тем огонь из кабинета распространился по второму этажу, отразился в окнах, к небу пошел густой дым.

Вдруг охотники, словно кто им подсказал, заголосили нестройным веселым хором:

— Гори-гори ясно, чтобы не погасло! Глянь на небо — птички летят, колокольчики звенят!

— Эх, славно горит, — заметил Еремей. — Да только удирать нужно, мало ли что.

• Предыдущая
• 84/94
• Следующая