Рождение Орды - Голден Кристи - Страница 29

Истощенный телесно и душевно, Нер'зул ввалился в свой шатер перед самым рассветом, желая лишь одного: рухнуть в постель и заснуть, надеясь забыть, хотя бы на краткое время, ужас, принесенный им самим в этот мир.

Но невыносимо яркий свет ослепил его. Шаман пал на колени.

— Так ты готов предать меня? — произнес из сияния Великий.

Нер'зул вскинул руки, тщетно пытаясь защитить глаза от невыносимого блеска. Живот болезненно скрутило — вот-вот стошнит от страха.

Свет чуть померк — и шаман опустил руки. Рядом с Кил'джеденом стоял Гул'дан, усмехаясь криво.

— Гул'дан, ученик мой, — прошептал Нер'зул в ужасе, — что ты наделал?

— Я рассказал Кил'джедену о крысе, — сообщил Гул'дан с той же кривой ухмылочкой на лице. — Ему решать, что сделать с тварью, вздумавшей предать его.

На Гул'дановых плечах еще не растаял снег.

До оцепеневшего от ужаса Нер'зула вдруг дошло: ученик, жадный до власти — и как можно было не замечать этого столь долго? — выследил учителя.

Выслушал слова предков… и продолжает стоять рядом с Кил'джеденом после всего узнанного? На мгновение страх и ненависть исчезли — Нер'зул просто пожалел существо, павшее столь низко.

— Мне досадно и горько, — пожаловался Кил'джеден, и шаман глянул на него недоуменно. — Я избрал тебя. Я дал тебе мою силу. Я показал, что нужно твоему народу, чтобы не остаться вторым в этом мире, чтобы обрести новое могущество.

— Ты обманул меня! — выпалил Нер'зул, не думая. — Ты насылал фальшивые видения, ты оскорбил предков и все, что нам дорого. Не знаю, зачем ты делаешь это, но уж точно не из любви к моему народу!

— Но ведь он процветает. Он един впервые за много столетий.

— Объединенный ложью? — спросил Нер'зул презрительно.

От собственной дерзости кружилась голова.

Вот так встать, смело высказать все — и пусть это чудовище, разъярившись, убьет. Все проблемы решатся разом.

Но Кил'джеден вовсе не вскипел яростью, как рассчитывал шаман. Вместо этого он вздохнул глубоко, покачал головой — ни дать, ни взять, родитель перед провинившимся чадом.

— Ты еще можешь искупить вину, — предложил он, — У меня есть задание для тебя. Исполнишь — и я прощу твое сомнение во мне.

Нер'зул раскрыл рот, чтобы снова выкрикнуть непокорное, обличающее, но слова почему-то не захотели звучать. Мгновение силы и отчаяния миновало — шаман хотел умереть не более, чем любое другое разумное существо, и потому смолчал.

— Меня тревожит произошедшее с вождем Северных Волков не в последнюю очередь потому, что он не единственный, подавший голос против общего дела. Есть и другие — носитель Молота Рока, к примеру, кое-кто в клане Ветряной Мельницы и в клане Красных Ходоков. На это можно было бы не обращать внимания, но подающие эти голоса — далеко не последние орки в кланах. Они — риск успеху моего плана. Поэтому нужно гарантировать их покорность. Простой клятвы верности недостаточно, хм…

Кил'джеден постучал по щеке длинным алым пальцем.

— Слишком многие здесь любят по-своему понимать, что такое клятва и честь. Мы должны, хм, обеспечить их покорность раз и навсегда.

— Что же вы предлагаете, о, Великий? — вскричал Гул'дан.

Кил'джеден улыбнулся ему. О небо, до чего же они схожи! Нер'зул въяве ощущал их связь, родство душ. Со старым шаманом Кил'джедену приходилось прибегать к хитростям и уловкам, соблазнять ложью — с Гул'даном можно говорить открыто.

— Есть способ сделать их навечно привязанными к нам. Навечно верными.

Нер'зул считал, что после увиденного и услышанного в пещере предков ужаснуть его уже нечем, но, слушая замысленное Кил'джеденом, понял: ужасы бывают и пострашнее. Чудовищнее, невообразимее. Навечно верные, навечно привязанные.

Навечно — рабы.

Глянул в пылающие глаза Кил'джедена — и слова замерли в глотке. Кивка бы хватило выразить согласие, но и этого не смог. Просто смотрел, оцепенев, будто птица перед змеей.

Кил'джеден вздохнул тяжело.

— Значит, ты отказываешься от шанса оправдаться в моих глазах?

Растаял ледяной ком, закупоривший горло.

Слова хлынули наружу, и, хотя старый шаман понимал — они значат гибель, не остановил их.

— Я отказываюсь обрекать мой народ на вечное рабство!

Кил'джеден выслушал терпеливо, кивнул огромной головой.

— Хорошо. Таков, значит, твой выбор — вместе со всеми его последствиями. Знай же, шаман: он ничего не решает. Мой план исполнится все равно, твой народ превратится в рабов. Но вместо того чтобы вести их, наслаждаясь моим благоволением, ты будешь наблюдать в бессилии.

Думаю, это наказание для тебя куда лучше, чем, если бы я попросту умертвил тебя.

Нер'зул открыл рот, но ответить не смог.

Кил'джеден чуть сощурился, и шаман не смог даже двинуться. Лишь сердце дико колотилось в груди, но и оно, Нер'зул понимал, продолжает биться лишь по воле Великого.

Как же можно было жить таким простодушным глупцом? Как же мог не прозреть лжи? Как мог принять обман, посланный этим… этим чудовищем, за дух любимой жены? Слезы навернулись на глаза, поползли по щекам — и то лишь потому, что владыка Кил'джеден позволил.

Тот улыбнулся — и повернулся к Гул'дану, медленно, нарочито. И Нер'зул, хотя и в состоянии донельзя жалком, отметил почти с удовольствием: все же он не смотрел на Кил'джедена с таким беззаветным, щенячьим обожанием, как Гул'дан.

— Тебя-то не нужно успокаивать мелкой ложью, мое новое орудие? — Кил'джеден говорил почти добродушно, приязненно, — Ты-то от правды не прячешься?

— Конечно, мой господин, не прячусь. Я живу лишь для исполнения ваших приказов!

Кил'джеден злорадно усмехнулся.

— Если мне приходится лгать — я прощаю и чужую ложь. Живешь ты, чтоб захапать побольше власти. Ты алчешь ее, жаждешь, изнемогаешь — уж я-то вижу. И за последние месяцы твое умение выросло достаточно, чтобы ты стал полезен мне.

Наша связь — отнюдь не от уважения, обожания и прочего в том же роде. Она — от взаимной выгоды и шкурных интересов. Что значит — она окажется прочной.

Гул'дан замер в нерешительности, не зная, что и сказать, то багровея, то бледнея. Нер'зул наблюдал с удовольствием.

— Как… пожелаете… — выдавил, запинаясь, Гул'дан.

Но затем голос его окреп, и закончил он уже увереннее:

— Скажите, что мне делать, и я исполню!

— Несомненно, ты заметил: я хочу уничтожить дренеев. Зачем и почему — не твое дело, достаточно и того, что я этого хочу. Орки кое-как справляются, но могли бы и получше. Они будут справляться лучше. Предел возможностям воина полагает его оружие, и я дам оркам такое оружие, какое они и представить не могут. Но это займет время — мне нужно сперва натренировать тебя, чтоб ты смог учить остальных. Готов ли ты, хочешь ли?

— Начинайте же учить, о Лучезарный, и увидите, насколько я способный ученик! — Глаза Гул'дана сияли.

Кил'джеден рассмеялся.

Дуротан был залит кровью, большей частью его собственной. Что ж пошло не так? Поначалу все как обычно: нашли охотничий отряд, приблизились, напали, ожидая, что шаманы используют магию для боя.

Но шаманы бездействовали. Один Северный Волк за другим падал под ударами сияющих мечей и бело-голубых молний дренеев. И вот, сражаясь отчаянно, чтобы выжить, Дуротан увидел: Дрек'Тар отбивается посохом!

Что же случилось? Почему шаманы не пришли на помощь? О чем Дрек'Тар думает, почему не применяет магию — он же владеет посохом не лучше ребенка?!

А дренеи бились свирепо, пользуясь случаем.

Наседали, рубились ожесточенней, чем когда-либо, и глаза их блестели предвкушением победы — впервые! Дуротан поскользнулся на залитой кровью траве. Упал, а противник занес меч.

Вот оно — вождь клана доблестно гибнет в битве. Разве что битва вовсе не доблестная — просто бойня. Поднял секиру, чтобы отбить удар, хотя рука была ранена клинком, попавшим в сочленение брони, и дрожала. Посмотрел в глаза своего убийцы — и вдруг узнал Ресталаана!

В этот же миг узнал его и глава стражи города Тэлмор и, глядя удивленно, не завершил удара.