Рождение Орды - Голден Кристи - Страница 41

Натура орков изменилась так внезапно и странно, что они объединились с тварями, убивавшими их много столетий, против дренеев, пытавшихся почти столь же долго жить в мире и дружбе.

Если бы подобное произошло в другом мире, следовало бы попросту собраться и улететь прочь, отдавшись под защиту наару. Но теперь корабль разбит, К'ер умирает, и выход лишь в битве против Орды да в молитвах о чудесном, почти невероятном спасении хоть кого-то из дренеев.

О К'ер, старый мой друг! Как же мне не хватает твоей мудрости, и как горько видеть тебя лежащим в сердце владений врага — врага, не подозревающего о твоем существовании!

Велен прижал кристалл, называемый Песня Духа, к груди и уловил слабый, едва слышимый отклик умирающего К'ера. Пророк склонил печально голову и закрыл глаза.

Гул'дан, довольный и веселый, оглядел собравшихся. Совет Теней уже собирался несколько раз и подтвердил правильность Гул'данова выбора.

Избранные охотно соглашались — даже нет, рвались — предать свой народ в обмен на власть и силу. И добились уже многого, действуя через глупую орущую гору мышц, искренне считавшую себя причастной к планам совета. Его и верховным вождем легко было избрать, и убаюкать лестью.

Совет улыбался ему угодливо, поддакивал, и верховный, удовлетворившись похвалами, удалялся исполнять еще что-нибудь льстящее самолюбию. А совет, вздохнув свободно, приступал к настоящему обсуждению и планированию.

— Приветствую! — объявил Гул'дан, скользнув в кресло во главе стола.

Как обычно, Нер'зул сидел в углу, к столу не допущенный, но удостоенный права слышать разговоры. Так приказал Кил'джеден, и хотя Гул'дан не понимал, зачем Повелитель захотел этого, приказ нарушать не посмел, более всего ценя благоволение Великого.

Совет равнодушно пробормотал приветствия, и Гул'дан перешел к делу.

— Как кланы отнеслись к принятию огров в союзники? Каргат, твое слово — первое.

Вождь клана Изувеченной Длани ухмыльнулся и сообщил:

— Да они резни только и хотят. Им все равно, кто помогает, лишь бы помогали.

Совет дружно захохотал, кивая, поддакивая, махая руками. В тусклом свете факелов глаза собравшихся казались Гул'дану оранжевыми.

Однако кое-кто скривился и хохотать не стал.

— Клан Белого Когтя недоволен, — сообщил один из кривившихся — И Дуротан, который вождь Северных Волков, хоть и взял Тэлмор, глаз за ним нужен да глаз.

Гул'дан поднял руку, призывая к вниманию.

— He бойся — я давно за Дуротаном присматриваю.

— Так чего он еще жив? — прорычал Каргат. — Нетрудно ж заменить его кем посговорчивее да посогласнее. А то прям, все знают, что он ни с тобой не согласен, ни с Черноруком.

— Именно потому он мне нужен живым, — возразил Гул'дан, наблюдая, кто же поймет без дальнейших объяснений.

На паре лиц отразилось понимание, прочие же выглядели озадаченными и рассерженными.

— Суть как раз в том, что он известен умеренностью и взвешенностью, — пояснил Гул'дан, досадуя, что пришлось раскладывать по полочкам для большинства в Совете. — Если уж он соглашается, то и любой сомневающийся соглашается вместе с ним. По сути, он говорит за всех, кто сам боится высказаться. И эти трусы думают: если уж Дуротан согласился, то и я могу. Как говорил уже Каргат, сомневается не только клан Северного Волка.

— Но если он подойдет к черте, которую перешагнуть не сможет? Если оспорит наше решение в открытую?

Гул'дан улыбнулся холодно.

— Тогда мы позаботимся о нем наивыгоднейшим способом, не подвергающим риску нашу власть. Как обычно.

Затем Гул'дан решил сменить тему. Наклонился, упершись руками в стол.

— К слову о сомневающихся: я слышал, кое-кто еще пытается говорить с предками и вызывать стихии.

Один из членов Совета заерзал, заговорил, сперва смущенно, а после уже и дерзко:

— Я их пытался разубедить, но я ведь не могу их наказывать! Нас на войну с дренеями подняла именно вера в предков, исполнение их воли.

— Да, конечно. — Гул'дан улыбнулся одобрительно, — Это была приманка, крючок, зацепивший глубоко и потянувший.

Глянул на Нер'зула — тот встретил взгляд, но быстро отвернулся, уставился в пол. Да уж, старика подцепило как надо, а вот на самого Гул'дана вовсе не подействовало.

— Больше он не нужен, — объявил Гул'дан. — А нужно раз и навсегда порвать с прошлым. Конечно, нам везло в войне, и с ограми-союзниками успехи наши, скорее всего, будут продолжаться.

Но при первой же неудаче, первой же проигранной битве сторонников шаманизма будут слушать, а они обвинят нас в измене обычаям. Этого нельзя допустить!.. Хм, мы не просто должны поддерживать занятия чернокнижнической магией. Шаманизм следует запретить! Будет очень некстати, если кто-то сумеет вызвать предков…

Снова глянул на Нер'зула — ведь тот лишь в священной горе сумел поговорить с предками и разобраться в происходящем. До того даже столь могучего шамана, как Нер'зул, попросту водили за нос иллюзиями. Так что образ действия ясен.

Глубоко в бестелесности, в мечтах и сне обитали существа, сотканные из света. Они помнили прошлое и время от времени прозревали будущее.

Они долго жили в обители Иного, питаемые им, таким похожим на них и таким различным. Существа чувствовали: Иной медленно, медленно умирает — но до недавнего времени постепенная его гибель была спокойной и мирной, и существа, обитавшие между жизнью и небытием, наслаждались безмятежностью. Но теперь явились скверна, ненависть, злоба. Души спящих живых перестали откликаться на зов. Возлюбленные живые больше не приходили говорить, наполнить водой священное озеро и тем поддержать жизнь Иного. Пришел лишь Обманутый, рыдая и умоляя, но обман и ложь слишком далеко увели его — далеко за грань помощи и спасения.

Внезапно глубокий их сон прервался, по душам пробежала дрожь. Боль пронзила существа, и они закричали, прося помощи у Иного, но тот был бессилен помочь. Он не мог помочь и себе. Черные нечистые существа, когда-то бывшие носителями прекрасного, приближались — духи предков чувствовали их страшный шаг. Приближались неотвратимо, соединяя силы, замыкая кольцо вокруг горы. Тьма плясала в душах пошедших за Саргерасом, уродливых, изувеченных, привлеченных обещаниями силы и власти, живущих надеждой уничтожить все и вся. Предки чувствовали, видели кипящую ненависть, собирающуюся сгустком зелено-черной мути, расползающейся, выбрасывающей жадные щупала, соединяющие порабощенных ею. Медленно и неизбежно тьма смыкалась, окружая гору, закрывая ее наглухо, не пуская ни отчаявшегося орка взойти на нее, ни отчаявшуюся душу выйти.

Даже Иной закричал в отчаянии, чувствуя сомкнувшуюся тьму. Без приносящих воду шаманов он не мог исцелить себя, а без Иного исчезнут и души предков.

Далеко внизу несколько орков, еще втайне считавших себя шаманами, дрожали и плакали во сне, превратившемся в кошмар нескончаемой муки, наполненный видениями близкой ужасной беды.

Я — из нового поколения шаманов, и я же — вождь нового и, надеюсь, лучшего, мудрейшего воплощения Орды. Я говорю с духами стихий и дикой природы, множество раз я взывал к ним, соединялся с ними — и они приходили на мой зов, но многократно и отказывали в помощи.

Однако даже в снах я никогда не видел предков — а душа моя стремится видеть их, говорить с ними. Еще совсем недавно те, кто когда-то шел по пути шамана, и не надеялись вновь ступить на него, но теперь время шаманов вернулось.

Возможно, когда-нибудь преграда между нами и духами возлюбленных предков исчезнет. Возможно.

Но боюсь, если они узнают, как далеко мы ушли от них, от их обычаев и мудрости, если увидят, что мы сделали на Дреноре и с Дренором, ведь могут отвернуться, предоставив нас нашей судьбе. Если решат поступить так, я не стану их винить.