Рабыня страсти - Смолл Бертрис - Страница 44

• Предыдущая
• 44/104
• Следующая

В саду было весело. Играли музыканты — тоже сплошь женщины, а некоторые из подруг невесты плясали, услаждая взор новобрачной. Грациозные рабыни скользили по дорожкам, разнося на подносах напитки, пирожки, засахаренные фрукты и прочие сласти. Наконец, Алима подала девушкам условленный знак. Девушки тотчас же подошли проститься с сидящей на троне невестой.

— Приезжай навестить меня до нашего отъезда в Кордову, — сказала ей Зейнаб.

— Когда ты едешь? — спросила Инига.

— После Рамадана — так сказал Карим…

— Непременно приеду, — пообещала подруге Инига. — Наверняка он не уедет прежде, чем закончится Ид-аль-Фитр.

Девушки крепко обнялись. И Зейнаб, сопровождаемая верной Омой, поспешила к маленьким воротцам в стене.

Карим уже ждал их около носилок. Заботливо усадив девушек, он объявил:

— Я должен остаться здесь до конца свадебных торжеств. Я приду к тебе поздно, сокровище мое… Жди меня. Он задернул шелковые занавески, и носилки тронулись.

— Как забавно, — разглагольствовала Ома. — Мужчины и женщины веселятся врозь! Я так надеялась повидать Аллаэддина-бен-Омара, но если он даже и был здесь, то я узнаю об этом, только если он соизволит мне сказать… Он был так занят последние месяцы — я его почти что и не видела. Думаю, что ему нет до меня ровным счетом никакого дела — хотя он и из кожи вон лез, пытаясь соблазнить меня на корабле, по дороге из Эйре…

— И преуспел? — лукаво спросила служанку Зейнаб.

— Нет, — твердо отвечала Ома. — Но не потому, что плохо потрудился. — У нас с ним нет и не может быть будущего, госпожа, ведь несмотря на то, что я изрядная болтушка, мне не по душе легкий флирт и мимолетная интрижка. Калиф заметит и полюбит тебя, госпожа. Ты родишь дитя, и оно будет свободным. Это будет настоящий принц… А мое дитя было бы рабом, подобно мне. Может быть, если бы я сама была рождена в рабстве, это не имело бы для меня значения, но ведь я свободнорожденная!

— Если калиф будет доволен мною, — заговорила Зейнаб, — в моей власти будет даровать тебе свободу, моя Ома. Я могу устроить так, чтобы ты воротилась в Аллоа. Это обрадовало бы тебя?

— Госпожа, я предпочла бы остаться с тобою! — сказала Ома. — Что ждет меня в Аллоа? У меня нет семьи, нет дома, единственным приютом моим был монастырь. Туда вернуться я не могу, — она слабо улыбнулась. — Вообрази, какое лицо будет у матери Юб, когда я постучусь в ворота обители?

— Я могла бы послать тебя к моей сестре в Бен Мак-Дун…

— Что-о-о-о? — Ома даже подпрыгнула. — Так ты хочешь во что бы то ни стало избавиться от меня, госпожа? Ведь ты даже не знаешь, выжила ли сестра во время родов, да к тому же как бы я объяснила им, что с нами сталось? Думаешь, твоя сестра и Фергюсоны поверили бы мне? Да они собаками бы меня затравили! Не отвергай меня, госпожа моя добрая! — В глазах Омы уже стояли слезы.

— Я вовсе не хочу избавляться от тебя, — Зейнаб ласково гладила руку служанки. — Но ты показалась мне только что такой несчастной…

— О-о-о, во всем виноват этот Аллаэддин-бен-Омар!

— Может быть, тебе лучше уступить ему, — предположила Зейнаб. — То, что ты моя прислужница, вовсе не лишает тебя права на собственное счастье…

— Я не хочу ребенка. — Ома твердо сжала губки.

— Тебе вовсе не обязательно иметь детей. Ты никогда не удивлялась, как это я за все эти месяцы ни разу не понесла? Разве не давал тебе Карим бутылочки с эликсиром еще в Дублине с подробнейшими инструкциями? Ты ведь даешь мне его каждое утро, разводя в воде! Разве он не дал тебе рецепта этого эликсира? Не ты ли сама готовишь его для меня?

— Да, — медленно проговорила Ома. — Я не знала, для чего он надобен, но не сомневалась, что господин не желает причинить тебе вреда…

— Эликсир я пью, чтобы не зачать. Есть, правда, еще один метод, но я не уверена в его эффективности. Инига шепнула мне, что обитательницы гарема вводят себе внутрь какие-то маленькие спиральки, глубоко, до самой шейки матки. Вроде бы это не дает семени мужчины проникнуть в их лоно и там прорасти… Знаешь, выпей моего эликсира. Ома, а потом, если хочешь, прими ласки Аллаэддина-бен-Омара. Думаю, ты станешь куда счастливее…

— Благодарю тебя, госпожа, — глазищи Омы благодарно сверкнули. — Признаюсь, этот чернобородый хулиган возбудил во мне желание, но ни один мой ребенок не должен стать рабом! — Девушка вдруг задумалась:

— А сколько времени я должна принимать снадобье, прежде чем снизойти к мольбам Аллаэддина?

— Прими одну дозу нынче же вечером, — сказала Зейнаб. — После того как ты примешь эликсир еще раз завтра, ты будешь в полнейшей безопасности. Но нельзя пропускать ни единого дня! Сама я по прибытии в Кордову не выпью более ни капли, ведь, если я рожу калифу дитя, моя ценность в его глазах лишь возрастет, да и мое положение в гареме упрочится…

— Знаешь, мне грустно уезжать отсюда… — сказала Ома. — , Здешняя земля столь прекрасна, а господин Карим так добр… А когда мы едем, госпожа? Ты уже знаешь?

— Через два дня по окончании Рамадана, — сказала Зейнаб. — Все это время мы должны будем воздерживаться от пищи от восхода солнца до заката. В конце же месяца последуют трехдневные торжества. А сразу же после праздников мы немедленно отплываем…

На следующее утро Зейнаб приступила к занятиям с необычайным усердием. Зная, что остается мало времени, учителя взяли ее в оборот, добиваясь от нее совершенства во всем. Ведь ее успех в Кордове — это и их успех…

К вечеру явилась Ома, неся странный белый наряд с капюшоном.

— Господин Карим велит тебе надеть это и следовать за мною, госпожа. — Затем служанка понизила голос, чтобы не услышал имам:

— С ним явился Аллаэддин… Могу я остаться с ним?

— Конечно! — великодушно сказала Зейнаб. — Если я не в состоянии один вечер сама о себе позаботиться — значит, я чересчур изнежилась и разбаловалась. Я не жду тебя до утра, моя Ома, — госпожа подмигнула. — Надеюсь, ты ж ослушаешься меня?

Ома радостно улыбалась, ведя госпожу во двор, где ее уже поджидал Карим верхом на великолепном белоснежном жеребце, купленном для калифа. Он знаком велел ей приблизиться.

— Господин мой… — озадаченная Зейнаб подняла на него глаза.

Сильные руки подхватили Зейнаб — и вот она уже сидит в седле впереди Карима. Конь тронулся.

— Тебе удобно? — заботливо спросил Карим. — Нам предстоит путь длиною в несколько миль.

— Куда мы направляемся, господин мой? — Ей было так удобно и покойно в его объятиях… Он был с ног до головы одет в белое, на его темных волосах красовался белый тюрбан. Девушка прижалась к его груди, вдыхая пряный мужской аромат, исходящий от его одежд и тела, замирая от счастья.

Он улыбнулся, подумав, насколько она свободна в проявлениях чувств. Она была абсолютно чужда хитрости, притворства… Какой свежестью пахнет на калифа, когда это чудо войдет в его жизнь! Улыбка исчезла с его лица. Через несколько недель она станет собственностью калифа, но сейчас она принадлежит ему…

— Мы едем в мой домик, — сказал он. — Это в горах, у озера…

Зейнаб ничего не ответила. Склонившись светловолосой головой на сильное плечо любимого, она любовалась окрестностями. Ведь она совершенно ничего не видела — ну, кроме дороги, ведущей от города к вилле Карима. Горы, обрамляющие равнину, сверкали в отдалении снеговыми шапками. На полях зеленели щедрые молодые всходы. Они проезжали мимо виноградников, на лозах уже зеленела юная листва. Миндальные сады были все в цвету, а серебристой листвой оливковых рощ играл свежий ветерок…

— И это все твое? — спросила Зейнаб.

— Да, — с улыбкой отвечал он.

— Как ты богат… — робко проговорила она, заставив Карима рассмеяться. — В Аллоа такие земли почитали бы раем земным! Наша земля камениста… Трудно добиться урожая — а тут земля сама родит…

— Малика — необыкновенная земля, — согласился Карим. — Почва здесь плодородна, а климат благоприятствует земледелию.

— А в Аллоа, — продолжала она, — всегда холодно и пасмурно… Иногда за все лето выдается всего пара погожих недель — вот и все. Тогда мужчины охотятся на куропаток. А дожди… Там почти все время дожди. Я успела полюбить здешнее солнце…

• Предыдущая
• 44/104
• Следующая