Рабыня страсти - Смолл Бертрис - Страница 75
- Предыдущая
- 75/104
- Следующая
— Я родила калифу дочь, — тихо сказала Зейнаб. — Могу родить ребенка и для тебя, Хасдай.
— Знаю, — отвечал он, — но в твоих руках надежное средство, чтобы этого не случилось, и, я надеюсь, ты не станешь пренебрегать им, дорогая моя. Ведь даже если бы ты родила мне ребенка, он, по еврейским законам, не принадлежал бы мне. Закон гласит, что род ведется по материнской линии. Это дитя не могло бы носить мою фамилию, не могло бы наследовать мое состояние… Когда калиф отдавал мне тебя, он подразумевал, что мы станем близки с тобою, моя радость, но не думаю, чтобы он предполагал, что у тебя будет от меня ребенок. До тех пор пока у тебя есть единственное дитя, и дитя это от него, он не забудет ни тебя, ни Мораиму. Только стань матерью детей от другого мужчины — и он тотчас же потеряет к тебе всяческий интерес. Он может даже позабыть вашу дочь… Пока Мораима — единственное твое дитя, Абд-аль-Рахман у тебя в руках.
— Шах и мат! — сказала Зейнаб, делая неожиданный ход своим королем и обезоруживающе улыбаясь Хасдаю. — Можешь не беспокоиться — у меня не будет от тебя ребенка, Хасдай. Я не желаю больше иметь детей. Я хотела Мораиму лишь для Абд-аль-Рахмана и прекрасно понимаю, что это дитя поможет мне сберечь его любовь. Я просто не ожидала бешенства Захры — оно поставило меня в тупик.
— Ты любишь меня? — спросил он вслух: его внезапно обуяло любопытство.
Она была всегда так скрытна и осмотрительна в проявлениях чувств, что он захотел знать наверняка.
— А ты? Ты меня любишь? — парировала она. Он расхохотался:
— Очередной шах, Зейнаб!
— Ты друг мне, Хасдай, и я этому рада, — сказала она. — Ты еще и мой любовник — и этому я также очень рада. Но, по крайней мере, сейчас… — нет, я не люблю тебя, Хасдай.
— Я никогда не любил… — сказал он. — Расскажи, как это бывает?
— Поймешь, когда любовь застигнет тебя врасплох, — отвечала Зейнаб. — Да я и не могу этого объяснить. Думаю, ни один человек на свете не смог бы…
Жизнь их шла своим чередом, установился некий порядок, устраивающий обоих. Она всегда была к его услугам, а он, похоже, все свое свободное время проводил с нею. Даже отец его жаловался, что теперь и вовсе сын носа в дом не кажет… Хасдай же не рассказал Исааку-ибн-Шапруту о подарке калифа — Рабыне Страсти. Старик не смог бы этого понять… Он заявил бы, что стоит лишь Хасдаю сочетаться законным браком с нежной красавицей, и нужды в этой наложнице у него не будет. Вот Хасдай и рассыпался в извинениях, и выкраивал-таки времечко для того, чтобы навестить родителей, и возил им дорогие подарки… Потом же неизменно возвращался к Зейнаб.
Шли месяцы… Почти все время Хасдай-ибн-Шапрут посвящал переводу «Де Материа Медика». Порой он приходил настолько вымотанный, что буквально падал на постель и спал беспробудно по десять часов кряду…Пусть я ему и не жена, думала про себя Зейнаб, собирая одежду, разбросанную им по комнате, но если бы и была ею, разве жизнь моя существенно отличалась бы от теперешней?
Ее жизнь… Она жила в довольстве, без забот и треволнений, но, если бы не дочь, она скучала бы безумно! А следить за тем, как подрастает Мораима, было захватывающе интересно. Цветом глаз и волос она пошла в мать, но все остальное было отцовским, вплоть до кончика упрямого носика. И если бы даже никто не открыл ей тайны ее рождения, и даже если Мораима это не вполне понимала, она все равно была бы принцессой с головы до пят.
Хотя Зейнаб и не слишком любила город, но все же время от времени наезжала в Кордову — в те дни, когда Мораиму возили к отцу во дворец, что располагался неподалеку от Главной Мечети. Абра сопровождала девочку к Абд-аль-Рахману, а Ома и Зейнаб в сопровождении Наджи отправлялись на рынок, или в лавку торговца тканями, или к серебрянику… А порой они просто прогуливались по узким извилистым улочкам. Никогда не знали они, что откроется им за углом…
Однажды они попали на маленькую площадь, со всех сторон окруженную белыми безликими стенами домов. В самом центре площади находился каменный фонтан. А вокруг фонтана было просто море цветов. К тому же улицу отделяли от домов палисадники, также все в цвету. Были тут и дамасские розы, и апельсиновые деревья, и зеленый мирт с блестящими листьями… Даже в жаркий день на крошечной площади было прохладно и очень тихо.
Однажды они зашли даже в Главную Мечеть, оставили снаружи обувь и вступили под высокие своды. Воздух напоен был ароматами алоэ и абмры, которые делали атмосферу в этом святом месте еще таинственней и волшебной. Зейнаб вдруг осознала, что до сей поры ни разу не была в храме…
Мораима уже переступала крошечными ножками. Не — , давно отпраздновали первый день ее рождения. Она уже прекрасно знала, кто есть кто в ее маленьком мирке. Калиф, который, по словам Абры, обожал девочку, именовался Баба — папочка. Зейнаб же была Ма-а. Ома превратилась просто в О, а нянька называлась Абб. Абд-аль-Рахман подарил доченьке пушистого белоснежного котенка — и двое малышей стали просто неразлучны. Зейнаб назвала котенка Снежком.
Однажды ясным весенним днем Хасдай приехал на виллу Зейнаб среди бела дня — что было по меньшей мере странно. Все знали, что он настолько поглощен переводом медицинского трактата, что никогда не освобождается раньше позднего вечера.
— Я отправляюсь в путешествие по поручению калифа, — объявил он. — Возможно, я буду отсутствовать несколько месяцев…
— Куда ты едешь, мой господин? — спросила она, знаком отдавая приказание слугам подать угощенье.
— В Алькасаба Малика. В этом маленьком королевстве случилась страшная трагедия. Князь и вся его семья — все погибли в междоусобной брани. Все, кроме, одного… Новый князь Малики глубоко скорбит. Меня шлют к нему, чтобы я попытался излечить его от черной меланхолии и вернуть умайядам правителя — если же это окажется невозможным, то его место займет достойный человек по выбору владыки. Ситуация ужасна… Город практически в руинах, повсюду царит хаос. Городской совет из последних сил пытается сохранить в городе мир и покой. Я уеду через два-три дня. — Он с благодарностью принял кубок холодного вина и залпом осушил его — денек выдался жаркий, к тому же всю дорогу от Мадинат-аль-Захра он ехал верхом.
— Позволь мне сопровождать тебя! — попросила Зейнаб. Мне скучно здесь, а без тебя, Хасдай, станет просто невыносимо!
— Н-не знаю… — но он уже взвешивал все «за»и «против». Ему самому не слишком улыбалась мысль столь долгое время находиться вдали от ее волшебных чар. Она стала для него чем-то вроде опьяняющего наркотика, вроде сластей для сладкоежки… — Не уверен, что калиф одобрит это, Зейнаб.
— Я больше не принадлежу калифу, — спокойно сказала она. — Я твоя, мой господин. Почему бы тебе не взять меня с собой? Ведь это не тайная миссия… А я училась своему искусству в Малике. Городок просто прелестен — к тому же там живет возлюбленный моей Омы… Он хотел жениться на ней, но она настояла на том, чтобы ехать со мною в Аль-Андалус, несмотря па то, что, вне всяких сомнений, любит его. Может быть, и он не позабыл своей любви… А учитывая, как я счастлива и довольна жизнью, она может передумать, особенно, если снова встретится с Аллаэддином. Она так предана мне, Хасдай. От всего сердца желаю ей хоть немного счастья.
— А как же Мораима? — спросил он. — Она еще слишком мала для дальнего путешествия. Я не хочу подвергать дочь калифа опасности.
— Ты совершенно прав, мой господин. Мораима останется здесь с Аброй и регулярно будет видеться со своим отцом. Я не хочу нарушать привычный ход ее жизни. Она здесь будет в полной безопасности. Мы, конечно, скажем калифу, что я еду с тобой, и он пришлет взвод стражников, дабы защищать малютку, покуда мы не вернемся. — Доводы Зейнаб звучали разумно. Но она еще и обвила руками шею Хасдая:
— Ты ведь не хочешь так надолго покидать меня, правда?
Он обнял ее за тонкую талию, а другая рука скользнула в вырез кафтана и нашла грудь. Губки ее были так соблазнительны, что он не выдержал, рты их соприкоснулись, и языки переплелись в нежной и страстной ласке. Оторвавшись от нее, он произнес:
- Предыдущая
- 75/104
- Следующая
