Все радости — завтра - Смолл Бертрис - Страница 9
- Предыдущая
- 9/154
- Следующая
Реакция Скай доставляла большое наслаждение Адаму де Мариско, и наконец, когда ее страсть достигла почти предела, он сел так, что его огромное копье грозно выступило вперед. Подняв почти потерявшую сознание Скай, он осторожно опустил ее на свое орудие, поддерживая ее руками. Он был очень осторожен, так как из-за воздержания она была очень узкой. И когда он заполнил ее до предела, она закричала от наслаждения. Вместе они наклонялись вперед и назад, пока резкая судорога не охватила тело Скай и она, всхлипнув, не обмякла в его руках. Довольный тем, что она достигла пика, он решил позаботиться о себе. Он положил ее на свою гигантскую кровать и, возвышаясь над ней, подобно башне, глубоко погрузил свое твердое орудие в ее пульсирующие ножны. Наконец, удовлетворенный, он покинул ее и откатился на край кровати, чтобы восстановить дыхание, прежде чем снова заключить ее в объятия.
Они проспали несколько часов, и их разбудил свет утра, пробившийся сквозь единственное окошко в спальне башни. По его дыханию она догадалась, что он не спит, и несколько минут тоже молчала, не в состоянии говорить, не зная, что сказать ему. Он разрешил это затруднение, тихо пробасив:
— И как только смертная женщина способна доставить столько наслаждения, моя девочка? Хотел бы я быть твоим мужчиной, Скай О'Малли.
— Я бы хотела выйти за тебя замуж, Адам, ибо ты сильнейший мужчина из всех, кого я знала. С тобой я всегда в безопасности, а ты всегда говорил, что без мужчины с моим богатством и красотой я всегда буду беззащитна перед властями предержащими. И мне стыдно использовать тебя для этого, но ты нужен мне сейчас, нужен!
— Скай, нет ничего удивительного в том, что женщине нужен мужчина, но это еще не повод для нашего брака. Ты это знаешь. — И он рассмеялся, чтобы разрядить напряжение. — Не могу не думать о том, что при дворе Елизаветы нет такого мужчины, который бы не продал душу, чтобы оказаться на моем месте этой ночью. — Он приподнялся на локте и посмотрел на нее. — Однако ты понимаешь, почему я не могу рассматривать твое предложение всерьез?
— Понимаю, Адам.
— Мы просто друзья, — улыбнулся он ей, — и я не хотел бы, чтобы ты встретила человека, которого полюбишь по-настоящему и от которого будешь вынуждена отказаться из-за ложно понятой преданности мне.
— Больше никого не будет, — твердо сказала она. — Господи, Адам! Я пережила за пятнадцать лет четырех мужей. Конечно, Дом, эта свинья, — это не потеря. Но Халид, Джеффри и Найл — это другое дело. Их я любила и вряд ли смогу пережить смерть еще одного любимого человека, Адам. Я начинаю верить, что приношу мужчинам, любящим меня, только горе. У меня было достаточно мужей! И шесть детей — вполне достаточно для любой женщины. Отныне я свободна! Свободна вести самостоятельную жизнь и могу сама выбирать себе партнеров.
— И любовников, — тихо произнес он.
— Возможно, — медленно сказала она и вдруг покраснела. — Я поняла, что не могу обходиться без мужчины. Ведь это чудовищно, Адам?
— Ты можешь обходиться без мужчины, если захочешь, моя девочка, — ответил он. — Эта ночь — совсем другое дело. Тебе нужно было просто побыть с другом, с тем, кто тебя любит, с тем, кто может тебя утешить.
— Но, Адам, — продолжала она дразнить его, — никто не может утешить меня так, как ты.
Их глаза встретились, и оба вспомнили свою первую встречу, когда он предложил свою помощь, в которой она отчаянно нуждалась, ценой одной ночи в его постели. Она тогда очень страдала после потери Джеффри и их младшего сына. Когда она сдалась и плакала в его объятиях, он начал любить ее.
— Дай мне утешить тебя, моя девочка, — сказал он. — Теперь это стало их паролем, и оба рассмеялись при воспоминании об этом случае. — Сколько ты будешь в Линмуте? — спросил он, когда смех затих.
— Это зависит от Сесила. Сначала я должна отправить письмо, а затем ждать решения, могу ли появиться при дворе с прошением для королевы о наследии Патрика.
— А если тебе не позволят приехать ко двору, Скай?
— Тогда я обращусь с прошением к королеве из Линмута. Робби скоро вернется и походатайствует за меня, если мне самой не будет позволено появиться перед королевой.
Он кивнул:
— А где твои дети? Я надеюсь, они не в одном месте?
— Нет, Адам, я достаточно умна для этого. Старший сын, Эван О'Флахерти, на своей земле в Баллихинесси. Дядя послал моего старшего брата Майкла присматривать за ним. Ему уже тринадцать лет, он почти мужчина. Через три года он должен жениться на Гвинет Саутвуд, дочери Джеффри от его первого брака. Младший брат Эвана, Мурроу О'Флахерти, находится в имении графа Линкольнского. Ему нужно заводить влиятельных друзей, так как у него нет земли. Я могу дать ему богатство, но не земли. Земли он должен будет добыть сам, Адам.
Виллоу находится с леди Сесили Смолл. Моя старшая дочь не любит Ирландию. Наверное, наследственность ее отца заставляет ее стремиться к более мягкому климату. Поэтому я разрешила ей перезимовать у леди Сесили, пока Робби в отъезде. Они любят друг друга, и леди Сесили обучает ее всем женским премудростям. Слава Богу, что Робби и его сестра согласились формально удочерить ее, дать ей свое имя и сделать наследницей. То, что ее отец был испанцем, могло бы помешать ей в обществе, а если бы еще стало известно, что он был великим сводником Алжира! — Скай содрогнулась. — Хотя я любила Халида, его дочь не должна об этом знать. — Она хихикнула:
— Халида бы развеселило, узнай он, что его дочь — настоящая английская девочка. Но без имени Робби Смолла она бы пропала.
Большинство людей думают, что она действительно родственница Робби.
Мой маленький граф Линмутский — придворный паж. Итак, Адам, мне нельзя появляться при дворе, но мой Робби — любимый паж королевы. Говорят, он с каждым днем все больше становится похож на Джеффри. — Она улыбнулась. — Самого Джеффри называли «ангельским графом», а наш сын Робби получил при дворе прозвище Херувим. Как бы Джеффри гордился им! И мои дети от Бурка находятся в безопасности в их замке.
Нет, Сесил не сможет использовать против меня моих детей. Только Робби сравнительно доступен для него, но, будучи наследником одного из знатнейших родов Англии, он неприкасаем. Кроме того, Сесил не настолько жесток, чтобы пользоваться в войне детьми. Мягкое сердце — проклятие дворянина, а лорд Берли — честный человек, несмотря на то что он фаворит Елизаветы Тюдор.
— Ты не простила ее, а, Скай?
— Нет, Адам, я никогда не прощу ее за то, что она сделала мне. И я не прощу ей то время, которое она украла у нас с Найлом, особенно теперь, когда… когда Найл мертв.
— Скай, милая Скай! — Он обнял ее и прижал к груди. — Не воюй больше с Бесс Тюдор, моя девочка. Обещай мне! — Он внезапно испугался за нее.
— Обещаю тебе, Адам. Я стала мудрее той женщины, которая нападала на королевские суда прямо у нее под носом. То, что королева никогда не сможет доказать это, — уже достойная победа.
— Нам просто повезло тогда, Скай, — мягко возразил он. Она хмыкнула:
— Мне жаль только изумрудов. — И он рассмеялся вместе с ней. Тут она отклонилась от него. — Черт, Адам, я просто умираю от голода! Ты плохой хозяин, раз не кормишь меня.
— А я-то думал, ты уже получила от меня все, что хотела, моя девочка, — поддразнил он ее, бросая в нее подушку.
— Я не ела ничего приличного уже несколько дней. Глиннис умеет готовить?
— Это только один из ее главных талантов, — ответил он подмигивая. Скай рассмеялась, а де Мариско продолжал:
— Теперь, когда ты успокоилась и готова двигаться, я прикажу, чтобы она что-нибудь принесла нам.
Скай опомнилась:
— Да, Адам, мне нужно ехать, мое письмо должно отправиться к Сесилу сегодня утром.
Через час Глиннис уже шла из кухни в спальню, расположенную наверху башни, и ее могучие ноги сгибались под тяжестью подноса с едой.
— Я принесла всего понемножку! — объявила она с дружелюбной ухмылкой. — Сегодня вы уже не захотите есть, миледи.
Глиннис сделала книксен и оставила их созерцать приготовленные для них яства. Там стояли две дымящиеся тарелки с овсянкой, приправленной вареной грушей, накрытое крышкой серебряное блюдо, потускневшее от времени, где были яйца, сваренные в густых сливках, а также сухое испанское вино и укроп. Блюдечко с толсто нарезанными ломтиками розовой деревенской ветчины, горячий батон ржаного хлеба, завернутый в льняную салфетку, чтобы не остыл, свежее масло и густой мед. Картину завтрака довершал серебряный кувшин с коричневым элем.
- Предыдущая
- 9/154
- Следующая
