Вспомни меня, любовь - Смолл Бертрис - Страница 83
- Предыдущая
- 83/106
- Следующая
Поднявшись со стула, Джон Ласкеллс низко поклонился.
— Завтра утром, милорд, я приведу к вам Мэри, — пообещал он.
Когда дверь за неприятным посетителем закрылась, архиепископ заперся и начал обдумывать услышанное. Ошеломляющая новость! Но правдива ли она? Даже зная отрицательное отношение Говардов к реформам, Томас Кранмер никогда не рассматривал ни Кэтрин Говард, ни ее родственников как серьезную угрозу делу Реформации в Англии. У герцога Томаса не было по-настоящему глубоких религиозных убеждений, просто ему нравится, когда все идет по старинке, как заведено исстари. Герцог не любил перемен и по мере сил сопротивлялся им, но в то же время он давно усвоил, что, если хочешь выжить, приходится держать нос по ветру.
Джон Ласкеллс, наоборот, фанатик, помешавшийся на желании навеки выдворить ортодоксальный католицизм с английской земли и из умов ее обитателей. Он из тех, кто готов на все ради достижения своих целей. Так можно ли ему верить? Почему это его сестра именно сейчас, когда королева уже год замужем, надумала прийти к своему братцу и поделиться с ним воспоминаниями о веселой жизни во дворце герцогини Агнесс? Может быть, Ласкеллс считает, что, опорочив королеву, он добьется ее падения и тем самым поспособствует тому, чтобы в следующий раз король женился на представительнице реформатского крыла? Но в таком случае он просто дурак, если думает, что так легко сможет манипулировать Генрихом Тюдором или Кентерберийским престолом.
На следующее утро госпожа Мэри Холл в сопровождении брата предстала перед архиепископом. Это была приятная женщина, ради такого случая надевшая свое лучшее платье. Впрочем, архиепископ счел его вырез чересчур смелым. На голове у нее красовался кокетливый французский чепец. Женщина склонилась в глубоком реверансе.
— Подождите за дверью, господин Ласкеллс, — распорядился Томас Кранмер. — Госпожа Холл в полной безопасности. Подойдите, дочь моя, и мы побеседуем. — Он провел ее в свой личный кабинет и плотно прикрыл за собой дверь. — Сегодня прохладно и сыро, госпожа Холл, — сказал архиепископ, — так что давайте посидим здесь у огня.
Архиепископ изо всех сил старался, чтобы женщина чувствовала себя свободно. Предмет их разговора не должен выйти за пределы этой комнаты. Лишь бы ему не пришлось предпринимать никаких действий! Во время бессонной ночи архиепископ пришел к выводу, что Ласкеллс — не более чем беспокойный фанатик.
Томас Кранмер терпеливо ждал, пока госпожа Холл усядется и расправит складки своего шелкового платья.
Он поставил перед ней небольшую чашу сладкого, разбавленного водой вина и, опустившись в свое кресло, начал:
— Расскажите, почему вы решили поведать вашему брату о юных годах королевы.
— Я не хотела, ваша милость, — ответила Мэри Холл, — и никогда не сказала бы ни слова, если бы Джон и мой муж Роберт постоянно не наседали на меня, чтобы я устроилась на службу к королеве. Я говорила, что не хочу служить ее величеству, но они пропускали это мимо ушей и настаивали на своем. Каждый день я выслушивала, что другие мои бывшие подруги прекрасно устроились при королеве. С Робертом я еще кое-как справлялась, но Джон — другое дело. Наконец я не выдержала и сказала ему, что у меня есть причины отказываться. ‹Какие?› — спросил он. А такие, ответила я, что все эти женщины смогли вытребовать место у королевы только потому, что она не осмелилась отказать им, ведь они могут выболтать кое-какие подробности ее жизни в Хорезме или в Ламбете. А мне кажется, ваша милость, что это непорядочно с их стороны, не по-христиански. Если бы королева сама вспомнила обо мне и пригласила к себе на службу, я бы с удовольствием согласилась, но я не хочу действовать так, как они. Джона не устроили мои объяснения. Когда он что-то почует, то становится похож на терьера, которого не оттащишь от добычи. Он пожелал в точности знать, что же такое делала королева, что дало возможность этим людям оказывать на нее давление? Учтите, милорд, я считаю — в том, что с ней случилось, есть только доля ее вины. Она была юной неопытной девочкой, но ей уже тогда постоянно морочил голову кто-нибудь из мужчин. Я пыталась предостеречь ее, но была всего лишь камеристкой, а она уже тогда была упряма и своевольна.
Герцогиня никогда понятия не имела о том, что творится у нее в доме. Когда у кого-либо из ее подопечных возникали неприятности, она начинала действовать, но никогда не замечала проблем, пока ей на них не указывали. А в этом случае никому не хотелось ставить герцогиню в известность о том, что происходит под ее крышей, — продолжала госпожа Холл, — ведь все были так или иначе в этом замешаны и наслаждались жизнью, как могли.
— Расскажите мне подробно все, что помните, — попросил архиепископ.
Он был так прост и мягок в обращении, что Мэри Холл уже совсем освоилась и чувствовала себя вполне непринужденно.
— Я помню королеву с тех пор, когда она совсем еще малюткой вместе с сестрами появилась в Хорезме. О, у этой непослушной, капризной крошки сердечко было такое доброе! Ее невозможно было не любить, и я тоже привязалась к ней. Когда она последний год жила в Хорезме, перед тем как отправиться в Ламбет, я рассказала герцогине, что девочка любит музыку, и та прислала для нее учителя. Им оказался довольно смазливый малый по имени Генри Мэнокс. Он должен был научить мою госпожу петь и играть на лютне. Но молодой Мэнокс не понимал, где его место. Моя бедная маленькая хозяйка вообразила, что он намерен на ней жениться, хотя все, чего он хотел, — это лишить ее невинности. Ох, нехороший он человек, этот Мэнокс! Я всячески отваживала его от госпожи Кэт, но, как потом узнала, они начали тайно встречаться. А потом однажды приехала старая герцогиня и застукала мою хозяйку и Мэнокса, когда они трогали друг друга за всякие места. Она поколотила их обоих, а затем отослала Мэнокса обратно в Лондон.
— Ваша госпожа горевала, когда он уехал? — уточнил архиепископ.
— Да нет, не особенно, — ответила Мэри Холл. — Она твердила всем, что собирается выйти за него замуж и что они обменялись клятвой. Тем не менее это была обычная мечта девочки, когда она впервые влюбляется. Как бы она его ни любила, ей никогда бы не позволили выйти за него. Ведь она, в конце концов, Говард, а он — простой музыкант.
— Конечно, — согласился Томас Кранмер. — А когда леди Кэтрин переехала в Лондон, госпожа Холл?
— О, это произошло почти год спустя. Мэнокс был туг как тут. Ему очень хотелось продолжить то, в чем ему помешали, но не тут-то было: моя госпожа дала ему отставку, причем объявила ему об этом в самых недвусмысленных выражениях. Смею вас уверить, это не пришлось ему по вкусу, ведь он уже успел раззвонить о своих успехах и не сомневался, что она к нему вернется.
Ласково улыбаясь, архиепископ подлил вина в стаканчик госпожи Холл.
— Продолжайте, мадам. Расскажите мне о Фрэнсисе Дерехэме. Когда он познакомился с леди Кэтрин, и каким образом между ними начались особые отношения?
— Фрэнсис Дерехэм состоял на службе у герцога. Как и Мэнокс, он не ровня леди Кэтрин, но его это мало трогало. Мэнокс, конечно, позеленел от ревности, когда увидел, что Дерехэм начал ухаживать за моей госпожой. Зато она пришла в полный восторг от того, что за ней увиваются сразу двое. Все девушки в Ламбете завидовали ей. Дерехэм очень быстро одержал победу над леди Кэтрин. Он был гораздо нахальнее, чем бедняга Мэнокс, и занимал куда более высокое положение: по крайней мере он мог изображать джентльмена, а музыкант — нет. Мэнокс вынужден был отступить, в то время как расположение моей госпожи к Фрэнсису Дерехэму все возрастало. Он вел себя с ней все более дерзко, но если я начинала распекать ее за это, она отвечала: ‹Фрэнсис говорит, что когда-нибудь мы поженимся›. ‹Что? — возражала я. — Неужели опять те же глупости, что и с Мэноксом? Вы не имеете права связывать себя словом с кем попало, дитя мое! Когда придет время, ваш дядя, герцог, сам изберет вам супруга›. ‹Я не выйду ни за кого, кроме Фрэнсиса Дерехэма›, — настаивала она. Вот тут-то, господин архиепископ, и пришел конец нашей дружбе. Я не могла смириться с таким некрасивым поведением моей госпожи. Тогда мне начал угрожать Дерехэм. ‹Если вы вздумаете рассказать герцогине, — говорил он, — то я во всеуслышание объявлю, что вы влюблены в меня и теперь пытаетесь отомстить за то, что я отверг вас. Вы лишитесь места, и куда вы после этого денетесь?› Что мне оставалось делать? Я хранила молчание.
- Предыдущая
- 83/106
- Следующая
