Путешествие Хамфри Клинкера - Смоллет Тобайас Джордж - Страница 48

• Предыдущая
• 48/102
• Следующая

— Нет, нет! Черт подери! Своя рубашка ближе к телу!

Не внимая воплям и мольбам своих приятельниц, он ворвался в гущу толпы, сбивая с ног всех, загораживающих ему дорогу, и проложил себе путь к нижней площадке.

Тем временем Клинкер разыскал стремянку, по которой влез в окно дядюшкиной спальной, где собралось наше семейство, и предложил, чтобы мы спустились по лестнице один за другим. Сквайр уговаривал свою сестру сойти первой, но, прежде чем она на это решилась, горничная ее, мисс Уинифред Дженкинс, объятая ужасом, выскочила из окошка на лестницу, а Хамфри спрыгнул на землю, чтобы подхватить Дженкинс. Сия дева в чем спала, в том и вскочила; луна светила очень ярко, дул свежий ветерок, и ни одна из прелестей мисс Уинифред не сокрылась от глаз счастливчика Клинкера, чье сердце не могло не затрепетать перед всеми этими чарами; во всяком случае, я вряд ли ошибусь, если скажу, что с той минуты он стал покорным ее рабом. Он принял ее в свои объятия и, отдав ей свой кафтан, чтобы защитить от холода, снова с удивительным проворством влез наверх по стремянке.

В эту минуту хозяин гостиницы громогласно возвестил, что пожар потушен и леди могут быть спокойны. Весть эта была желанной для всех и немедленно возымела действие. Вопли смолкли, слышались только ворчливые голоса. Я проводил мисс Табиту и мою сестру в их комнату, где Лидди упала в обморок, но скоро опамятовалась. Потом я пошел предложить свои услуги другим леди, может быть, нуждавшимся в помощи. Все они бежали по коридору, отыскивая свои комнаты, а так как коридор освещен двумя лампами, то я вдосталь насмотрелся на них во время этого шествия. Однако почти все были в одних рубашках, а головы закрыты большими ночными чепцами, а потому я не мог отличить одно лицо от другого, хотя некоторых и узнал по голосу. Голоса были жалобные; одни плакали, другие ругались, а третьи молились. Я поднял с пола одну бедную леди, которую сшибли и сильно потоптали ногами; то же самое случилось и с хромым священником из Нортумберленда, которого Миклуиммен сбил с ног во время бегства, за что, впрочем, и поплатился: падая, калека так ловко ударил его по голове костылем, что до крови разбил ему голову.

Что касается до законоведа, то он ждал внизу, покуда не улеглась тревога, а потом потихоньку прокрался в свою комнату, откуда не осмеливался выйти до одиннадцати часов утра, когда его собственный слуга с помощью другого прислужника ввел его, жалобно стенающего, в общую залу; голова у него была обмотана окровавленной салфеткой.

Но теперь все изменилось: себялюбивое и грубое поведение его на лестнице ожесточило все сердца, несмотря на его ухищрения и лесть. Никто и не подумал подать ему кресло, подушку или скамеечку под ноги, так что он принужден был сесть на жесткую деревянную скамью. Находясь в таком положении, он с горестным видом огляделся вокруг и, низко поклонившись, сказал жалобным голосом:

— Мое почтение, уважаемые леди! Пожар — ужасное бедствие.

— Огонь очищает золото, и огнем же испытуется дружба! задрав нос, воскликнула мисс Табита.

— Да, мадам, но им же испытуется и благоразумие, — отвечал Миклуиммен.

— Если благоразумие заключается в том, чтобы покинуть друга в беде, то вы щедро наделены этой добродетелью, — заявила тетушка.

— Ах, мадам, я отнюдь не ставлю себе в заслугу своего бегства, — возразил адвокат. — Соблаговолите отметить, уважаемые леди, что существуют две различные силы, которые толкают к действию нашу природу: одна из них есть врожденное побуждение, которое роднит нас с животными, а другая есть разум. И вот при опасных обстоятельствах, когда слабеет разум, животное побуждение одерживает верх. В таком случае сие побуждение, не имеющее никакого сходства с разумом, пренебрегает им и заботится лишь о сохранении жизни человека и притом прибегает к самым решительным и быстрым мерам. А посему, с вашего соизволения, уважаемые леди, я отнюдь не почитаю себя ответственным in foro conscientia 42 за то, что содеял, находясь под влиянием этой непреодолимой силы.

Тогда вмешался дядюшка.

— Желал бы я знать, — сказал он, — животное ли побуждение заставило вас бежать со всеми пожитками, так как, помнится мне, у вас на плечах был чемодан.

Законник отвечал без всяких колебаний:

— Если бы мог я выразить свободно свое мнение, не будучи заподозрен в самонадеянности, я бы сказал, что нечто высшее, чем разум или животное побуждение, заставило меня принять сию меру, и к тому было две причины. Во-первых, в чемодане находились бумаги на право владения имением одного достойного вельможи, и, если бы они сгорели, потерю эту ничем нельзя было бы возместить. Во-вторых, мой добрый ангел как будто возложил чемодан на мои плечи, чтобы защитить меня от жесточайшего удара, нанесенного костылем его преподобия священника, который, невзирая на преграду, сильно меня поранил, разбив мне голову.

— По вашему же учению, — воскликнул священник, случайно при этом присутствовавший, — я не отвечаю за удар, который я нанес, подстрекаемый животным побуждением.

— Умоляю о прощении, преподобный сэр! — отвечал адвокат. — Но врожденное побуждение содействует лишь сохранению нашей жизни; а ваша жизнь не подвергалась опасности. Повреждение вы уже получили, и потому ваш удар можно приписать только жажде отмщения, которая есть страсть греховная и не приличествует христианину, в особенности же протестантскому священнослужителю. И разрешите вам сказать, преподобнейший доктор, что, пожелай я начать тяжбу, суд почел бы мою жалобу достойной рассмотрения.

— Да ведь обе стороны равно понесли урон! — воскликнул священник. — У вас проломлена голова, а у меня сломан костыль. Итак, если вы исправите костыль, я возьму на себя издержки за починку головы.

Эта шутка заставила всех посмеяться над Миклуимменом, который принял было серьезный вид, но дядюшка, дабы переменить разговор, заявил, что врожденное побуждение было очень милостиво к адвокату в другом отношении, так как возвратило ему способность действовать руками и ногами, которые двигались с удивительным проворством, когда он спасался бегством.

Законовед отвечал, что такова природа страха, взбадривающего нервы, и рассказал о нескольких удивительных случаях, когда люди, обуянные ужасом, совершали чудеса силы и ловкости; однако он посетовал, что применительно к нему действие не воспоследовало, как только исчезла причина. Дядюшка предложил угостить всех чаем, если законник протанцует шотландский танец, не сделав ни одного неверного шага, и адвокат, ухмыляясь, потребовал волынщика. Под рукой оказался скрипач, и тогда сей чудак в черном парике, обмотанном окровавленной салфеткой, вскочил со скамьи и стал отплясывать так, что развеселил всех собравшихся. Но ему не удалось вернуть расположение мисс Табби, которая не понимала учения о врожденном побуждении, а законник не почел нужным продолжать свои объяснения.

Из Хэрроугейта прибыли мы сюда через Йорк, и здесь пробудем несколько дней, потому что и дядюшка и Табита решили полечиться здешними водами. Скарборо, хотя и жалкий городишко, живописно расположен на вершине утеса, вздымающегося над морем. Гавань защищена узкой полосой земли, служащей как бы натуральным молом, который находится перед самым городом. По другую сторону от него высоко вздымается очень большой замок, до изобретения пороха почитавшийся неприступным. В одном конце Скарборо есть две публичные залы для удобства тех, кто приезжает сюда летом пить воды и купаться в море, а развлечения здесь мало чем отличаются от развлечений в Бате. Минеральный источник находится близ города, по ею сторону, у подножья утеса, и сюда по утрам стекаются в утренних костюмах лечащиеся водами, но спускаться приходится по бесконечным ступеням, что весьма неудобно для больных.

Между источником и гаванью выстроились на берегу купальные фургоны со всеми необходимыми принадлежностями и с прислужниками. Вы никогда не видывали таких фургонов. Представьте себе маленькую, уютную деревянную комнатку, установленную на колесах, с дверцами спереди и сзади и с оконцем и скамьей по обеим сторонам. Купальщик подымается в это помещение по деревянной лесенке, закрывает дверцу и начинает раздеваться, а прислужник припрягает лошадь к концу фургона, обращенному к морю, и она тащит фургон вперед, пока уровень воды не достигнет пола комнатки, после чего прислужник отпрягает лошадь и отводит ее к другому концу повозки. Купальщик, раздевшись в фургоне, открывает дверцу, выходящую в море, находит там поджидающего его прислужника и ныряет прямо в воду. Выкупавшись, он поднимается в фургон по лесенке, которую уже успели перенести, и спокойно одевается, а тем временем повозку втаскивают назад, на сушу, так что более ему ничего не остается делать, как открыть дверцу и спуститься на землю по той же лесенке, по какой он поднялся. Если он так слаб или болен, что для раздевания и одевания ему нужен особый слуга, то в комнатке хватит места для шестерых.

• Предыдущая
• 48/102
• Следующая