Ледовая книга - Смуул Юхан Ю. - Страница 37

• Предыдущая
• 37/69
• Следующая

Сильный ветер, все бушует и бушует буря. Летом в Мирном не обойтись без ватника, шерстяных носков и тёплого белья. Самолёт, правда, вылетел сегодня в Оазис и даже приземлился там, но не было смысла отправляться с ним. От аэродрома, на котором он выгрузил свой груз, до станции пешком не добраться. И на Восток, где я мечтаю побывать, тоже давно не летают самолёты, — даже те, которые закреплены за тамошней станцией, ещё стоят в Мирном. Антарктика требует терпения. Я налетал здесь четыре тысячи километров, и возможно, что этим дело и ограничится. «Кооперация» выходит в обратный рейс, а с каждым полётом связан риск застрять где-нибудь и тем самым остаться тут на зимовку.

Как различны люди! Сегодня утром один временный участник третьей экспедиции, с которым я приплыл сюда и поплыву обратно, долго спорил с начальником складов Шакировым. Он уже дня два как вынашивает план остаться тут на зимовку и даже подыскивает себе мысленно место. Где устроиться? У метеорологов, у гляциологов, у геофизиков или в каком-нибудь другом отряде? По своей профессии он может пристроиться к кому угодно: ни один отряд на этом ничего не проиграет и не выиграет. Желание зимовать объясняется проще простого: суточными. И сегодня утром он был настолько неосторожен, что начал рассуждать о том, как их заработать. Оказывается, вот как. Он себе интеллигентно посиживает в комнате. Более того, он начинает переводить с английского языка — ведь ему, как участнику экспедиции, будет легче, чем другим, опубликовать свои переводы в Москве. И даже ещё лучше: имеется один сенсационный французский романчик, бестселлер, вполне, как я понял, порнографический. Для перевода ему требуется месяц. Он перевёл бы его не для издательства, а просто-напросто для себя и для своих друзей. Для этого ему требуется месяц, в течение которого ему платили бы антарктические суточные.

Шакиров слушал его, все более ощетиниваясь.

— Тысячи!.. — сказал он наконец.

— Какие тысячи? — раздражённо спросил мечтатель, округляя свои большие, по-женски красивые глаза.

— Тысячи придётся платить государству за перевод этого борделя для личного пользования, — ответил Шакиров.

Мечтатель, шокированный грубым выражением, начал что-то говорить о политической нейтральности литературы, о том, что культурный человек даже в Антарктике не должен терять своих культурных, сугубо французских интересов, и о том, что раз уж он попал в Антарктику, то пусть ему и платят как полярному исследователю.

Шакиров вспыхнул словно трут. Прибегая порой к выражениям не совсем литературным, он объяснил, что миллион складывается из рублей, что государство, отпускает средства на экспедиции не для того, чтобы в их состав включали охотников за длинным рублём. Он сказал о том, как надо работать в Антарктике, о том, какая каша может завариться здесь, в самом Мирном, из-за пурги, скорость которой иногда доходит до тридцати пяти — пятидесяти метров в секунду, а потом с той же последовательностью и яростью обрушился на тех, кто рассчитывает жить среди льдов в шёлковых перчатках. Как хозяйственник, хорошо знакомый с калькуляцией, он перевёл мелочность и безответственность подобных людей в рубли, которые придётся уплатить государству, а рубли в свою очередь перевёл в квартиры, в которых могли бы поселиться рабочие. И все вновь и вновь возвращался к переводу французского романа, к переводу «этого борделя». Атакуемый, все более сникая, лишь повторял голосом умирающего:

— Я имею право получать деньги.

Шакиров камня на камне не оставил от этого «права». По правде говоря, мне редко приходилось слышать столь пылкие, столь безукоризненно аргументированные, столь государственные и столь патриотичные, в самом серьёзном смысле этого слова, выступления, как это откровенное выступление Шакирова в каюте прессы. Между прочим, Шакирова характеризуют здесь как очень вспыльчивого, но и как очень трудолюбивого человека. Тех, кто с ним не согласен, он считает своими противниками, то есть противниками его взглядов на человеческие обязанности, на чувство долга перед своей страной и своим народом. Таким лучше держаться от него подальше.

Существует выражение, до предела насыщенное мещанским содержанием — чёрствостью, равнодушием, низостью, стремлением пробивать себе дорогу локтями: «патриотизм персонального оклада». Шакирову явно неизвестно это выражение, тем не менее он целый день объяснял своему противнику, что тому свойствен именно такой патриотизм.

Вскоре «апостол уютной Антарктики» заявил, что он все же вряд ли останется на зимовку. Здесь, мол, попадаются грубые люди, от которых можно услышать неприятные вещи, зима же и вправду может оказаться трудной, так что его, возможно, заставят работать не по специальности, и т. д.

После обеда начальник метеорологического отряда второй экспедиции Кричак сделал доклад о климате Антарктики, опирающийся на данные, собранные второй экспедицией. Роль Антарктики, этого огромного холодильника, в воздействии на климат южного полушария очень велика. Её ледяные рога выступают далеко на север, её дыхание достигает далёких районов океана. Вокруг неё вертятся циклоны и антициклоны, лишь изредка врывающиеся с океанов на материк. Антарктида как бы окружена гигантской и беспорядочной линией фронта, на которой происходят схватки масс тёплого и холодного воздуха.

Но климатическая карта Антарктики ещё неполна, континентальные станции расположены далеко одна от другой, о громадных пространствах не имеется ещё ни метеорологической, ни аэрологической информации. Это оставляет большой простор для споров, гипотез и научных фантазий. В Антарктике пока что много неоткрытого и неразгаданного.

Говорят, что через день-два в Мирный должен прибыть американский ледокол.

Вчера утром в Мирный прибыл ледокол американского военного флота «Бёртон Айленд». Часов в семь утра нас пробудил от сна рокот чужих моторов над домами, совсем не похожий на рокот наших самолётов и вертолётов. Два маленьких американских геликоптера, взлетевших с кормовой палубы «Бёртон Айленда», покружили над Мирным и приземлились на нашем аэродроме. Вместо колёс у них — цилиндрические понтоны, позволяющие машине опускаться и на воду и на лёд.

Полчаса спустя Мирный был полон американцев — стрекотали их кинокамеры, щёлкали фотоаппараты и завязывались новые знакомства.

На свободном ото льда рейде Мирного, у кромки уже ненадёжного припая, стоял «Бёртон Айленд». Серый корпус этого военного ледокола невелик. У корабля очень сильный двигатель. Кроме того, он может преодолевать довольно тяжёлый лёд, развивать большую скорость. Наши данные о позавчерашнем местонахождении «Бёртон Айленда» и его вчерашнее прибытие — все это говорит о том, что ледокол за небольшое время покрыл большое расстояние.

Американская антарктическая экспедиция, её основной контингент зимовщиков на континентальных станциях состоит из военнослужащих. Расходы по экскурсии несёт военное министерство. Надо думать, что в связи с этим и программа их исследований имеет военный уклон, в отличие от научных программ австралийской, английской, французской и нашей экспедиции. На «Бёртон Айленде» тоже чуть ли не одни военные.

В Мирном первыми сошли на землю мистер Джеральд Кэтчум, состоящий в звании капитана и занимающий должность заместителя начальника 43-й оперативной группы военно-морского флота (её база находится в Антарктике), затем капитан «Бёртон Айленда» Бренингем, помощник капитана, первый офицер экипажа Рейнольдс, лейтенант Бейби, офицер службы информации «Бёртон Айленда», и научные работники: научный руководитель антарктической исследовательской станции Халлетт с 1956 по 1957 год Джеймс А. Шир, гравиметрист американской антарктической экспедиции Джеймс Спаркмен, сотрудник Гидрологического управления Соединённых Штатов океанограф Стар, сотрудник станции Литл-Америка Ричард Л. Чепелл, врачи — мистер Эллиот и мистер Морвайн и, разумеется, корреспонденты — от Ассошиэйтед Пресс мистер Тэйлор и от «Нью-Йорк таймс» мистер Бекер. Кроме того, младшие офицеры, матросы и участники американской антарктической экспедиции.

• Предыдущая
• 37/69
• Следующая