Диктатор - Снегов Сергей Александрович - Страница 75

• Предыдущая
• 75/229
• Следующая

Б и б е р. Да, я клур. Хорошо, сформулирую свой вопрос по-иному. У вас имеется своя философия истории и система методов, доказывающих правоту этой философии. Но в Кортезии вы могли бы с большим успехом реализовать свою философию. Такие материальные возможности…

Г а м о в. Слушайте меня, философ, и можете на весь мир опубликовывать. Только в Латании я могу выполнить свою общечеловеческую задачу — навечно ликвидировать межгосударственные войны. В Кортезии это невозможно.

Б и б е р. Не объясните, почему?

Г а м о в. Объясню. Кортезия — старая страна. Она дошла до предела своих возможностей! Богата, индустриально могуча, обеспечила высокий жизненный уровень… Ну, и что? Она неспособна развиваться дальше. Она остановилась. Ей остается либо закостенеть, либо взрывом менять свою структуру. Она разжирела — и ее душит жир. А Латания — молодая страна, в ней еще не накопилось жира, она вся в движении. Она бедней Кортезии, но уже совершенней. Кортезия — венец старого могучего развития. Латания — начало нового. Ни в одной стране я не мог бы осуществить того, что смогу здесь.

Б и б е р. Вряд ли в Кортезии согласятся с такой оценкой ее перспектив. Кортезы обожают свою страну.

Г а м о в. Не все. Проницательные кортезы уже понимают, что Кортезия завершает свою роль руководителя прогресса и передает эстафету Латании. Вам нужен пример? Перед вами наш министр внешних сношений Джон Вудворт. Он по происхождению кортез. И он любит свою страну, ценит ее успехи, бытовые удобства — и не раз ставил нам ее в пример, критикуя наши недостатки. Но он добровольно перебрался к нам. И сделал это потому, что понял — общественное развитие в его стране зашло в тупик, оно может лишь консервировать уже достигнутые успехи. А Латания начинает новый виток великого человеческого развития, он хочет быть первопроходцем на этом пути. У вас больше нет вопросов?

Б и б е р. Тысячи! Но меня предупредили, что на аудиенцию отведено два часа. Мы разговариваем уже третий час. Фальк, вы заснули? Почему вы молчите?

Ф а л ь к. Я думаю. Я так думаю, что костенею. Ужас, о чем я думаю!

Б и б е р. О чем вы все-таки думаете?

Ф а л ь к. Величайший герой нашего времени, знаменитый полководец объявил геройство преступлением. Как это пережить, я спрашиваю?

Б и б е р. Как-нибудь переживем. Что еще нам остается?

Константин Фагуста не преминул воспользоваться приездом двух гостей из Клура для новых нападок. Гамова он обвинил в противоречивости, его помощников в том, что они либо настолько тупы, что не видят этих противоречий, либо настолько трусливы, что не смеют ему возражать. «Где логика? — грозно спрашивал Фагуста в передовой статье. — С одной стороны, диктатор осыпает денежными наградами и орденами всех, отличившихся на войне, а в своей „Декларации о войне“ и в беседе с гостями из Клура объявляет всех воюющих преступниками и грозит после войны предать Черному суду тех солдат и офицеров, каких сам же удостаивал награды. И с такой программой наш правитель собирается выиграть войну?»

Мне лохматый редактор «Трибуны» временами внушал возмущение, но я не мог с ним не согласиться: последовательностью программа Гамова не блистала. Временами казалось, что его стратегия одновременно преследует две разные цели — и одна мешает другой. Я высказал это Гамову. Он возразил с неудовольствием:

— Фагуста многого не понимает и не должен понимать, но вы, Семипалов, вряд ли меньше ответственны за нашу политику, чем я. А она стремится к двум разным целям. Во-первых, выиграть эту войну, а во-вторых, воспользоваться победой, чтобы уничтожить саму возможность войны. И я заранее примиряюсь с тем, что после победы мы не будем восхвалять те военные действия, какие привели нас к победе.

В общем, это были те идеи, что он повторял и до «Декларации». Но они все больше вызывали во мне сомнения. Вначале я склонен был считать их эмоциональными выплесками, но теперь стало ясно, что здесь продуманная концепция. Вызывающая фраза: «В мире нет ни одного разногласия между государствами, которое могло бы оправдать гибель хотя бы одного ребенка», была подобна внезапному залпу среди настороженной тишины. Удивляюсь, что Фагуста не сыграл на этой фразе.

Очередное заседание Ядра отвели докладу Гонсалеса о стараниях Черного суда во враждебных странах. У меня было впечатление, что разрекламированная частная война выдохлась, еще не начавшись. «Вестник Террора и Милосердия» в каждом номере печатал заочные смертные приговоры и награды за их выполнение. Но несколько террористических актов против малозначительных лиц погоды не делали.

Прищепа доложил о подготовке весеннего наступления кортезов. Через океан движутся суда с людьми и снаряжением. К весне Фердинанд Ваксель будет иметь в пять раз больше войска, чем имел, когда пошел на Забон, и начнет он с гигантского метеоудара. На побережье Кортезии переоборудуются метеостанции, их генераторы способны контролировать весь океан. На заводах сгущенной воды работают в три смены. Впервые в истории Кортезии введено ограничение на электроэнергию, основная масса ее канализируется на заводы энерговоды.

— Поняли, что имеют дело не с правительством моего дядюшки, — весело заметил Пеано. И на этот раз его радостная улыбка не камуфлировала унылое настроение. Он гордился, что его оценивают выше, чем маршала Комлина, и готовятся к битве с ним серьезней.

Гамов смотрел на весеннюю кампанию другими глазами:

— Открытый удар Вакселя меня не страшит. Но если он зальет наши поля и не даст отсеяться… Штупа, как с контрциклонной борьбой? Что вам потребуется, чтобы обеспечить весну и лето?

— Уверенное противодействие метеонаступлению врага гарантирую лишь при двойном расходе энерговоды, — ответил Штупа.

Гамов поглядел на меня. Я высоко поднял брови. Это означало, что я возражаю против удвоенного снабжения Штупы энерговодой. Была одна тайна в производстве энерговоды — и ее пока Штупа не знал. Гамов сказал:

— Увеличим поставки энерговоды. Но о двойном снабжении не мечтайте. Прищепа, есть еще сведения о враге?

• Предыдущая
• 75/229
• Следующая