Сильнее времени (илл. Ю. Макарова) - Казанцев Александр Петрович - Страница 41

• Предыдущая
• 41/81
• Следующая

— Когда догоню тебя по возрасту. Я слетаю на Землю. А ты здесь подождешь. Авось мудрецом станешь.

Молодой Борис Ловский густо покраснел от намека Кости на его юность.

Альберто Рус Луильи решил вмешаться, расплывшись в улыбке:

— Особенно хорошо то, что цветущая земля здесь никем из разумных не занята.

— Ну, тогда действительно надо на ней оставить Бориса, чтобы не нарушить ее гармонии, — быстро сказал Костя.

Борис пронзил его взглядом, но тот озорно хохотал.

— Нам нужны «умом» не занятые материки. Новый Свет без индейцев. Что скажет командир? — обратился Борис к самому старшему.

— Попросим микробиолога доложить результаты исследования захваченных дисками образцов почвы, воды и воздуха, — предложил командир Роман Васильевич Ратов.

— Слушаю друга-командира,- отозвалась рыжеволосая полька Ева Курдвановская. — Микробы, по-видимому, безопасны для земных организмов. Слишком мелки и слабеньки. Ни одно из наших подопытных животных ничем не заболело.

— Это-то меня наиболее и смущает, — гнул свое Каратун.

— Что? Что смущает? — накинулся на него Борис. — Думаете, какой-то шутник заложил в наши диски земные видеопленки? Или тебя не устраивают мелкие и слабые микробы?

— Смущают.

— Надо предвидеть все, — сказал Роман Васильевич. — Я потому и медлил с высадкой. Планета удивительная. Хоть глазам не верь!…

— А я верю глазам. И не сомневаюсь! — с вызовом сказал Ловский. — Готов первым ступить на новую землю. Без скафандра.

— Хорошо, — согласился Роман Васильевич. — Пусть мои спутники при первой высадке будут самыми молодыми, — и он взглянул на Бориса, потом на Еву.

Ева Курдвановская считала себя последовательницей Вилены. Она стала второй звездолетчицей. Высокая, сухопарая, жилистая, несмотря на модную прическу, мужеподобная, она считалась заядлой спортсменкой: бегала, плавала, толкала тяжелое ядро и даже фехтовала у себя в Польше не только с женщинами, но и с мужчинами. Но, на беду свою, была она некрасива, с удлиненным лицом, неправильным носом и тяжелым подбородком. Может быть, именно поэтому она стала болезненно самолюбивой и высокомерной. Ей хотелось добиться того, чего не могут другие. Спортивных рекордов ей казалось мало, и ее потянуло в космос. Сам профессор Михаил Каменский из Краковского университета, знаменитый планетолог, гордился своей ученицей и способствовал тому, чтобы Ева попала в состав европейской лунной экспедиции, где отличилась, открыв «подлунный лед», разработала принцип создания на Луне атмосферы, пригодной для жизни человека.

И, уже прославившись, когда, казалось, можно было и забыть о недостатках внешности, она пожелала лететь с экспедицией Романа Ратова на поиски иных, пригодных для жизни планет. Ее не смутило, что по возвращении она встретит на Земле новые поколения.

Роман Васильевич Ратов поддержал кандидатуру Евы Курдвановской. Ему казалось, что ей будет легче освоиться в коллективе участников экспедиции, чем другим женщинам, претендовавшим на место в корабле. Так и случилось во время рейса. Все любили и уважали Еву, микробиолога и врача экспедиции. Все, кроме Бориса Ловского, самого молодого из всех. Только он один видел в ней прежде всего женщину. Избалованный на Земле вниманием, черноволосый, с профилем древнего ассирийца, он не мог и в космосе отделаться от земных желаний и страдал от равнодушия ироничной Евы. Ему казалось, что она должна благодарить судьбу, пославшую ей его. Но Ева упорно не обращала внимания на Ловского. Это бесило его, и он решил, что она просто скрывает свои чувства к нему! Вот и все! И черные его глаза становились томными, влажными.

Борис Ловский происходил из столичной интеллигентной семьи. Родители обожали единственного сына, уверенные в его одаренности. Из первого класса школы он был переведен прямо в четвертый, а после восьмого сдал на аттестат зрелости. Пятнадцати лет, в порядке исключения, принятый в университет, Ловский поражал профессоров феноменальными способностями. Привычное признание сделало Бориса уверенным в превосходстве над другими. Правда, он болезненно переносил намеки на хрупкость его телосложения и малый рост. Ловский хотел бы и физически превосходить всех, но, постоянно учась с более старшими, чем сам, школьниками, он вынужден был скрепя сердце уступать им в силе. И потому Борис ни с кем не сходился близко, ни к кому не привязывался.

Единственным увлечением Ловского было чтение. Обладая так называемой «фотографической» манерой чтения, молниеносно прочитывая страницы, которые словно отпечатывались у него в мозгу, он перечитал чудовищно много. Особенно его привлекала фантастика прошлых столетий. Читал он все без разбору, но немалое влияние на формирование его характера оказали те произведения, где под видом фантастических событий осуждалась современность и стремление в будущее, которое авторы представляли безнадежным тупиком. В этих же книгах Борис открыл для себя тип личности, противостоящей миру. Таким героям-индивидуалистам он готов был подражать. В нем, с детства привыкшем слышать, что он превосходит других, это находило отзвук.

Однако надо сказать, Ловский был настолько умен и воспитан, что ничем не проявлял эти свои скрытые качества, они будто дремали в его подсознании. Внешне в своих действиях и даже при испытаниях с помощью проверочных тестов и электронно-вычислительных машин, при медицинских обследованиях, каким он подвергался, когда Роман Васильевич Ратов обратил на него внимание, он ничем себя не выдал. Обследование электронными машинами в звездном городке дало краткое, по существу верное заключение: «Способен, вынослив, упорен в достижении цели, самоуглублен, обособлен, здоров…»

Когда Ратову пришлось отбирать кандидатов в свой экипаж, ему обособленность Ловского (при прочих равных машинных оценках) показалась хорошим качеством — такому легче расстаться с современниками, чем другим. Во что же выльется его самоуглубленность и обособленность в необычных условиях космоса, ни машины, ни сам Ловский, ни Ратов предвидеть не могли.

Ева чуть не расплакалась от радости, узнав, что она и Ловский полетят с Ратовым на Гею первыми. А Ловский не мог уснуть, взвинченный предстоящим событием, счастьем, выпавшим ему на долю — ступить первым на планету, где будет жить грядущее человечество.

Но утром он сам посмеивался над собой, отшучивался от товарищей, уверял, что не претендует на памятник до неба. Однако в самой этой шутке о подобном памятнике крылась затаенная мысль прославиться.

Все это утро Ева смотрела на Ловского, щуря серые глаза. Она словно угадывала что-то. На правах врача она предложила ему какие-то таблетки, но он с возмущением отказался от них.

Роман Васильевич опустил диск на вершину холма, господствовавшего над местностью. На склонах его рос лес, полускрытый фиолетовой дымкой.

Ратов предложил молодым людям первыми сойти на Гею.

Ева вскинула голову. Ловский вытер влажный лоб. Выходить можно было без скафандра. Атмосфера Геи безвредна.

— Когда-нибудь местное человечество придумает библейскую легенду о Еве, их первой женщине, — попытался шуткой подбодрить себя Ловский.

Ева не ответила и спрыгнула на чужую почву. Она по-хозяйски огляделась и загадочно сказала:

— Когда люди переселятся сюда, здесь будет матриархат.

Ловский рассмеялся, жадно всматриваясь в чужепланетный ландшафт. Дышалось легко, но сердце билось учащенно.

Потом спустился и Роман Васильевич.

Но что за чудо? Куда делся лес?

Местность, насколько хватал глаз, была покрыта кустарником. Под ногами на вершине холма росла мельчайшая трава, напоминавшая ворсинки ковра.

— Где ж она, копия Земли?- спросил Ловский, недоуменно глядя на командира.

— Разве на экране было плохо видно? — спросила Ева.

— Экран не передает масштаб, — задумчиво ответил Ратов.

— Почему масштаб? — удивилась Ева.

• Предыдущая
• 41/81
• Следующая