Мой новый мир. Часть 1 (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 1

Я проснулся и удивленно обвел взглядом комнату. Зеленоватый, стеклянный на вид, потолок, стены, отделанные плотно пригнанными деревянными панелями, потолочный плинтус из темно-зеленой полосы какого-то блестящего материала с вырезанными или отлитыми мордами, скорее, смешными, чем страшными. Сама комната показалась мне очень большой. Непонятно зачем нужно столько места, если, кроме кровати, на которой я лежал, здесь не было никакой другой мебели. Кровать была под стать комнате: в длину на нее можно было уложить двоих таких, как я, а в ширину... две пары точно поместились бы. Невольно улыбнувшись последней мысли, я свесился с кровати и пощупал пол. Глаза не обманули: это был полированный камень. За изголовьем виднелись два больших открытых окна. С кровати в них были видны только облака, но щебет птиц и запах спелых яблок намекали на близость сада. Кроме всего, о чем я уже упомянул, в комнате находились еще две вещи: старинные часы с гирями и большое зеркало в причудливо украшенной раме, состоящее из четырех одинаковых частей. Зеркало и часы висели на стене по обе стороны от закрытой сейчас двери. Зеркало меня не удивило, хотя и было непонятно, зачем его сделали составным, а вот часы сразу резанули какой-то неправильностью. В чем она заключается, я тогда просто не смог вспомнить. Осмотр комнаты длился только до тех пор, пока я не увидел свою руку. Узкая женская кисть с длинными ухоженными ногтями переходила в тонкое запястье... Вскочив с кровати, я подбежал к зеркалу. Нет, женщину я в нем, слава богу, не увидел. Мне иногда снились очень реальные сны. Настолько реальные, что проснувшись,  не сразу можно было отличить сон от яви. Но сейчас почему-то была уверенность в том, что не сплю. Для страховки я закатил рукав полупрозрачной рубашки и укусил себя за руку. Кажется, я перестарался. Было довольно больно, а в месте укуса выступила кровь. Открыв рот, я осмотрел зубы. Возникло ощущение, что они должны быть крупнее тех, которые демонстрировало мое отражение, и не такими острыми. Держа задранным рукав, чтобы не запачкать кровью рубашку, я отступил на несколько шагов от зеркала и стал себя внимательно осматривать. Да, к человеку этот юноша, несомненно, никакого отношения не имел. Я попробовал прикинуть рост и не смог вспомнить ни одной меры длины. Ладно, черт с ним, с ростом! Возраст был около двадцати лет, хотя на лице не обнаружилось никаких следов растительности, да и кожа была такая чистая и гладкая, какую нечасто встретишь у девушек. Густые и черные, как смоль, волосы доходили до лопаток. Надо же было мужику отрастить такую гриву! В целом тело ничем особенно не отличалось от того, какое казалось привычным, разве что теперешнее было худым и дохлым, но вот лицо... Его овал больше напоминал женский, чем мужской, хотя скулы и подбородок были все-таки шире тех, какие имеет большинство женщин, а нос и брови не украсили бы ни одну из них. Но, главное, что меня поразило с первого взгляда в зеркало, это были глаза. Я по-прежнему ничего не помнил, но готов был отдать все что угодно за то, что это не мои глаза! И заостренные уши тоже не были моими, хотя что там какие-то уши! Глаза были гораздо больше моих и, по-моему, уже. Насколько больше я не помнил. Может быть, в два раза или в три. Насмотревшись на свое отражение, я зашлепал босыми ногами по каменному полу обратно в кровать. В комнате, несмотря на открытые окна, было не просто жарко, а очень жарко, и пол приятно холодил ноги. На кровати не было ни простыни, ни другого постельного белья, лишь небольшая подушка. Кровь на руке уже засохла, и я опустил рукав, заодно осмотрев рубашку. Она была сделана из очень тонкой ткани, которая сильно просвечивалась. Под рубашкой были трусы из похожей, но более плотной ткани. Развязав завязки, я их приспустил и убедился, что там, в общем, все на месте. Приведя себя в порядок, я забрался на кровать и попробовал обдумать ситуацию, но ничего не получилось. Как можно что-то анализировать или планировать, если ничего не помнишь о прошлом и ничего не знаешь о настоящем? Единственным выводом, который я сделал, было то, что нужно либо лежать и ждать, пока ко мне кто-нибудь придет, либо идти искать людей самому. Хотя, какие они люди!

Меня избавили от необходимости что-то выбирать: без стука распахнулась дверь, и в комнату легкой походкой вошла девушка, прекрасней которой я точно никогда не видел. Попробую ее описать, хотя никакое описание не поможет вам представить то чудо, которое стояло возле кровати и насмешливо смотрело на меня своими глазищами. Волосы у нее тоже были черные и блестящие, но на ее голове их было в три раза больше, чем у меня. Как вообще можно носить на голове такую гриву, да еще с тонкой шеей? Я не художник, поэтому просто перечислю то, что видели мои глаза. Высокий лоб, тонкие брови и серые глаза, гораздо больше моих. Нежный овал лица, пухлые губы и безупречная кожа. Да, забыл упомянуть густые и длинные ресницы. Длинная, стройная шея переходила в покатые плечи, а для описания рук у меня просто не нашлось слов. Сомневаюсь, что их хватило бы, даже если бы ко мне вернулась память. Одета она была во что-то вроде туники до колен, затянутой на поясе тонким пояском. Ткань ее наряда была чуть плотнее моей рубашки, но тоже сильно просвечивалась, поэтому было видно, что никакого нижнего белья, кроме трусиков, на ней нет. Высокая крепкая грудь натягивала тунику, а талию можно было обхватить... Нет, двумя ладонями, даже моими, я бы этого не сделал, а вот тремя – запросто. Бедра были идеальной формы, хоть я бы не назвал их широкими. Длинные и стройные ноги были обуты во что-то вроде шлепанец. Да, ее бы еще на высокие каблуки... Такая девушка могла бы завести старика, но во мне ничего не шевельнулось во всех смыслах этого слова. Я просто любовался ею, как любуются произведением искусства.

– И долго ты меня еще будешь рассматривать? – певучим голосом спросила она.

Спросила не на моем родном языке, но я ее прекрасно понял.

– А что, уже и посмотреть нельзя? – спросил я, решив ее разговорить и узнать хоть что-то.

– Да нет, почему же? – мотнула она головой. – Смотри, мне не жалко. Только непонятно, почему такой интерес к родной сестре. Ладно, ты скажи, долго еще собираешься валяться? Отец уже хотел за тобой посылать слугу, да мне потребовалось сходить в свои покои. Вставай, Кирен! Принцу не пристало без причины нарушать этикет!

Так, вот я и узнал свое имя, а заодно и положение. Надо же! Оказывается, я целый принц! И что ей говорить? Странно, но я почему-то чувствовал все то, что чувствовала она. И ее нетерпение, и легкое недоумение по поводу моего поведения, и ее отношение ко мне. А отношение было... смешанным. В нем присутствовала любовь к брату, сочувствие, сильное разочарование и самая капелька презрения. Любви было больше, и я решился. В конце концов, кому-то все равно нужно было довериться, почему не сестре?

– Помоги! – обратился я к ней. – Я попал в очень затруднительное положение!

– Что еще на этот раз? – спросила она. – Кирен, может быть, займемся твоими делами после завтрака?

– Я не могу отсюда никуда идти! – твердо сказал я. – Понимаешь, я совсем ничего не помню. Проснулся, а здесь все чужое! Я и тебя не помню и не знаю имени. Свое имя и то узнал с твоих слов!

– Если это шутка, то очень глупая! – растерянно сказала она. – Нет, ты не шутишь, я это чувствую! Подожди, я позову Учителя.

Она на пару мгновений замерла, коснувшись пальцами правого виска, потом подошла к кровати и села рядом со мной.

– Учитель в Северном дворце и сейчас придет. Ты и его не помнишь, как зовут?

– Я же тебе говорю, что совершенно ничего не помню! – ответил я. – И твоего имени тоже.

– Меня зовут Лара, а Учителя можешь называть Сигаром или просто учителем.

В соседней комнате послышались торопливые шаги, и в мою спальню вошел пожилой на вид мужчина, одетый почти в такую же, как у Лары, тунику, но окрашенную в красный цвет и непрозрачную. Волосы у него тоже были черные без признаков седины, отброшенные за спину. О его возрасте я догадался только по мелким морщинам на лбу и не такой идеальной коже, как у нас. На талии у него был узкий кожаный пояс с пристегнутым коротким мечом. Войдя, он слегка поклонился и обратился ко мне: