Экспедиция в иномир - Снегов Сергей Александрович - Страница 50

• Предыдущая
• 50/64
• Следующая

Только перед отлетом с Протеи Гюнтер стал ходить, но еще хромал. Он с усмешкой упрекнул свою сиделку:

— По-моему, ты специально расстаралась, Елена, сделать меня плохо ходящим. Ты ведь всегда завидовала, что я тебя редко беру на разведку на новых планетах. Теперь мне придется составить тебе скучную компанию, когда наши друзья будут изведывать захватывающие неведомости.

Елена взмахнула светлыми кудрями и отпарировала:

— Дело совсем в другом, Гюнтер. Ты стремишься выглядеть Мефистофелем, а какой же хороший Мефистофель без хромоты? Я просто помогла тебе привести в соответствие внешность с сущностью — так это будет на языке нашего друга Мишеля Хаяси.

Со мной Гюнтер завел конфиденциальный разговор:

— Арн, я признаю свою вину в легкомысленном обращении с протеями, но, согласись, мой проступок привел к важным открытиям: если бы его не было, мы не узнали бы, что каждый протей может стать опасным хищником, и, возможно, не скоро доведались бы, что они являются сепарационными фабриками изотопов. Как ты думаешь, не смягчает ли это мою вину?

— Чего ты от меня хочешь? — спросил я прямо.

— Походатайствуй перед Мареком, чтобы меня не отчисляли с «Икара». Ты можешь меня понять, ты сам такой: не мыслю себя ни в какой иной жизни, кроме космопоиска!

Походатайствовать я обещал.

Марек встретил нас, как триумфаторов. Не хвастаясь, могу сказать, что из каждого рейса «Икар» доставлял что-либо ценное и сами мы, экипаж «Икара», не находили повода особо гордиться открытием Фантомы. К тому же несчастье с Гюнтером Менотти на Протее притушило бы восторг, если бы он одолел нас. А Кнут Марек, начальник Главной Галактической базы, умница и насмешник, «добрый лукавец», по ироническому определению Хаяси, с момента нашей швартовки на астродроме Латоны пребывал в восторге. Он в таких выражениях доложил Земле о нашем походе, что я возмутился и потребовал рапорта поскромней. Марек не обратил внимания на мои протесты.

— Чудаки, вы не понимаете грандиозности собственных открытий, — разъяснял он самым душевным голосом. — Я уж не говорю о том, что гигантские месторождения чистого железа, никеля и золота и несметные множества вспыхивающих алмазов отлично послужат человечеству, — это важно, но не ошеломляет, тут я с вами соглашусь. Но жизнеподобные, неслыханно эффективные фабрики по сепарации изотопов! Не приходит ли вам в голову, друзья, что с находки протеев может начаться новая технологическая стадия развития человечества?

Я спокойно объяснил, что нелепые мысли в мою голову не приходят. Но Марек вдруг вдался в философию истории. Он важно напомнил, что цивилизация началась лишь после того, как дикарь приручил собаку, лошадь и корову. Они подняли его существование на качественно иной уровень: собака охраняла, лошадь перевозила, корова кормила. С той доисторической эпохи ничего великого в приручении животных не совершилось. А использование протеев дает возможность получать неограниченное количество чистых изотопов, столь нужных в технике и столь пока редких. Вместо исполинских, но малопроизводительных сепарационных фабрик — фермы искусственно разводимых зверушек. Разве это не величественно?

Восхваление нашего открытия было столь красноречиво, что за ним не могло не скрываться тайного смысла. Я потребовал, чтобы Марек объяснился начистоту. Он посмеивался:

— Не к спеху, Арн. Отдыхайте, лечите Гюнтера. В нужный час узнаете, какие практические выводы для вас будет иметь открытие Фантомы.

И когда Марек вызвал меня к себе, я понял, что пришел час «узнавать практические выводы». Вероятно, предстоит не слишком приятный рейс, иначе к чему Мареку так меня настраивать, рассуждал я и прикидывал заранее, куда он загонит «Икар».

Марек поднялся навстречу, лицо его сияло ослепительной улыбкой. Это было не к добру.

— Поздравляю, Арн, поздравляю! Земля разрешила Гюнтеру оставаться членом экипажа «Икара». Ты, надеюсь, понимаешь, что мне это стоило хлопот? Гюнтер ведь продолжает хромать — для астроразведчика существенный недостаток.

— Отлично понимаю: ты задабриваешь меня, — отрезал я, садясь у его роскошного, чуть не с теннисную площадку, стола.

— В какую звездную окраину ты собираешься зашвырнуть «Икар»?

Он от души смеялся. Он знал, что я вижу его насквозь.

— Не на окраину, Арн. Но на одну планетку сбегать придется. Наберись терпения, мне нужно кое-что предварительно объяснить.

— Уже набрался. Объясняй.

— Я возвращаюсь на Землю, — сказал он неожиданно.

— Кратковременная командировка в родной дом? Если ты опасаешься возражений с моей стороны, то их не будет, не тревожься.

— Я навсегда покидаю космос, Арн.

Меньше всего я ожидал такого признания. Марек считался выдающимся космоадминистратором. Он любил свое трудное дело. И его любили астронавигаторы и поселенцы. Он так искусно лавировал в бушующем море тысяч строптивых характеров, что завоевал всеобщее уважение. Я невольно что-то сказал об измене душевному призванию.

— Дело как раз душевное, — заверил он. — Хочу жениться, а на Латоне заводить семью запрещено. Поверь, я колебался. Но любовь — чувство, не терпящее проволочек, ты не находишь?

— Я нахожу, что ты заговорил сентиментальностями. Кто же твоя избранница?

— Глория Викторова, астробиолог. Ты ее знаешь.

Я мучительно вспоминал Глорию Викторову. На Латоне была пропасть астроспециалисток: биологов, химиков, энергетиков, врачей и прочих. Ни к одной я не присматривался. Память коварно подсовывала мне с десяток женщин — черных и светленьких, курносых и орлиноносых, быстрых и медлительных, красивых и так себе. Любая могла быть Глорией.

— Кажется, знаю, — сказал я неуверенно. — Прими от меня все приличествующие поздравления и такие же передай Глории. Теперь объясни, какое отношение имеет «Икар» к твоей женитьбе? Уж не собираешься ли использовать для свадебной поездки на Землю сверхмощный галактический поисковик?

— Идея заманчивая, но выше моих возможностей. Зато я собираюсь использовать для женитьбы протеев. Если ты, конечно, не будешь возражать против небольшого рейса на БКС.

— БКС? Что это за штука?

Он посмотрел с укором.

— Пожалуйста, не притворяйся, что не знаешь. Каждому на Латоне известно, что БКС — Биоконструкторская Станция на Урании в планетной системе Мардеки, небольшого солнца в одном парсеке от Латоны — пустяковое расстояние для сверхсветового крейсера. Туда надо забросить дюжину привезенных вами протеев, а заодно с ними и Глорию.

И Марек объяснил, что Глория должна завершить работу, начатую еще на Земле: она внедряла в структуру искусственных бактерий какие-то полезные свойства, Марек сам не знал, что это за бактерии и какие у них синтезируют свойства. Зато он знал, что эксперимент Глории из тех, о каких говорят: «Бабушка гадала, да надвое сказала», — вместо полезных могут появиться весьма опасные. На планете Урания, расположенной достаточно далеко от человеческих поселений в космосе, устроен полигон для разных рискованных опытов. Земля предписала завершить эксперименты Глории на Урании. Туда же надо отправить на изучение всех протеев, кроме отобранных для земных музеев. И последнее — на Урании ослабли источники энергии, неплохо бы подзарядить их генераторами «Икара» — дополнительный запас активного вещества он уже распорядился «Икару» выделить.

И, опасаясь, что я хочу обрушить на него поток возражений, Марек быстро сказал:

— О деталях ты договоришься с Глорией, я ее вызываю.

Это был, конечно, блестящий ход. Глория вошла, и из моей головы мигом испарились все возражения. Нет, она не была красавицей, никакая женская красота не смогла бы переломить моего упрямства, захоти я заупрямиться. Но если бы выдавали призы за обаятельность, Глория ходила бы в чемпионках. Я не буду ее описывать; описания рисуют детали, черты лица, фигуру, манеру разговаривать — все это мелочи. Они были у Глории обычными — она же была прекрасна всей собой в целом, а это не рассказать. Ради такой женщины можно было отказаться от любимой работы, раз уж их — женщину и работу — нельзя совместить. Сам бы я не поступил, как Марек, но понять его был способен.

• Предыдущая
• 50/64
• Следующая