Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 12

• Предыдущая
• 12/142
• Следующая

– Папа, – наконец, собравшись с духом, сказал я внимательно наблюдавшему за мной отцу. – Понимаешь, какое дело... Ты не сердись, но я, кажется, случайно выбросил приемник, когда чистил стол от хлама.

– Так «кажется» или выбросил?

– Выбросил, – опустив голову, признался я.

– Что с тобой происходит, не скажешь? – спросил отец. – Ты был так увлечен радиотехникой, а сейчас словно о ней забыл. Этот приемник ты делал целый месяц. Сколько было криков и слез!

– Так уж и слез! – возразил я. – Только один раз и было, когда сдох транзистор.

– Неважно, – сказал он. – Не заговаривай мне зубы. Ты выбросил результат месячного труда и не рвешь у себя на голове волосы. И динамик не доставил тебе радости. Напомнить, как ты упрашивал его достать? Не хочешь со мной поделиться?

– Я тебе скажу все, – пообещал я, – но не сейчас.

– Надеюсь, – сказал он. – Не хотелось бы лишиться твоего доверия.

Ну и как ему сказать, если при всех своих замечательных качествах он почти начисто был лишен фантазии, а у меня ее было на двоих! После того, как он облучился от радиолокационной станции, пришлось долго лечиться в военном госпитале. Головные боли ушли, но они возвращались, если он начинал много читать. Поэтому он ничего и не читал, кроме любимого «Кобзаря» Шевченко. И откуда тогда взяться фантазии? Какие доказательства я ему мог представить, кроме своих слов? Рассказать о развале СССР? Точно попаду к психиатрам. Для него я был еще слишком мал и авторитетом не являлся. Рассказать правду я ему мог, но не сейчас, а тогда, когда он сможет хоть частично поверить в рассказанное. Он ушел, а я сидел на кровати и вспоминал, как он незадолго до смерти плакал, держа мою руку в своих сморщенных, покрытых старческими пятнами руках и говорил, что я у него в жизни единственный друг. Голова у него уже соображала неважно, и он часто без всякой причины обижался на ухаживающих за ним внуков, подозревая их черт-те в чем. Как хотелось ему довериться, поделиться своими сомнениями, попросить помощи, но я чувствовал, что этого делать нельзя. Не то время и не те люди. И я еще не та фигура, чтобы серьезно воспринимать тот бред, который я бы на него вывалил. Я знал, чем смогу привлечь внимание серьезных людей к своим записям. Отец в их число, увы, не входил.

Решив пока об этом не думать, я вышел в большую комнату посмотреть, что передают по телевизору.

– Не делай его громко, – попросила мама. – Что-то сильно разболелась голова.

– Давай помассирую точки, – предложил я. – Наверное, полностью боль не уберу, но болеть будет меньше.

– Какие еще точки? – с подозрением спросила она.

– Особые, – ответил я. – На голове и на руках. Это китайская медицина, я про нее в журнале вычитал. Не бойся, больно не будет.

Одно время после института я сильно увлекался электропунктурой и точечным массажем и даже сделал для лечения пару приборов. Расположение точек я знал хорошо, на какие из них и как воздействовать при многих болезнях тоже помнил, поэтому за пять минут сделал все, что нужно.

– Действительно помогло! – удивилась мама. – Болит, но уже не так сильно. Надо будет посмотреть самой те журналы, которые ты читаешь. Я вижу, ты совсем не ешь конфеты, которые я купила. А я их потихоньку пробую. Смотри, спохватишься, когда их совсем не будет.

– Не хочу портить зубы, – сказал я. – Вот пойду в школу, принесу мел, тогда можно будет изредка есть сладости.

– Можно купить в аптеке хлористый кальций, – предложила мама. – Если ты так боишься за зубы. Он недорогой, мы тебе его когда-то давали.

– Сами пейте эту гадость! – меня передернуло. – А я лучше буду грызть мел. Неплохо еще толочь скорлупу яиц, но нужна ступка.

– У нас же есть керамическая ступка с пестиком, – сказала мама. – Что, забыл? Сам же в прошлом году толок в ней сахар в пудру. Давай я буду перед употреблением яиц хорошо их мыть, а ты потом истолчешь. А то в мелу все, что хочешь, может попасться. Ты сегодня вечером никуда не идешь? А то Таня уходит гулять, и твой Игорь тоже собирается в городок. Неужели опять весь вечер будешь отжиматься и стоять на голове? Все нужно делать в меру, тогда будет польза.

– Золотые слова, мамочка! – я чмокнул ее в щеку. – Непременно сегодня пойду гулять и перецелую всех девчонок. Зря, что ли, портфели таскал?

– Болтун ты, – сказала она. – Точно с тобой что-то случилось. То был такой скромник, что я не знала, что и делать, а сейчас разошелся. По крайней мере, на словах. Ты для чего сюда пришел, телевизор смотреть?

– Не буду я его сейчас смотреть, – ответил я. – Все равно еще рано для чего-нибудь интересного, а у тебя еще болит голова. Где газета?

– Лежит на трюмо, – сказала мама. – Только никуда не задевай, отец ее еще не смотрел.

В газете ничего стоящего внимания не было, поэтому я ее отложил и достал из-за шкафа тетрадь. С полчаса поработал нормально, потом принесло сестру.

– Что это ты пишешь? – поинтересовалась она, увидев меня за тетрадью с ручкой в руках.

– А тебе не все равно? – спросил я, досадуя на то, что задумался и не услышал ее шагов. – Любовные послания пишу, а вечером пойду разносить. Довольна?

– Да ладно! – примирительно сказала сестра. – Что хочешь, то и пиши. Я хотела спросить, ты точно будешь учиться игре на гитаре?

– Если купят, буду, – ответил я. – А что?

– Не слышала, чтобы в городке были репетиторы по этому инструменту, – сказала она. – Игре на пианино учат человек пять, а по гитаре, по-моему, никого нет.

– И не надо, – сказал я. – Самоучитель обойдется гораздо дешевле. А ты для чего спросила?

– Да так, – сказала Таня, повернулась и вышла из моей комнаты.

И к чему, спрашивается, весь этот разговор? Я на всякий случай убрал общую тетрадь в ящик стола и сходил на кухню попить воды. Мама прилегла на тахте и заснула, сестра была в своей комнате, поэтому я хорошо посидел над тетрадкой, закончив с семьдесят третьим годом. Едва я закрыл тетрадь, как с работы пришел отец, и проснулась мама.

– Если хочешь гулять, то поешь и иди сейчас, – сказала она мне. – Нечего мотаться по темноте.

Заварка осталась с обеда, поэтому я разогрел на плите чайник и попил горячего чая. Сразу после питья я никогда не ел, поэтому немного поболтал с родителями и пошел делать себе ужин. На белый батон намазал сливочного масла и сверху посыпал сахаром. Можно было поесть плотнее, но я не захотел. Оделся я так же, как и на торжественную линейку, только без красного галстука, и рубашку надел не белую, а с рисунком. Куда идти я заранее не решил. Можно было зайти к Сергею или Игорю, но я не стал этого делать. Несмотря на медитацию, слезы Люси и разговор с отцом подпортили настроение, и общаться с друзьями не хотелось. Впервые с моего появления в детстве пропало чувство радости, ожидания чего-то необычного. Ноги сами понесли меня к дыре в заборе, а потом через школьный пустырь к домам, где жили Сашка и девчонки. По обычно малолюдным улицам городка прогуливались небольшими группами и поодиночке ребята и девчонки от третьего класса и выше. Если гуляли и более молодые, я их не видел. Я свернул к дому Сашки и в его дворе увидел на лавочках компанию из самого Сашки, Валерки Дегтярева и Светки. Странная, надо сказать, компания. Наверное, Светка только что вышла, а ребята уже сидели на лавке. Мне они обрадовались.

– А я два твоих анекдота запомнил, – сказал мне Сашка. – Рассказал родителям, им понравилось.

Интересно, как быстро мои анекдоты станут достоянием всего Советского Союза?

– Спасибо! – сказала мне Света. – Если бы не ты, я с этим портфелем надорвалась бы. От Сашки помощи не дождешься.

– А вот я надорвался, – сказал Сашка, притворно скривив свое круглое лицо. – Нет, чтобы пожалеть и оказать внимание!

– Ты ведь провожал Ленку с Люськой? – спросила меня Света. – Не знаешь, что случилось?

– А в чем дело? – насторожился я.

– Они поссорились, – сообщила Света. – Столько лет дружат...

– При мне они не ссорились, – сказал я правду. – Помирятся, что им делить?

• Предыдущая
• 12/142
• Следующая