Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 36
- Предыдущая
- 36/142
- Следующая
– Ладно, поезжайте, – сказала Зинаида, забирая у меня телеграмму. – Директор заболел, а завучу я скажу.
Валентин приехал в одиннадцатом часу. Шофером у него опять был Николай.
– Готовы? – осмотрел он нас. – Ну если да, то садитесь в машину. Ты собирался подготовить новую песню. Закончил работу?
– Вообще-то, да, – ответил я. – Но до смотра еще месяц. Нам нужно потренироваться, может быть, еще что-то подправить. Мы вам для чего нужны?
– Вы нужны не мне, – пояснил он. – Вас попросили доставить ребята из отдела культуры. Смотр организуют они, филармония им только помогала. Смотр намечен на первую декаду марта, а сегодня должны утвердить репертуар, с которым вы поедете в Москву, потому я тебя и спрашивал о песне. О чем она?
– О тех, кто по призыву партии строил в Сибири электростанции и возводил города. Называется «Прощание с Братском».
Пахмутова написала эту песню в шестьдесят восьмом году. Я знал, что для большинства ее песен не использовались уже готовые стихи. Ей их писали в основном Гребенников или Добронравов, а «Братск» – это их совместная работа, поэтому, выбирая эту песню, я почти ничем не рисковал.
– Серьезная тема, – сказал Валентин, пытливо посмотрев на меня. – И очень необычная для твоего возраста. Чем вызван ее выбор?
– Если бы я жил только своим опытом, мы бы с вами сейчас не ехали в этой машине, – ответил я. – А книги для чего? Сколько я пересмотрел газет и журналов! И потом, остальные наши песни уже все слышали, а необычность темы может здорово помочь.
Когда мы подбирали песню, Люся мне сказала почти то же самое.
– Это совсем недетская песня. Помнишь, что тебе сказала Лена после твоего пения в классе? Здесь примерно то же самое. И напишут ее, по твоим словам в шестьдесят восьмом. Стоит ли рисковать, может быть, взять песню из далекого будущего?
– Хороших песен и в будущем всегда не хватало, – возразил я. – Три четверти из них о любви. Кто нам их даст петь? А за некоторые сесть не сядешь, но жизнь испортишь, и себе, и близким. Ну, например, есть очень красивая песня о белых казаках. Называется «Конь вороной». Музыки я к ней не подбирал и не собираюсь, а так спеть могу. Слушай. Над Доном снег кружится словно пух, снежинки крупные ложатся в воду. Нам надо выбирать одно из двух, жизнь или смерть, позор или свободу...
– Понимаешь? – сказал я, допев песню. – Многие наши песни просто не для этого времени.
– Песня красивая, – сказала она, поежившись, как от озноба. – Спел ты очень душевно. Но как так можно, у них же руки по локоть в крови?
– Гражданские войны всегда очень кровавые, – сказал я. – И побеждают в них не те, кто прав, а правыми получаются те, кто побеждает, а на проигравших вешают всех собак. Они теряют все: имущество, Родину, многие – жизни, и в истории о них трудно найти доброе слово, потому что историю пишут победители. Если бы ты знала, сколько в нашей истории темных пятен, о которых большинство просто не знает! Руки, говоришь, в крови? А у наших? Знаешь, что творили отряды ВЧК? А в Крыму, когда его взяли? Не хочу об этом говорить. А белые... Нам ведь всегда говорили, что они сражались за фабрики и земли.
– А разве не так?
– Ну кое-кто, может быть, и сражался. Но таких было мало. Те успели перевести деньги и бежать. А большинство белых дралось не за барахло, а за свой мир, который разрушали у них на глазах. Ты права, мне их жалко. Ладно, бог с ней, с историей. Когда-то совсем молодым я видел съемку, когда исполнялось «Прощание с Братском». В глазах многих пожилых людей стояли слезы. Эта песня из нынешнего времени, и это должны оценить.
Машин на трассе было мало, и Николай ехал на предельной скорости, обходя редкие грузовики. Я задумался и не заметил, что мы уже едем по городским улицам. Наконец машина подъехала к знакомому зданию ЦК комсомола и остановилась.
– Все выходим, – сказал Валентин, открывая дверцу.
– А у вас здесь и пианино есть? – спросил я, покинув салон и помогая выйти Люсе.
– В отделе культуры все есть, – ответил Валентин. – Идите за мной.
– Валентин Петрович! – решившись, спросил я. – Вы не знаете, где живет Машеров?
– Какой именно? – спросил он, не оборачиваясь.
– Петр Миронович.
– А тебе он зачем? – повернулся Валентин. – Это очень занятый человек.
– Есть мысль написать повесть о его партизанской деятельности, – соврал я, не моргнув глазом. – Не все же писать фантастику. А он мне мог бы кое-что рассказать и разрешить допуск к архивам. Там и секретного уже ничего нет, а они по-прежнему закрыты.
– Точного адреса я не знаю, только дом, – ответил Валентин.
– Я ему написал письмо, – сказал я. – Давайте после смотра проедем к тому дому, и я его просто брошу в почтовый ящик. А дальше пускай он сам решает, помогать мне или нет.
– Это можно, – кивнул Валентин. – Этот дом в десяти минутах езды. А если хочешь, я могу передать твое письмо через секретариат ЦК. Я у них бываю раза два в неделю.
– Нет, так не хочу. В секретариате они, наверное, просматривают и сортируют письма. А там есть очень личное.
– Ну, как знаешь, – он подошел к гардеробу и снял пальто. – Что стоите? Быстро раздевайтесь. У меня, между прочим, и своей работы навалом.
Мы сняли верхнюю одежду и поспешили за Валентином на второй этаж, где он завел нас в помещение, похожее на студию записи в телецентре, только без камер.
– Подождите здесь, – велел Валентин. – А я сейчас быстро всех соберу.
«Быстро» вылилось в минут сорок. Вот стоило так спешить? Наконец за столами собрались три парня, девушка и один пожилой мужчина.
– Вы выбрали, что будете исполнять? – спросил он. – По-прежнему «Качели»?
– Мы бы хотели спеть новую песню, – сказал я комиссии. – Называется «Прощание с Братском». Песня только закончена, поэтому исполнение может хромать. Но у нас еще есть время подготовиться.
– Исполните, – сказал пожилой. – А мы посмотрим.
– Я в таежном смолистом краю встретил лучшую песню свою, до сих пор я тебя, мой палаточный Братск, самой первой любовью люблю...
Отзвучала песня, но все молчали.
– Странно, – сказал пожилой. – Как вы смогли это почувствовать? У меня просто нет слов! Говоришь, мало тренировались?
– Вряд ли на конкурс выставят что-нибудь лучше этой песни, – сказала девушка. – Я голосую за нее.
Все были «за», поэтому Валентина не задержали, и он решил проехаться к дому Машерова с нами.
– На всякий случай, – пояснил он. – Чтобы ты случайно не влип в неприятности.
Ехали действительно совсем недолго. Когда подъехали к дому, все остались в салоне, а я направился к крайнему подъезду. Из него как раз вышла женщина.
– Извините, – обратился я к ней. – Вы не скажете, в какой квартире живет Машеров?
– А тебе он для чего? – спросила она. – Постой, это ты с девочкой пел «Качели»? Петя, тебя ищет этот молодой человек.
Я повернулся в ту сторону, куда она смотрела, и увидел подходившего Машерова, который был гораздо моложе, чем на запомнившихся мне фотографиях.
– Ты куда, Поля? – спросил он. – Надолго уходишь?
– Да нет, минут на двадцать, – ответила жена Машерова. – Я тебе все разогрела, обедай.
– Так, – он повернулся ко мне. – Хорошо поешь, и песни у тебя замечательные, особенно о Белоруссии. Пойдем домой, там и расскажешь, зачем я тебе нужен. Жаль, Лена в школе, ей с тобой было бы интересно познакомиться. Возраст у вас примерно одинаковый. Ты в каком классе?
Мы с ним вошли в подъезд и подошли к двери.
– В седьмом, – ответил я, понимая, что влип и все планы нужно менять.
– Ну а она в восьмом. Заходи и раздевайся, у нас тепло. У тебя разговор короткий или длинный? Если короткий, то начинай, а с длинным придется подождать, пока я пообедаю. Может быть, составишь мне компанию?
Мне почему-то вспомнился фильм «Чапаев», где он говорил: «Я обедаю – садись обедать». Я решился.
– Короткий у меня разговор, Петр Миронович. И лучше нам поговорить сейчас, пока не пришла ваша жена. А есть я не хочу, спасибо.
- Предыдущая
- 36/142
- Следующая