Возвращение (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 88

• Предыдущая
• 88/142
• Следующая

– Какие, по-твоему, плюсы? – спросил Грушевой.

– Будет больше веры вашим словам, – пояснил я. – Конечно, если вы начнете с трибуны ООН говорить о победе революции во всем мире, вам никто не поверит, а вот на слова о реальных угрозах цивилизации обратят самое пристальное внимание. Не нужно это только политизировать. Вы уже сейчас можете выступить с предупреждением о последствиях ядерной зимы. Эта теория будет выдвинута лет через пятнадцать и получит подтверждение моделированием на больших ЭВМ. Думаю, это малость охладит американцев.

– Что за зима? – спросил Брежнев. – В твоих записях о ней ничего нет.

– Там только то, что произошло, – сказал я. – При взрыве тысяч ядерных зарядов в верхние слои атмосферы в виде мелкодисперсной пыли будут заброшены миллионы тонн грунта и сажа от сгоревших городов и лесов. Солнечный поток у поверхности Земли сократится в несколько раз, в зависимости от суммарной мощности зарядов. Самоочищение атмосферы займет месяцы, а температура повсеместно сильно упадет. Точно посчитать нельзя, потому что неизвестно слишком много факторов, но довоеваться можно и до ледникового периода.

– А что там насчет минусов? – спросил Брежнев.

– Долго скрывать свои достижения нельзя, – ответил я. – Иначе толку от них... И не забывайте, что мир не стоит на месте, и все, что я даю ученым, будет вскоре изобретаться. Мои сведения только немного ускорят этот процесс и приведут к тому, что мы будем идти в передних рядах, а не плестись в хвосте, как это было в моей реальности. А вот для меня минус большой. Не хотелось бы всю жизнь провести на хорошо охраняемой даче, поэтому число знающих обо мне людей не должно расти, а вам нужно будет подумать о еще каком-то прикрытии, помимо деда. Тому деду, кстати, жизни осталось лет пять, вряд ли больше.

– Что-нибудь придумаем, – пообещал Брежнев. – Займись, Константин.

– Это вам, Леонид Ильич, – сказал я, протягивая ему свои тетради. – В этой информация только для вас. Это то, о чем мы с вами говорили первый раз, я только дополнил. А в этой все подробности о кризисе в Чехословакии, которые мне удалось вспомнить. В конце я дал свои рекомендации.

– Интересно, – сказал Брежнев, перелистывая вторую тетрадь. – Мы уже предварительно обсуждали этот вопрос. Что тут у тебя?

– Его нужно не предварительно обсуждать, а прорабатывать и начинать действовать, – сказал я, заработав одобрительный и немного удивленный взгляд генерала. – Когда гнойник лопнет, всех обдаст гноем.

– Провести реформы? – удивился Леонид Ильич. – Суслов предлагал наоборот...

– Дело, конечно, ваше, – сказал я. – Я примерно представляю, что мог посоветовать Михаил Андреевич. Без реформ не обойдется ни их общество, ни наше. У нас просто это еще не горит. То, что подходит для одного этапа, уже не годится на другом. Жизнь меняется, поэтому нужно учитывать эти изменения, чтобы не очутиться за бортом. А у них Новотный работал под нашего Иосифа Виссарионовича с поправкой на местную специфику. Вот и доработался до отставки и контрреволюции. У них и терпения меньше, чем у нас, и при социализме живут всего ничего. Давить силой можно, толку-то... Сами по себе реформы и послабления не страшны, главное – это что и как реформировать, и под чьим руководством и контролем. Затыкать рты это не лучший способ решения спора. Нужно так работать, чтобы меньше кричали, и иметь на руках больше козырей.

– Геннадий, меня не слишком устраивает порядок консультаций... – начал Грушевой.

– Извините за то, что перебиваю, Константин Степанович, – сказал я. – У меня есть предложение. – Давайте я на время отложу свое писательство и сделаю для вас развернутые комментарии по моим спискам. По некоторым событиям мне добавить особенно нечего, но другие я могу описать более или менее подробно. Дайте мне только один экземпляр распечаток. Тогда необходимости в частых консультациях вообще не будет, а вам так гораздо удобнее.

– Это совершенно секретные документы, – замялся Грушевой. – Работать с ними в квартире...

– Мое право на допуск к написанным мною бумагам не оспаривается? – спросил я. – А сохранность... Поставьте в моей комнате сейф. Сделанные мной записи будете периодически забирать. По-моему, это самое удобное, и я не буду лишний раз никуда мотаться.

– Так и сделаем, – подвел черту Брежнев. – А теперь давай от дел государственных перейдем к личным.

– Твоя работа приносит государству огромную экономию средств, – сказал Грушевой. – А выгода от сотрудничества в долгосрочном плане вообще не поддается расчетам. Скольких ошибок можно будет избежать!

– Этих ошибок избежите, наделаете другие, – сказал я. – Вы, Константин Степанович, подводите разговор к оплате? Если так, то зря. Может быть, я исключение из правил, но деньги мне не нужны. Вот услуги другого рода... Поможете раньше времени жениться и получить квартиру, а большего мне пока и не надо. Я на заимствованных книгах столько заработаю, сколько будет нужно. И совесть у меня чиста: уже лет через пять изменения реальности начнут сказываться на жизнях миллионов людей, и чем дальше, тем сильней, поэтому многих произведений искусства, которые я помню, просто не создадут. Вместо них будет что-то совсем другое. Почти ничего из того, что в мое время создали после перестройки, уже не будет. Кое-что у меня напечатать не получится, но остальными книгами можно будет радовать людей, конечно, после того как я их переделаю на теперешний лад.

– Зря, – сказал Грушевой. – Любой труд должен вознаграждаться. Но если ты хочешь получать оплату услугами, обращайся. Все, что будет можно, для тебя сделают. В ближайшее время у тебя в комнате поставят сейф, и вам сменят дверь. Прослушивать квартиру никто не будет, но сигнализацию поставим, а у соседа, пока ты работаешь с документами, поживет пара оперативников. Но необходимость в консультациях все равно не исчезнет, поэтому мы и этот вопрос проработаем. Мне с тобой и самому нужно будет поговорить, так что организуем все так, чтобы не привлекать к тебе лишнего внимания. Тебе в этот киношный институт обязательно поступать? Есть же уже одно высшее образование.

– Хочу быть артистом! – заявил я. – Есть возражения?

– Я уже говорил с ним на эту тему, – сказал Брежнев. – Ты еще надолго задержишься?

– Нет, сейчас уезжаю, – ответил Грушевой. – Я могу забрать с собой материалы по Чехословакии?

– Конечно, – Леонид Ильич отдал ему одну из тетрадей. – Пока в работу не отдавай, мы с Сусловым прочитаем и внесем замечания.

– Садись! – сказал он мне, когда генерал ушел. – Ты Вику к себе на день рождения приглашал?

– Я, конечно, не против, чтобы она на нем присутствовала...

– А в чем дело? – спросил он. – Что не так?

– Мы пока не говорили родителям, к кому ездим.

– Похвальная скромность. Объясняй все.

– Мои знают, что со мной случилось, и им я, в принципе, мог бы рассказать. А вот родителям подруги я о себе говорить боюсь. А без этого и о вас говорить нельзя. Они и так уже растеряны от всего произошедшего за последний год. Я, конечно, скажу, но только после свадьбы.

– Разглашение секретных сведений, – хмыкнул он.

– А я, кстати, никаких подписок не давал, – возразил я. – И скажу, как и своим родителям, только о себе. Никакой информации о будущем я никому из родственников не давал и не собираюсь. Исключение – Люся. Но и она знает только в общих чертах, никакой конкретики.

– А почему сейчас не хочешь сказать?

– А вам было бы приятно узнать, что вашу дочь берет в жены восьмидесятилетний старик?

– Понятно, какие тараканы водятся у тебя в голове, – сказал он. – Я бы, к твоему сведению, свою дочь в таком возрасте вообще замуж не отдал. И за старика не отдал бы. Но какой ты старик? Мальчишка, которому досталась чужая память. При раннем браке я бы радовался тому, что у меня зять с опытом. И честнее, по-моему, сказать заранее, а не поставить их перед фактом.

С такой позиции я этот вопрос не рассматривал. Обрадуется ли Надежда моему опыту? Проверять не тянуло.

• Предыдущая
• 88/142
• Следующая