Изуверский интернат - Сникет Лемони - Страница 9

• Предыдущая
• 9/24
• Следующая

— Стьюк, — мрачно заявила Солнышко.

— Сестра хочет сказать что-то вроде: «Он нас везде находит», — разъяснила Вайолет. — Она права. Но не важно, как он нас разыскал. Главное — он здесь, и несомненно у него уже готов новый план, как украсть наше наследство.

— А почему ты сделала вид, что не узнала его? — спросил Клаус.

— Да, — подтвердила Айседора. — Если бы ты сказала завучу Ниро, что Чингиз на самом деле Граф Олаф, Ниро прогнал бы этого кексолиза, извини за грубое слово.

Вайолет покачала головой в знак того, что не согласна с Айседорой, но ничего не имеет против слова «кексолиз».

— Нет, Олаф слишком хитер, — возразила она. — Я знала: если я попытаюсь сообщить Ниро, что он не учитель гимнастики, он все равно сумеет выкрутиться, как в случае с Тетей Жозефиной, и с Дядей Монти, и с остальными.

— Верное рассуждение, — согласился Клаус. — Плюс если Олаф подумает, что одурачил нас, больше останется времени, чтобы раскусить его замыслы.

— Лерт! — дополнила Солнышко.

— Сестра имеет в виду, что мы за это время успеем осмотреться — нет ли тут его помощников, — перевела Вайолет. — Очень правильная мысль, Солнышко. Я об этом не подумала.

— У Графа Олафа есть помощники? — возмутилась Айседора. — Несправедливо, чтобы такой плохой человек имел помощников.

— И помощники не лучше, чем он сам, — добавил Клаус. — Среди них две женщины с напудренными лицами, они заставляли нас участвовать в олафовском спектакле. Потом тип с крюками вместо рук, он помог Олафу убить Дядю Монти.

— И, кроме того, не забудь, лысый, он помыкал нами на лесопилке, — напомнила Вайолет.

— Эгину! — Солнышко хотела сказать что-то вроде: «А еще помощник — не то мужчина, не то женщина». — Что значит «эгину»? — Дункан достал записную книжку. — Я хочу записать все подробности, относящиеся к Олафу и его труппе.

— Зачем? — спросила Вайолет.

— Зачем? — переспросила Айседора. — Мы собираемся вам помочь, вот зачем! Неужели вы думаете, мы будем сидеть сложа руки и смотреть, как вы пытаетесь избежать его когтей?

— Граф Олаф очень опасен, — предупредил Клаус. — Если вы попробуете нам помочь, вы подвергнете свою жизнь опасности.

— Ну и что? — заявил Дункан, хотя, с сожалением должен сказать, Квегмайрам как раз следовало бояться, и еще как бояться. Дункан с Айседорой вели себя очень храбро и жаждали помочь бодлеровским сиротам. Но храбрость часто обходится дорого, и за нее приходится платить. Речь идет, разумеется, не о каких-нибудь пяти долларах. Речь идет о гораздо, гораздо более высокой цене, такой страшной, что я даже не хочу сейчас об этом говорить, а хочу вернуться к описываемой сцене.

— Не беспокойтесь, — сказал Дункан. — Сейчас нам нужно выработать план. Мы должны доказать завучу Ниро, что Учитель Чингиз на самом деле Граф Олаф. Как нам это сделать?

— У Ниро есть компьютер, — задумчиво произнесла Вайолет. — Ниро показывал нам на экране небольшое изображение Олафа, помните?

— Да. — Клаус покачал головой. — Он сказал нам, что усовершенствованная компьютерная система не допустит сюда Олафа. Вот вам и компьютер.

Солнышко закивала в знак согласия. Вайолет подняла ее и посадила к себе на колени. Ниро дошел до особенно визгливой части сонаты, и детям пришлось пригнуться друг к другу поближе, чтобы продолжать разговор.

— Если пойти к Ниро прямо с утра, — сказала Вайолет, — мы успеем поговорить с ним наедине, без Олафа. Мы попросим его заглянуть в компьютер. Нас Ниро может не послушать, но компьютер-то должен хотя бы убедить его проверить личность Учителя Чингиза.

— Может, Ниро заставит Олафа снять тюрбан, — предположила Айседора, — и тогда обнаружится одна-единственная бровь.

— Или снять дорогие кроссовки, — добавил Клаус, — и тогда обнаружится татуировка.

— Но если вы поговорите с Ниро, — заметил Дункан, — Учитель Чингиз будет знать, что вы его подозреваете.

— Да, и поэтому нам надо быть сверхосторожными, — сказала Вайолет. — Необходимо, чтобы Ниро узнал про Олафа, но Олаф не узнал про нас.

— А пока, — заявил Дункан, — мы с Айседорой проведем свое расследование. Может, нам удастся обнаружить кого-то из олафовских помощников, которых вы описали.

— Это очень бы пригодилось, — одобрила Вайолет, — но только если вы твердо уверены, что хотите нам помочь.

— Не будем больше об этом говорить. — И Дункан похлопал Вайолет по руке. И больше они об этом не говорили. Они не говорили о Графе Олафе в продолжение всей сонаты Ниро, и потом, когда он играл ее во второй раз, и в третий, и в четвертый, и в пятый, и даже в шестой, и тем временем стало совсем-совсем поздно.

А бодлеровские сироты и тройняшки Квегмайры просто сидели и наслаждались теплом дружеского общения. У слов этих много смыслов, но все имеют отношение к счастью. Хотя, казалось бы, трудно быть счастливым, когда слушаешь жуткую сонату, вновь и вновь исполняемую человеком, который не умеет играть на скрипке, когда находишься в жутком интернате, а неподалеку сидит злодей, без сомнения замышляющий что-то злодейское. Но счастливые моменты в жизни Бодлеров случались редко и к тому же неожиданно, и дети научились ценить это. Дункан не снимал своей руки с руки Вайолет и рассказывал ей о невыносимых концертах, на которых бывал когда-то, при жизни родителей, и Вайолет была счастлива, слушая его рассказы. Айседора начала сочинять стихотворение про библиотеку и показала Клаусу то, что успела записать в свою черную книжку, и Клаус был счастлив внести кое-какие поправки. А Солнышко, прикорнув на коленях у Вайолет, кусала подлокотник кресла и была счастлива оттого, что кусает что-то по-настоящему твердое.

Не сомневаюсь, вы и сами догадываетесь, без моего предупреждения, что у Бодлеров скоро все пойдет еще гораздо хуже, но я хочу закончить эту главу в момент дружеского общения и не стану забегать вперед, к неприятным событиям следующего утра, или к дальнейшим тяжким испытаниям, или к ужасному преступлению, знаменующему конец пребывания Бодлеров в Пруфрокской подготовительной школе. Разумеется, впоследствии все это будет иметь место, и не к чему притворяться, будто этого не случилось. Но давайте на минутку забудем об отвратительной сонате, о кошмарных учителях, о противных учениках, любящих дразниться, и о еще более злосчастных событиях, которые скоро произойдут. Насладимся этим кратким мгновением душевного тепла, испытываемого Бодлерами от дружеского общения с тройняшками Квегмайрами, а что касается Солнышка — от общения с подлокотником. Давайте насладимся в конце этой главы последним счастливым моментом, какой еще очень, очень нескоро выдастся всем этим детям.

Ныне Пруфрокской подготовительной школы не существует. Ее закрыли много лет назад, после того как миссис Басс арестовали за ограбление банка. И если бы вам довелось заглянуть туда сейчас, вас встретили бы пустота и тишина. Если бы вы дошли до лужайки, то не увидели бы бегающих детей, как в день прибытия Бодлеров. Если бы прошли под стенами здания, где помещались школьные классы, то не услышали бы монотонного голоса мистера Реморы, рассказывающего одну из своих историй, а если бы приблизились к зданию, где находился большой зал, то не услышали бы визга и скрежета скрипки, на которой играл завуч Ниро. И если бы вы встали под аркой и взглянули вверх на черные буквы, из которых складывалось название школы и ее изуверский (слово, означающее здесь «суровый и жестокий») девиз, то услыхали бы только шелестящее «ш-ш-ш» ветерка, пробегающего по бурой клочковатой траве.

Короче говоря, если бы вы посетили Пруфрокский интернат сегодня, он выглядел бы примерно так же, как в то раннее утро, когда Бодлеры проснулись, встали и отправились в административное здание поговорить с Ниро об Учителе Чингизе. Дети так хотели поговорить с ним, что специально встали как можно раньше, и когда пересекали лужайку, вид у нее был такой, будто остальное население интерната ночью сбежало и оставило сирот одних посреди похожих на надгробия зданий. Ощущение от всего этого было жутковатое, и потому Вайолет и Солнышко прямо вздрогнули, когда Клаус рассмеялся, внезапно нарушив тишину. — Что тебя так насмешило? — осведомилась Вайолет.

• Предыдущая
• 9/24
• Следующая