Псевдоним хищника - Ольховская Влада - Страница 10

• Предыдущая
• 10/46
• Следующая

Чуда не случилось. В очередном приступе ярости Дима ударил жену слишком сильно… Потом, в больнице, приходя в себя после выкидыша, Инесса сквозь слезы доказывала врачам, что просто упала.

Она не ушла, потому что начинать жизнь с нуля было страшно. Она уже хорошо знала мужа и могла сказать, что при разводе он ей не то что выплачивать ничего не станет – свое забрать не даст. А жить самостоятельно Инесса боялась. Ей казалось, что она умрет в первый же день без него! Дима тогда понял, что она будет с ним, несмотря ни на что. Это не умилило его, скорее, окончательно развязало руки. Теперь соседям все же приходилось иногда вмешиваться, потому что иначе они оказались бы в одной квартире с трупом.

Вторая беременность Инессы тем не менее оказалась куда более успешной. Родилась девочка. Правда, дочь родилась с болезнью Дауна. И Дима, который на определенное время даже увлекся мыслью об отцовстве, мгновенно потерял к ней интерес. Более того, она его раздражала. Ему было стыдно за то, что дочерью нельзя похвастаться, ее даже показать знакомым нельзя!

Инесса старалась заступаться за малышку. Если девочка вызывала у отца гнев, женщина брала удар на себя – в прямом смысле слова. Однако это удавалось ей не всегда. Она ходила по магазинам, оплачивала счета, словом, покидала дом. В эти моменты дочь и отец были наедине. Инесса была не рада такому повороту, но и поделать ничего не могла; ей только и оставалось, что успокаивать себя. Это его родной ребенок, не убьет же он малышку!

Но, вернувшись однажды домой, Инесса обнаружила в квартире медиков и полицию. Дима торопливо объяснял им, что дочка просто играла и упала… Ей он старался доказать то же самое. Но она не верила.

Тем не менее сообщать правду полицейским Инесса не собиралась. Во-первых, никто бы ей не поверил: Дима имел в их глазах гораздо больший авторитет. Во-вторых, женщина не считала, что имеет на это право. Она была виновата в смерти дочери не меньше, чем муж, ведь она оставила их вдвоем, прекрасно зная, на что он способен.

Поэтому она решила наказать себя и одновременно покончить с прежней жизнью. Инесса ушла из дома в чем была, никого не предупреждая. Она понятия не имела, как выживет на улицах… да и выживет ли вообще. Находиться под одной крышей с убийцей своей дочери она не могла.

Она скиталась по вокзалам и метро, ела совсем мало. Какие-то деньги у нее с собой были, но они стремительно заканчивались, а просить милостыню Инесса не умела. Она понятия не имела, что с ней будет… а потом встретила Кирилла.

Ее история казалась невероятной. Вернее, она казалась маловероятной. Кирилл не мог поверить, что кто-то способен столкнуться с таким количеством испытаний и остаться нормальным человеком. Но Инесса не просто рассказывала ему об этом, она показывала синяки, заживающие ссадины и даже шрамы, покрывающие ее тело. Многие из них были старыми, зажившими, доказывавшими, что Дима действительно отличался суровым нравом.

О своем прошлом Инесса говорила с тихим смирением. Она не пыталась переложить всю вину на бывшего мужа или пожаловаться. Она лишь обозначала факты. То достоинство, с которым она это делала, подкупало.

Еще до того, как она закончила рассказ, Кирилл знал, что предложит ей остаться.

В доме было тихо и спокойно. Поначалу Вике стоило определенных усилий заставлять себя не ждать подвоха. И она, и Марк понимали, что Ева и Матиас Штайн в одном доме – не самое безопасное сочетание. Однако эти двое существовали параллельно друг другу, даже сталкиваясь в коридорах, они обменивались парой дежурных фраз и проходили мимо. А чаще – вовсе молчали, что было более типично для Евы.

Во время подготовки к новогодним праздникам особенно остро ощущалось, как важно не думать о расследованиях. Поэтому Вика просто наслаждалась общением с семьей.

А вечером расследования напомнили о себе сами, когда к ним приехал Максим. Его отсутствие уже выбивалось из нормы, но причину Марк объяснил. Предполагалось, что эти выходные юноша проведет в одиночестве.

Однако он появился на пороге их дома. Вид у Максима был невыспавшийся, но от этого не сонный, а взбудораженный.

– Мне нужно поговорить с Евой! – заявил он, стаскивая куртку.

– О чем это? – насторожилась Вика. – Уж не о том ли расследовании, в которое тебя просили не лезть, а ты все равно лезешь?

– Ой, да это не расследование даже, а помощь следствию! Активная гражданская позиция.

– Это не одно и то же?

– Нет, – покачал головой Максим. – Я ж на место преступления не выезжаю!

– Марк сказал, что ты там был.

– Был. Но больше не выезжаю!

– А больше и не надо.

– Слушай, да ты же меня знаешь, я лишнего делать не буду!

Вика была неумолима:

– Я тебя знаю, именно поэтому я не сомневаюсь, что ты наделаешь лишнего. Ты – натура увлекающаяся, этого у тебя не отнять. Вот тебе уже зачем-то понадобилась Ева!

– Ева понадобилась, потому что там факты не сходятся! Это преступление не может быть просто запугиванием Кнорина! Оно слишком дорогое, жестокое… Короче, это какая-то подстава! А я никак не могу понять, с чего начать ее распутывать. Мне нужно, чтобы Ева мне чуть-чуть подсказала, дальше – я сам.

Жизнь уже не единожды показывала им, что это те самые «знаменитые последние слова». Скажешь, что серьезного расследования не будет, – и все случится с точностью до наоборот. Даже если Ева вдруг проявит благоразумие и не увлечется этим, Максим обязательно во что-то вляпается, и тогда им всем придется спасать его.

Не так Вика хотела провести новогодние праздники.

– Чтобы ни слова Еве об этом не говорил, – велела она. – А то вообще тебя не пущу к ней!

– То есть заявления, что я – член семьи, разом теряют силу? – оскорбился Максим.

– А этим меня не шантажируй. Здоровье Евы мне дороже.

– Ее здоровье тут ни при чем, ведь я… – начал было он, но осекся.

Потому что в этот момент в прихожую вышел Матиас. Немец прислонился к дверному косяку и, скрестив руки на груди, оттуда наблюдал за ними. По его позе, одежде и взгляду было видно, что он чувствует себя в этом доме совершенно расслабленно. Такую привилегию обычно имели близкие друзья, которых Максим хорошо знал.

А этого – нет.

– Вика, у тебя проблемы? – по-немецки поинтересовался Матиас. Он уже удивил их тем фактом, что сносно научился говорить по-русски. Однако делал это только при необходимости, использовать родную речь ему было удобней. – Я слышал разговор на повышенных тонах или мне показалось?

– Не показалось, но и проблем у меня нет. Просто поспорили с Максом по поводу особенностей общения с Евой. Кстати, это Максим Лисицын, наш друг и коллега Марка. Вообще-то владелец фирмы, где Марк работает. А это Матиас Штайн, старый друг Марка. Ну и мой тоже.

– Друг Марка? – переспросил Максим. – Я бы предположил, что твой родственник…

Предположение было небезосновательным: многие люди почему-то считали рыжие волосы обязательным признаком родства. В остальном же Вика не находила между собой и немцем ничего общего.

А еще она поймала себя на мысли, что невольно сравнивает его и Максима. От этого Вике было стыдно, и успокаивало то, что они об этом не узнают.

Сейчас они стояли друг напротив друга, и Максим определенно проигрывал. Во внешности Матиаса было что-то аристократичное и, самое главное, зрелое. Внешность в его случае служила отличным отражением внутренней уверенности. Да и фигура была более гармоничной, многолетние спортивные тренировки давали о себе знать. Максим же все это может «догнать и перегнать», но лет через десять. Молодость, как ни странно, играла против него. Он уже прошел этап подростковой неуклюжести, но не более.

И не было причин их сравнивать, если бы не одно «но». Эти совсем разные мужчины – по возрасту, национальности – испытывали симпатию к Еве. Это сумасшествие делало их в чем-то похожими…

А самое удивительное заключалось в том, что они тоже это почувствовали. По крайней мере так показалось Вике. Эти двое смотрели друг на друга с настороженностью. Ни один из них не спешил подойти ближе, пожать руку, их улыбки были натянутыми.

• Предыдущая
• 10/46
• Следующая