Тринадцатая реальность (СИ) - Ищенко Геннадий Владимирович - Страница 37

– Это я тоже передам, – кивнул Владимир. – Не думаю, что такой аппарат будет сложно достать.

– Я тоже так не думаю, – сказал я. – В мире моего старика была поговорка, что с кого много спрашивается, тому много и дается. У вас ко мне миллион вопросов, но мне не дали ничего, кроме убежища, да и то перед этим подставили, видимо, чтобы был более сговорчивым. Жить здесь можно и даже неплохо, но вам, мне или другому, у кого есть дело, а вот моя жена в такой жизни потерялась, и это может плохо кончиться, причем и для меня тоже, потому что я своей жизни без нее не представляю. Я не возражаю, если вы запишите эти слова и отправите своему начальству. Пусть хорошенько подумают, стоит ли отказывать в моей просьбе.

– Я передам, – пообещал он. – Сегодня же отправлю.

Ничего отправлять начальству не пришлось, потому что оно приехало к нам само. Примерно через два часа после моего ухода от Фролова он позвонил и попросил срочно прийти.

На месте Владимира сидел уже немолодой, худощавый мужчина с резкими чертами лица, небольшими усами и бородкой, а он сам стоял возле своего кульмана, можно сказать, навытяжку. Когда я вошел, сидевший посмотрел на меня с таким выражением превосходства, что я сразу же разозлился. Я таких типов и в прежней жизни терпеть не мог, а молодой князь Мещерский и подавно не выносил пренебрежения.

– Здравствуйте, господа, – поздоровался я с обоими. – Вы просили подойти, Владимир Петрович?

– Это я вас вызвал, – не ответив на приветствие, сказал приехавший. – Хотелось бы узнать, почему вы отказываетесь работать?

– Вы ему не объяснили, Владимир? – спросил я Фролова, решив не церемониться с тем, кто ведет себя по-хамски.

– Я передал все, что вы сказали, – ответил он.

– У вас проблемы с головой, или просто желаете со мной пообщаться? – спросил я приехавшего, – В таком случае неплохо бы представиться.

– Выйдите, Фролов! – приказал он, дождался, пока инженер закроет за собой дверь, и продолжил: – У нас не принято представляться, а вы не в том положении, чтобы что-то требовать!

– Очень интересно, – сказал я, без приглашения садясь на второй стул. – Я считал, что заключил соглашение с порядочными людьми, выходит, ошибся.

– Что вы имеете в виду, когда говорите о нашей непорядочности? – спросил он. – Объяснитесь.

– Ну как же! – сказал я. – Нам дали здесь убежище с условием, что либо я оплачиваю ваши услуги знаниями, либо из своих собственных средств. Знаниями я с вами больше делиться не намерен, а наши сертификаты у вас. Не имею ничего против того, чтобы вы из них оплачивали аренду дома и стоимость охраны. Понятно, что не всей охраны лагеря, а только той ее части, которая приходится на нашу долю. А что-то от меня требовать у вас нет прав. Если продолжите в том же духе, я просто пошлю вас подальше, развернусь и уйду!

– И не боитесь? – с любопытством спросил он.

– А чего? – в свою очередь спросил я. – Того, что вы начнете на меня давить через семью или потянете в пыточную? Вообще-то, можете, потому что уже продемонстрировали, что неразборчивы в средствах.

– Вы говорите, но не заговаривайтесь! – рассердился он.

– Я говорю только то, что думаю! – отрезал я. – И так думать у меня есть все основания! Вы нас не столько спасли, сколько использовали в своих целях, спастись мы могли и сами, пусть и с определенным риском. И жили бы сейчас гораздо лучше и не в этой комфортабельной тюрьме! Вы подставили моего отца, повесив на него убийство, чтобы вывести кого-то из-под удара и навязать нам свои услуги. Очень порядочный прием! Ладно, это я еще могу как-то понять, но для чего было проводить эту инсценировку с пожаром и вешать на нас свои жертвы? Мне наплевать, чем вы руководствовались, сделав это без нашего согласия и не поставив в известность сестру отца и родных моей жены! Их горе на вашей совести! Это хорошо, что моя жена не читает газеты и пока ничего не знает. Но это только пока! Наши письма вы не отправили, понятно, что не будет писем и от Водениковых. Зачем писать покойникам? У нее и так депрессия, а тут еще и это. Я не уверен в том, что она такое перенесет, а если с ней что-нибудь случится, вам на мою благодарность рассчитывать не придется. Я, знаете ли, не тот мальчишка, каким кажусь. Мне мои знания не с дуба упали, они результат семидесяти лет жизни, опыт которой тоже никуда не делся! Я знаю, что для достижения благородной цели далеко не всегда пользуются благородными средствами, сплошь и рядом в ход идет такое... Ладно, оставим общие разговоры и перейдем к тому, на каких условиях я согласен с вами сотрудничать.

– Вы нам ставите условия? – удивился он.

– А что вас в этом удивляет? – спросил я. – Вы хорошо выслушали то, что вам говорил господин Фролов? Значит, вы его не поняли. В моем перечне тем их около сотни, а расписал я пока только одну, да и то не полностью, затратив на это месяц. Конечно, не все я знаю так подробно, но все равно мне вас учить с год, если не больше. Цивилизация, знания которой находятся в моей голове, обогнала вас настолько, насколько вы сами обогнали монголов. Если я откажусь с вами работать, вы можете попытаться что-то вытянуть из меня насильно. Может получиться, а может и нет. А если даже получится, где гарантия, что я вам сказал все или не ввел в заблуждение? Дам вашим ученым какую-нибудь тупиковую идею, и пускай они потом десятилетиями бьются над ее решением! Наука и насилие несовместимы, плохо, если вы этого не понимаете!

– И чего же вы хотите? – спросил он.

– Прежде всего я хочу доверия и уважительного отношения! – сказал я ему. – Напортачили, извольте исправлять! Передадите моей тете и отцу жены о том, что мы живы и переправите нам их письма. Вам будет нетрудно договориться о том, чтобы они молчали, поэтому я здесь не вижу сложностей. Кроме того, все мои заявки должны выполняться.

– Хотите сделать записи для грампластинок? – спросил он. – А зачем это вам? Если нужны деньги, вам их дадут и так.

– Это хорошо, что вы вспомнили о деньгах, – кивнул я. – Мы к ним еще вернемся. Я уже говорил Фролову, что мои знания не ограничиваются наукой. Я хорошо помню множество книг, фильмов и песен. Возможно, я займусь и книгами, но пока будут только песни. Я не могу постоянно печатать, иногда нужно и отдыхать, и как-то развлекаться, вот я и буду петь песни. Думаю, что это занятие поможет мне вытянуть из депрессии жену. Вы все неплохо здесь устроили, но недодумали в части развлечений. Это не пустяк, когда людей изолируют от мира на годы.

– Ладно, я об этом поговорю, – согласился он. – Для вас что-нибудь придумают. И с родственниками не вижу проблем. Что еще?

– Вы правильно подняли вопрос денег. Мы взяли с собой крупную сумму, но моя семья не привыкла себе в чем-то отказывать, поэтому ее надолго не хватит.

– И сколько же вам нужно? – спросил он.

– Пока мне не нужно ничего, – ответил я, – но если потребуются деньги, я их должен получить. В любом случае речь не идет о больших суммах, поэтому это вас не затруднит. И верните наши сертификаты. О каком доверии может идти речь, если нас фактически шантажируют изъятием вкладов?

– Поговорю, но ничего не обещаю, – ответил он. – Это все?

– Хочу задать вопрос, – сказал я. – Вы начнете этой зимой?

– Почему вы так решили? – насторожился он.

– Сюда поступило распоряжение закончить все работы до весны, значит, у вас почти все готово. Если учесть, что уже до многих дошло, в какой мы все заднице...

– Ну у вас и выражения, князь, – хмыкнул он.

– Надо же, вы вспомнили о моем титуле! – усмехнулся я. – Нас его еще не лишили?

– Собирались, но не успели, – ответил он. – Помешала ваша смерть в огне, так что в чем-то этот пожар пошел вам на пользу.

– Вы начали устранять мешающих вам иностранцев, – продолжил я, проигнорировав его слова о пользе пожара. – Такие резкие жесты после тридцати лет глубокой конспирации тоже говорят о вашей готовности. А зима... Зиму я бы выбрал из-за трудности военных действий.