Огромное окно - Сникет Лемони - Страница 4

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая

Я перестала плавать. Я больше ни разу не спускалась на берег. Я даже убрала все книжки про озеро. Единственное место, откуда я в состоянии еще глядеть на него, — это огромное окно в библиотеке.

— В библиотеке? — Лицо у Клауса прояснилось. — У вас есть библиотека?

— Разумеется, — ответила Тетя Жозефина. — Где бы я держала все мои книги по грамматике? Если вы покончили с супом, я покажу вам библиотеку.

— Я не могу больше съесть ни ложки, — сказала Вайолет. И это была чистая правда.

— Урм! — выкрикнула Солнышко, выражая свое согласие.

— Нет, нет, Солнышко, — остановила ее Тетя Жозефина. — Это грамматически неверно. Ты хочешь сказать: «Я тоже кончила есть суп».

— Урм! — настаивала Солнышко.

— Боже правый, тебе необходимы уроки грамматики, — ужаснулась Тетя Жозефина. — Тем более надо пойти в библиотеку.

Оставив тарелки с несведенным супом, Бодлеры последовали за Тетей Жозефиной по коридору, стараясь по дороге не дотрагиваться до круглых дверных ручек. В самом конце коридора Тетя Жозефина остановилась и открыла дверь, самую обыкновенную на вид, но, войдя внутрь, дети увидели комнату, которую уж никак не назовешь обыкновенной.

Она была не квадратной или прямоугольной, как бывает обычно, а огромным овалом. Одна стена была занята книгами — ряды и ряды книг, и все до единой про грамматику. Тут имелась энциклопедия существительных, ее тома были расставлены на простых деревянных полках, изогнутых по форме стены. Очень толстые книги по истории глаголов выстроились на металлических полках, начищенных до блеска. В застекленных шкафах виднелись учебники по прилагательным, как будто выставленные на продажу в магазине, а не поставленные у себя в доме. Посреди комнаты имелось несколько уютных кресел со стоявшими перед ними скамеечками для ног.

Но по-настоящему внимание детей привлекла другая часть овала, в дальнем конце комнаты: от пола до потолка она представляла собой одно огромное искривленное окно, а за ним открывался потрясающий вид на озеро Лакримозе. Когда дети подошли вплотную к стеклу, им показалось, будто они летят высоко над темным озером, а не просто стоят и смотрят на него сверху из дома.

— Только отсюда я еще смею смотреть на озеро, — тихим голосом произнесла Тетя Жозефина. — Издали. Если я подойду к озеру ближе, мне сразу вспоминается последний пикник, проведенный с моим любимым Айком на берегу. Я предупреждала, чтобы он выждал час после еды и только тогда шел купаться, но он прождал всего сорок пять минут. Думал, что этого достаточно.

— У него начались судороги? — спросил Клаус. — Считается, что, если не прошло часу после еды, плыть опасно.

— Это одна причина. Но в озере Лакримозе кроется и другая. Если не прошло часа после еды, ее запах, исходящий от человека, почуют озерные пиявки и нападут.

— Пиявки? — повторила Вайолет.

— Пиявки. Они немного похожи на червей, — объявил Клаус. — У них нет глаз, и они живут в глубине водоемов, а питаются кровью, присасываясь к телу человека.

Вайолет содрогнулась:

— Какой кошмар!

— Сву-у! — взвизгнула Солнышко. Возможно, это означало что-то вроде: «Чего же ради купаться в озере, полном пиявок?»

— Озерные пиявки, — продолжала свой рассказ Тетя Жозефина, — совсем не похожи на обыкновенных. У них по шесть рядов очень острых зубов и очень острый нос, который издалека чует любую самую малюсенькую частичку пищи. Обычно они безвредны и охотятся только на мелкую рыбешку. Но стоит им почуять пищу на человеке, как они собираются вокруг него стаями, плотно окружают его и… и… — Слезы показались у Тети Жозефины на глазах и, достав бледно-розовый платочек, она стала вытирать их. — Простите, дети. Грамматически неправильно заканчивать фразу словом «и», но я так расстраиваюсь, когда думаю об Айке, что не могу говорить о его смерти спокойно.

— Это наша вина, мы затронули эту тему, — торопливо сказал Клаус. — Мы не хотели вас расстраивать.

— Ничего, ничего, — Тетя Жозефина высморкалась. — Просто я предпочитаю вспоминать об Айке в связи с чем-нибудь другим. Он всегда любил солнце, и мне хочется думать, что где бы он ни был сейчас, там сияет солнце. Конечно, неизвестно, что происходит с человеком после смерти, но мне приятно думать, что мой муж находится где-то, где очень-очень жарко, а вам?

— Да, очень приятно, — подтвердила Вайолет. Она судорожно сглотнула. Ей хотелось сказать Тете Жозефине что-нибудь еще, но когда знаком с человеком всего несколько часов, трудно угадать, что ему хотелось бы услышать. — Тетя Жозефина, — сказала она застенчиво, — а вы не думали переехать в другое место? Может, подальше от озера Лакримозе вы чувствовали бы себя лучше?

— А мы бы поехали с вами, — добавил Клаус.

— О нет, мне не продать этот дом, — возразила Тетя Жозефина. — Я страшно боюсь агентов по продаже недвижимости.

Трое Бодлеров исподтишка обменялись взглядами. Исподтишка, то есть «пока Тетя Жозефина не смотрела на них». Им еще не приходилось слышать, чтобы кто-то боялся агентов по продаже недвижимости.

Страхи бывают двух видов — рациональные и иррациональные, а говоря проще — одни осмысленные, а другие бессмысленные. Например, бодлеровские сироты боятся Графа Олафа, и эта боязнь имеет полный смысл, поскольку он злодей, желающий погубить их. Но вот если бы они боялись лимонного пирога со взбитыми сливками, это был бы страх иррациональный, потому что лимонный пирог со взбитыми сливками вкусен и никому еще ничего плохого не сделал. Бояться чудовища, прячущегося под кроватью, рационально и осмысленно, там и в самом деле может оказаться чудовище, готовое вас слопать, но бояться агентов по продаже недвижимости иррационально, эти люди, как вам, наверное, известно, помогают покупать и продавать дома. Если не считать некоторого пристрастия к уродливым желтым пальто, самое худшее, что агент может сделать, — это показать уродливый, на ваш вкус, дом. Так что бояться их абсолютно бессмысленно.

Пока Вайолет, Клаус и Солнышко стояли и смотрели вниз на темное озеро и думали о своей новой жизни с Тетей Жозефиной, ими тоже овладел страх, и в данном случае любой, даже всемирно известный эксперт по страху затруднился бы сказать, был ли этот страх рациональным или иррациональным. Дети испугались, что с ними скоро опять приключится несчастье. С одной стороны, страх этот можно считать иррациональным, потому что Тетя Жозефина казалась славной женщиной, а признаков Графа Олафа пока не было. Но с другой стороны, Бодлерам пришлось пережить столько кошмарных приключений, что казалось рациональным думать, что совсем рядом притаилась новая беда.

Существует способ воспринимать жизнь, исходя из так называемого «принципа относительности». Иначе говоря, вам становится легче, если вы сравниваете происходящее с вами сейчас с тем, что происходило с вами или другими людьми в другое время. Например, если вас беспокоит безобразный прыщ, вскочивший у вас на кончике носа, постарайтесь посмотреть на прыщик с точки зрения относительности. Сравните вашу прыщиковую ситуацию с той, в которую попал человек, которого съел медведь, и тогда, взглянув в зеркало на свой обезображенный нос, вы сможете сказать: «А зато меня не съел медведь».

Вот только «принцип относительности», к сожалению, редко срабатывает. Трудно ведь начать представлять себе, как кого-то незнакомого съел медведь, когда смотришь на свой безобразный прыщик.

Так было и с бодлеровскими сиротами в последующие дни. По утрам, когда они вместе с Тетей Жозефиной завтракали апельсиновым соком и неподжаренным хлебом, Вайолет думала про себя: «Ну, по крайней мере нам не приходится готовить на отвратительную труппу Графа Олафа». Днем, когда Тетя Жозефина отводила их в библиотеку и учила грамматике, Клаус думал про себя: «По крайней мере тут нет Графа Олафа и никто не собирается утащить нас в Перу». А по вечерам, когда дети садились с Тетей Жозефиной обедать апельсиновым соком и неподжаренным хлебом, Солнышко думала про себя: «Зукс!», что означало примерно: «Зато Графа Олафа здесь нет».

• Предыдущая
• 4/22
• Следующая