Среди дикарей и пиратов - Кингстон Уильям Генри Джайлз - Страница 35

• Предыдущая
• 35/49
• Следующая

Нам очень хотелось узнать, как Пуллинго и его семья перебрались через реку. Вскоре мы поняли, как это случилось. Мы увидели вытащенный на берег челнок. Он был сделан из цельного большого куска коры, загнутого по краям. Эти края были грубо скреплены с остовом челнока. Они поддерживались палками, так что центральная часть челнока оставалась открытой.

Постройка такой лодки требовала лишь несколько минут. Мы все согласились, что пример дикарей был достоин подражания и что подобного рода челнок скорее построить и легче вести, чем плот. Пуллинго дал нам понять, что это его челнок и что он хочет оставить его тут для своей жены и семьи.

Мы плыли быстро, потому что начался прилив. Множество птиц, уток и гусей, порхавших по поверхности реки в поисках добычи, испуганно улетали при нашем приближении. Мы плыли до тех пор, пока надвинувшиеся над рекой тени не показали, что наступает вечер и что нам пора отыскать место для остановки. Но так как лучи солнца еще золотили верхушки самых высоких деревьев, то мы продолжали продвигаться.

— Довольно грести! — крикнул Медж. — Мне кажется, я слышу шум водопада.

Мы повиновались. Я ясно слышал шум падения воды, доносившийся с верхней части реки. Мы отошли в сторону и увидели перед собой массу пены от воды, падавшей с гряды камней в шесть-восемь футов вышины, тянувшейся через реку. Ехать дальше было невозможно, и мы, не теряя времени, направились к мосту, где высокие деревья, расступаясь, образовали открытое пространство, на котором мы могли остановиться. В других местах вдоль берега растительность была необыкновенно густа для Австралии. Бесчисленные вьющиеся растения с похожими на звезды белыми и желтыми цветами, блестевшими как золото и составлявшими сильный контраст с темной листвой, свешивались с ветвей величественных деревьев. Почва под ними и более открытые места были устланы, словно ковром, роскошной травой, редко встречающейся в этой местности. Вероятно, ее произрастанию помогали струи водопада, падавшие на нее, когда ветер дул вниз по реке.

Пуллинго знаками показал, что это место годится для остановки. Мы пристали к берегу и быстро принялись разбивать лагерь; некоторые из нас с помощью Пуллинго собирали кору, другие — сломанные ветви, чтобы развести огонь.

Пока мы занимались этим делом, стая великолепных какаду, которых я уже описывал, уселась на ветках вблизи реки. Пуллинго, взявший с собой бумеранг, жадно смотрел на них. Падди и я побежали за ружьями, но Пуллинго знаками показал, чтобы мы не стреляли, дав понять, что он может гораздо вернее доставить нам ужин. Мы осторожно, чтобы не спугнуть птицы, пошли за ним.

Пуллинго тихо подкрадывался к птицам. Они собирались купами на ветвях, очевидно, располагаясь на ночлег. В продолжение нескольких минут они усердно разговаривали между собой, потом расставили часовых, пожелали друг другу спокойной ночи, спрятали головы под крылья и приготовились уснуть. Они и не думали о подстерегавшем их хитром враге.

Пуллинго, не замеченный ими, подошел под дерево, вынул из-за пояса свой бумеранг и отошел на несколько шагов назад; потом он бросился вперед, к берегу реки и, закинув за спину правую руку с бумерангом, пустил его изо всех сил.

Все это произошло секунды в три. Часовые издали предостерегающий крик, и птицы, по-видимому, сообразили, что дело неладно. Однако они, казалось, успокоились, увидя, что оружие летит к воде.

Но бумеранг, вместо того чтобы упасть прямо в воду, вдруг изменил направление — с неописанной силой взлетев на воздух, он стал совершать круги среди стаи какаду, убивая одного, подшибая крыло другому, бросая на землю третьего и нанося всевозможный вред пернатым обитателям деревьев. Напрасно несчастные, пораженные какаду испускали отчаянные крики; напрасно старались избежать этого, по-видимому, заколдованного куска дерева: бумеранг продолжал свой странный путь и остановился только после того, как убил более дюжины птиц; тогда он упал, как раз у того места, где стоял в ожидании его владелец.

В первый раз я видел действие бумеранга и не поверил бы, что он может сделать, если бы не видел этого своими глазами. Прежде чем птицы успели опомниться от ужаса, бумеранг снова был среди них и снова со свистом кружился, нанося не менее вреда, чем в первый раз. Пуллинго собирался выстрелить в третий раз, но оставшиеся в живых какаду, убедившись в непригодности избранного ими ночлега, улетели с печальными криками, оплакивая своих погибших товарищей, многие из которых, наскоро ощипанные, уже жарились на вертелах перед огнем.

— Очень благодарен, мистер Пуллинго, за доставленный нам хороший ужин, — заметил Падди, — но удивляюсь, что, имея возможность добыть этой палочкой сколько угодно вкусных птиц, вы можете есть такую ужасную пищу, как мясо тухлого кита. Ну, у всякого свой вкус; не могу сказать, чтобы мне ваш нравился.

Падди сделал это замечание, когда мы все сидели вокруг огня, а Пуллинго оглядывал доставшегося на его долю целого какаду. Хотя он не понимал ни слова из того, что говорил ирландец, но, по-видимому, ему пришло на ум, что тот упоминает о его гастрономических способностях, и он с довольным видом погладил себя по животу в знак того, что наслаждается едой.

Покончив с едой, мы приготовились лечь спать; каждый из нас положил вместо матраца по куску коры.

Пуллинго скоро захрапел, выказывая таким образом свое доверие к нам; но Медж полагал, что лучше поставить часовых на случай неожиданного посещения туземцев. Со стороны диких животных нам нечего было опасаться, так как даже динго — единственное кровожадное животное в стране — не станет нападать на человека, способного оказать хотя малейшее сопротивление. Но нельзя было сказать, что сделала бы стая этих животных, если бы нашла нас спящими.

Я сторожил очень усердно, но сильно подозреваю, что некоторые последовали примеру Пуллинго и заснули. Серьезного ничего не случилось, но солнце взошло прежде, чем кто-нибудь из нас проснулся.

Мы сейчас же принялись разводить костер и приготовлять завтрак. Медж и Падди Дойль еще раз попробовали добиться, собирается ли Пуллинго проводить нас на юг; после разговора они убедились, что он согласен быть нашим проводником, насколько он знаком со страной. Что случилось с его большим сыном, женой и маленькими детьми, мы так и не узнали, но, по-видимому, он намеревался оставить их.

— Ну, ребята, — сказал Медж, — мы уберем привезенные нами припасы и отправимся назад. Но, я думаю, оставить их без присмотра небезопасно. Не хочет ли кто-нибудь из вас остаться здесь? Если наш черный друг почует запах кита, он, пожалуй, захочет вернуться туда. Как вы думаете, Дойль, сумеете вы удержать его здесь?

— Попробую, ваша честь; а сам я готов остаться, если кто-нибудь еще останется со мной, — ответил Падди.

— Я останусь, — сказал Гарри, заметив, что другие не торопятся с ответом.

— И я, — сказал я, — если вы этого желаете, Медж.

— Нет, — ответил он, — двух человек достаточно, а вы можете пригодиться, чтобы привести сюда лодку в другой раз. Так как мы поплывем по течению, то можем добраться до лагеря и вернуться сюда при наступлении вечера; теперь мы знаем реку достаточно хорошо, чтобы плыть и ночью.

Медж велел Дойлю сложить товары на куски из коры и выстроить над ними навес из того же материала, чтобы предохранить их от промокания в случае дождя. Пуллинго, увидев, что мы оставляем наши запасы, охотно остался при них.

Простившись с нашими друзьями, мы поплыли вниз по реке. Так как течение было сильное, то часов через шесть мы добрались до лагеря.

— Никакого корабля не было? — спросил я у Томми Пекка, который вышел встретить нас.

— И признака корабля не было, — ответил он. — Капитан пошел на вершину утеса посмотреть, нет ли чего в виду; если ничего не видно, то, я думаю, он велит пуститься в путь.

Мать и Эдит, узнав от Попо о нашем приезде, вышли из дома и подтвердили слова Томми. Эти два дня они, как и все остальные, деятельно заготовляли все к пути.

Когда отец вернулся, он одобрил все сделанное нами и принял предложение Меджа немедленно отправиться назад с новым грузом; сам он решил остаться с Пирсом, Томом и одним матросом; а я должен был вернуться к лодке и захватить отца, мать, Эдит и все остальное добро.

• Предыдущая
• 35/49
• Следующая