Наставники - Сноу Чарльз Перси - Страница 21

• Предыдущая
• 21/79
• Следующая

– Господи, и этот туда же! – с досадой вскрикнул я.

Гею понадобилось несколько минут, чтобы пересечь дворик; у дверей Винслоу его окликнул вышедший из третьего дворика Найтингейл.

– Предатель? – не совсем уверенно спросил Рой.

Они о чем-то поговорили, и Найтингейл, отрицательно покачав головой, пошел дальше.

– Нет, как видишь, – ответил я.

А потом из третьего дворика появился Кроуфорд. Он опаздывал и поэтому шагал довольно быстро, но торопливости в его походке не ощущалось. «Сам жених!» – присвистнув, воскликнул Рой. Кроуфорд тоже поднялся к Винслоу.

– Интересно, Винслоу все еще надеется? – вслух подумал Рой. – Как по-твоему, может он надеяться, что сегодня ему предложат выдвинуть его кандидатуру?

– Иной раз человек на что-то надеется в глубине души, даже когда твердо знает, что никакой надежды у него нет, – сказал я.

– Именно, – согласился Рой. – Именно. Тем более что тут можно надеяться до семидесяти лет. (По Уставу ректор должен был уходить на покой в семьдесят лет.)

Больше никто не появлялся. Дворик перед нашими глазами был пуст.

– Вот, значит, и вся их партия? – спросил Рой. И сам же себе ответил: – Видимо, так.

Мы подождали еще. Пробило три четверти третьего. Через несколько минут Рой весело сказал:

– А если так, то наше дело в шляпе.

Мы все стояли у окна; ростепельная мгла сгущалась; какой-то старшекурсник с девушкой прошел в третий дворик. Внезапно осветилось окно гостиной Винслоу, резче оттенив серое безлюдье ненастного дня.

– Их там собралось всего пятеро, – проговорил Рой. – Это же чепуха. Они просто опозорятся и ничего больше.

Из квартиры Винслоу спустился Кроуфорд и быстро, но неспешно ушел в первый дворик. Когда он поравнялся с нашим окном, мы увидели сверху его лицо – как и обычно, совершенно бесстрастное.

– Жениха одобрили и попросили пока удалиться, – сказал я.

– Интересно, как он оценивает свои возможности? – проговорил Рой. И добавил: – Ну, а Винслоу теперь даже и в глубине души надеяться не на что.

– Да, не хотелось бы мне сегодня сидеть рядом с ним за обедом, – сказал я.

– А надо пойти в трапезную пораньше, – отозвался Рой. – Чтобы обезопасить себя.

Я улыбнулся. День клонился к вечеру, напротив ярко светилось одно окошко.

– Вот, значит, как, старина, – подытожил Рой, отвернувшись наконец от окна. – Все складывается просто замечательно. Похоже, что победа нам обеспечена.

– Нужно предупредить Артура Брауна, – сказал я. Телефон у Роя стоял в спальне возле кровати, я снял трубку и позвонил Брауну. «Откуда вы знаете, сколько их там собралось? – со своей обычной осмотрительностью спросил тот. – Как, собственно, вам удалось их пересчитать?»

Я объяснил Брауну, что мы наблюдали за квартирой Винслоу из Роева окна. Удовлетворенный моим ответом, он попросил еще раз перечислить имена собравшихся.

– Зато у нас, кажется, создалась довольно крепкая партия, – сказал он. – Ну, а на всякий случай надо нам в ближайшее время собраться у меня за ленчем. Очень, конечно, жаль, что так получилось с Геем. Интересно, кто его обработал? Они переманили к себе нашего потенциального союзника.

– Да ведь и так все хорошо, – возразил я.

– Можно даже сказать – замечательно, – согласился Браун, отбросив на секунду свою всегдашнюю сдержанность. Однако он сейчас же посерьезнел и сказал: – А впрочем, цыплят, как говорится, по осени считают, не забывайте этого, Элиот. У нас еще нет абсолютного большинства. Нам надо вести себя весьма осмотрительно. Нельзя показывать людям, что мы уверены в победе. И я думаю, вам с Калвертом не следует открывать своих сегодняшних наблюдений.

Я передал его пожелание Рою, и тот, ехидно хмыкнув, сказал:

– Уж этот добрый Дядюшка Артур! Только он один и пестует нас, как малолетних несмышленышей. Очень мне это, знаешь ли, нравится.

Он позвонил в кухню, заказал чай с горячими сдобными булочками, и мы перекусили, сидя за столиком у камина. Когда я допивал последнюю чашку, Рой, усмешливо посмотрев на меня, выдвинул ящик стола и, словно бы украдкой, достал оттуда детские кубики.

– Это я вчера их купил, – сказал он. – Мне подумалось, что они могут нам пригодиться. Теперь-то – если только Винслоу не выкинет какого-нибудь фокуса – мы, конечно, и без них обойдемся. А все же давай-ка прикинем.

Ему нравилась материальная осязаемость вещей, хотя по профессии он был всегда связан со словом. Любой другой человек просто написал бы фамилии членов Совета на листе бумаги, а вот Рой отобрал четырнадцать кубиков и аккуратно вывел на каждом имя – от Ройса до Льюка. Кубик с именем Ройса он молча отложил в сторону. Потом, мимолетно улыбнувшись, положил рядом два кубика – Джего и Кроуфорда. Найдя среди остальных Гея, Деспард-Смита, Винслоу и Гетлифа, он составил их в ряд, а семь других свалил в кучку – «пусть окончательно определятся. Тогда станет ясно, есть ли у нас абсолютное большинство».

От пяти до семи часов я занимался со своими студентами, а после занятий сразу отправился в профессорскую. Там я застал только Кроуфорда – он сидел у камина и читал университетскую газету. Ответив на его бесстрастно вежливое приветствие, я подошел к столику с вином, налил себе рюмку хереса и сел в кресло.

– Не нравится мне эта война, Элиот, – немного опустив газету и внимательно глядя на меня, сказал Кроуфорд. Он говорил о гражданской войне в Испании.

– Мне тоже, – отозвался я.

– Наши вершители истории ведут себя чрезвычайно неблагоразумно. Каждый четверг, бывая в Королевском обществе, я разговариваю с людьми, которые призваны влиять на политику. С самыми разными людьми – и всякий раз убеждаю их вдуматься в истинный смысл нынешней войны. Это наш долг – убеждать их, я знаю, но что-то не успокаивают меня мои беседы. Говоря с вами как либерал с либералом, без всякой предубежденности против вашей профессии, я должен признаться, что чувствовал бы себя гораздо спокойнее, если бы в парламенте и Министерстве иностранных дел нашлось хоть несколько человек с естественнонаучным, а не гуманитарным образованием.

Несколько минут он говорил о зимних боях в Испании. Последнее время он, как любитель, много занимался военной историей, и его мысли казались мне безупречно логичными, а суждения – здравыми и глубоко продуманными.

Вскоре пришел Джего. Увидев Кроуфорда, он на мгновение растерялся, и в его приветствии прозвучала неумеренная горячность. Ему было явно не по себе, я, пожалуй, еще ни разу не видел его таким скованным и неестественным – а все потому, вдруг пришло мне в голосу, что он уже знал о результатах сегодняшнего совещания у Винслоу. И вот, увидев неудачливого конкурента, он почувствовал себя виноватым.

Кроуфорд был невозмутим.

– Что ж, отложим наши военно-исторические изыскания, Элиот, – сказал он вставая. – Насколько мне известно, они совершенно не интересуют старшего наставника. Да и к нынешней войне он относится совсем не так, как мы. Он поймет, что правда на нашей стороне, немного погодя.

Кроуфорд был чуть ниже Джего, но сейчас, поднявшись и стоя с ним лицом к лицу, он выглядел гораздо внушительней, чем его соперник.

– Я, впрочем, рад, что мы встретились, Джего, – проговорил Кроуфорд, – потому что мне надо сказать вам несколько слов. Я даже собирался послать вам записку. Но раз уж вы пришли – и если у вас найдется несколько свободных минут, – мы можем просто побеседовать. Элиот, насколько я знаю, ваш союзник, а значит, нам незачем от него таиться.

– Разумеется! – воскликнул Джего. – Как вам будет угодно. Я весь внимание, дорогой доктор, я весь внимание.

– Сегодня группа коллег предложила мне баллотироваться в ректоры, – сказал Кроуфорд. – Мнение этой группы, хотя она и не образует численного большинства, представляется мне достаточно весомым. У меня, на мой взгляд, не было причин колебаться. Я не одобряю людей, которые жеманятся наподобие молодых дамочек, отказывающихся сыграть для гостей новую музыкальную пьеску. А поэтому я заявил, что не возражаю против выдвижения моей кандидатуры.

• Предыдущая
• 21/79
• Следующая