Одна в Нью-Йорке - Сойер Рут - Страница 16
- Предыдущая
- 16/40
- Следующая
– Сложу я, пожалуй, костер, – потирая ладони, предложил мальчик. – Под валуном разгорится отлично.
Тони собрал сушняк, бумажки, обломки отслужившей свой век бочки, и вскоре у самого подножия валуна с уютным треском заплясало пламя.
– Ну вот, – удовлетворенно хмыкнул Коппино-младший. -Теперь огонь согреет наши тела, а картошка – желудки.
Но не успели они и по кусочку отведать, как внимание их привлек звон колокольчиков. Повернув головы, они заметили, что вдоль тротуара медленно движется лошадь с повозкой, полной какого-то мусора. Видимо, как раз в это время ветер донес до пожилого мужчины, который правил повозкой, запах печеной картошки. Мужчина немедленно натянул поводья. Лошадь остановилась. Тогда он вылез из странного своего экипажа и, приветственно размахивая рукой, направился к детям.
– Что-то мне это не нравится, – испуганно глядя на незнакомца, прошептала Люсинда. – Вдруг он…
Предположение было столь страшно, что она не решилась договорить, и только крепко взяла Тони за руку. Незнакомец тем временем подходил все ближе и ближе. Чем отчетливее видели его дети, тем меньше он внушал им доверия. Одежда его состояла из каких-то ужасных лохмотьев, лицо заросло щетиной и, без сомнения, изрядное количество времени не испытывало благотворного воздействия воды и мыла. Теперь Тони тоже почувствовал себя неуютно. Они с Люсиндой переглянулись. Сейчас они друг друга понимали без слов. У них еще была возможность, бросить все и спастись бегством. Однако и мальчик, и девочка решительно отвергли этот позорный путь. Что бы там ни было, они встретят опасность лицом к лицу!
Не сводя глаз с незнакомца, они ждали, что преподнесет им судьба. Мужчина в лохмотьях уже настолько приблизился, что мог хорошо разглядеть детей. Тут-то он и узрел на их лицах ужас. Резко остановившись, он улыбнулся. Лишь только это произошло, страх совершенно оставил Люсинду и Тони. Глаза у незнакомца оказались добрыми, как у собаки. Без сомнения, такой человек просто не может причинить зла.
Люсинда тут же ответила мужчине улыбкой, а Тони решил пока выждать и по-прежнему сурово глядел на него.
Мужчина оперся коленом о валун и зябко потер руки. Затем, наклонившись немного вперед, он вытянул ладони над пламенем и скромно потупил взор.
– Вот так, юная леди и юный джентльмен. Вот так, – тихо заговорил он. – Я, значит, работаю просто старьевщиком. Вот так вот. Я частенько наведываюсь сюда в это время. Но ни разу еще не встречал тут такой компании. Вот так, юная леди и юный джентльмен.
Он замолчал и наконец решился посмотреть им в глаза. При этом он, не переставая, принюхивался, и ноздри его трепетали, словно у проголодавшегося терьера.
– Или вы печете картошку, или я не старьевщик, а зебра! – широко улыбнувшись, воскликнул он.
Намек был достаточно недвусмысленным. Старьевщик явно напрашивался к столу. Люсинду и Тони это привело в замешательство. Вопрос заключался в том, что у них было «каждой еды по четыре штуки», и они совершенно не представляли, каким образом разделить все на равные части.
Старьевщик уже поудобнее уселся на камень и, протянув ноги к костру, бросал вожделенные взгляды на снедь, которую дети разложили перед его появлением. Потом он внимательно посмотрел на Люсинду и Тони. Почувствовал, что они явно колеблются, и понял, что просто обязан натолкнуть их на правильное решение.
– Вот что я вам скажу, юная леди и юный джентльмен. Пригласи вы меня опробовать зубы на этой еде, я бы не стал отказываться. Вот так.
Теперь у Люсинды и Тони не было никакого выхода. Прибегая к самым изысканным выражениям, которые только знали, они почтительнейше просили сэра Старьевщика оказать им честь и разделить с ними скромную трапезу. Тот немедленно согласился. Четыре с его помощью довольно быстро разделили на три. Все, что при делении попало в остаток, по взаимному согласию отошло в пользу «сэра Старьевщика». Так и получилось, что вскоре он поглотил Люсиндину грушу, «лишний сандвич», и остальную «лишнюю пищу» тоже.
Впрочем, Люсинда считала, что они с Тони лишь воздают должное удивительному незнакомцу. Дело в том, что на протяжении всего пикника тот непрерывно потчевал их рассказами. Правдивьми и захватывающими рассказами о ежедневном сборе старья. Процесс этот в изложении достойного джентльмена представал столь ярко и красочно, что, казалось, не было на свете занятия романтичнее. Он поведал детям о богатых домах и удивительных людях, грабежах и убийствах, корабельных верфях и матросах. Последних в повествовании старьевщика фигурировало довольно много. Все они, без исключения, побывали в самых отдаленных частях света, откуда вернулись с попугаями, обезьянками или совсем уж удивительными животными, которым, по словам рассказчика, «никто в мире еще не нашел названия».
Несколько позже выяснилось, что гость Люсинды и Тони живет в подвале. Только, в отличие от семейства Коппино, окна его подвала не выходили на уютный внутренний дворик. Окон вообще не было, но это, по словам старьевщика, придавало квартире особую прелесть, потому что и утром, и вечером надо было жечь свечи. Вернувшись с работы домой, он принимался за разборку вещей, которые ему удалось собрать за день.
– В основном, конечно, это старье. Вот так, старье, юная леди и юный джентльмен, – делился впечатлениями от пережитого старьевщик, – но иногда, следует вам сказать…
Тут последовали эффектная пауза и величественный жест давно не мытой руки.
– Следует вам сказать, юная леди и юный джентльмен, что людям моей профессии никогда нельзя зарекаться. Вот так, юная леди и юный джентльмен. Нипочем не скажешь заранее, какие шутки с тобой может выкинуть весь этот хлам. Тут уж кому как повезет.
Выдержав еще более эффектную паузу и еще величественней поведя рукой, он рассказал о том, что с полным правом можно назвать высшими откровениями в жизни старьевщика:
– Иногда мне кое-что попадается в карманах старой одежды. Иногда между тряпьем. А иногда под подкладкой какой-нибудь старой шубы. Я вижу, вы удивляетесь, юная леди и юный джентльмен? Многие удивляются. Вот. Разбираешься себе в старых вещах, сунул руку в дырявый карман, да и найдешь пару монеток. Иногда и зелененькие попадаются. А однажды я таким вот манером вытащил целую пачку десятидолларовых купюр. Во-от.
«Да он прямо как мистер Микобер из „Дэвида Копперфильда“! – с восхищением внимая старьевщику, размышляла Люсинда. – Как бы мне тоже хотелось иметь точно такую же замечательную повозку со всяким старьем и с такой же прекрасной лошадью! Сколько прекрасного мусора я смогла бы тогда собрать по всему Нью-Йорку!»
Подвал без окон казался Люсинде не менее привлекательным. Если повезет, в таком подвале могут оказаться настоящие гоблины или клад, который надо искать только при свечах!
А старьевщик тем временем продолжал щедро делиться воспоминаниями о своей удивительной жизни:
– Однажды в этих вот самых руках оказалась брошь королевы! Она зацепилась за обрывки кружев. Ох и грязные же, доложу я вам, эти кружева были! А еще как-то раз я вытащил жемчужную булавку из жутко рваного галстука. Поглядите на эту руку, – с гордостью продемонстрировал он грязную ладонь. – Она держала бриллианты, рубины! Она!..
Тут он умолк, предоставляя слушателям самим подбирать сравнения, которые были бы достойны такой чудесной руки.
– Мне бы давно пора уйти на покой, друзья мои, – немного погодя снова заговорил он. – Как-никак уж седьмой десяток пошел. Но работа меня захватывает. Ожидание, поиск, находки… Ну, как я все это оставлю?
– Должно быть, вы очень богаты, сэр? – благоговейно осведомилась Люсинда.
– Очень не очень, а пожаловаться на жизнь не могу, юная леди.
День был в разгаре. Прохладный ветерок, дувший все утро, вдруг прекратился, и солнце теперь палило совершенно по-летнему. Некоторое время спустя оно нагрело валун и старьевщика, который по-прежнему восседал на нем. Тут-то на Люсинду повеяло всеми отбросами огромного города. Нюх у нее был чуткий, и она в панике отодвинулась. Заниматься сбором старья ей расхотелось. Впрочем, подобные разочарования часто подстерегают и взрослых людей. Потому что даже самые прекрасные занятия имеют свои неприятные стороны.
- Предыдущая
- 16/40
- Следующая
