Охота на Сталина, охота на Гитлера. Тайная борьба спецслужб - Соколов Борис Вадимович - Страница 10

• Предыдущая
• 10/77
• Следующая

Конец Люшкова до сих пор покрыт мраком неизвестности. Наиболее достоверная версия основана на рассказе капитана японской разведки Такеоки Ютака, бывшего главы специального разведывательного агентства в Дайренском разведывательном отделении. Она сводится к следующему. В начале 1945 года Люшкова было решено отправить в Маньчжурию, поскольку все разведывательные данные об СССР и пропагандистские разработки на случай советско-японской войны теперь хотело сосредоточить у себя командование сильно ослабленной к тому времени Квантунской армии. Непонятно, почему туда не откомандировали другого перебежчика, Францевича, который был все-таки специалистом в военном деле и куда лучше Люшкова мог оценить данные о боевой мощи и планах Красной Армии.

Трудности в сообщении с Маньчжурией и долгая бюрократическая переписка по поводу откомандирования перебежчика привели к тому, что в Дайрен (Дальний) Люшков прилетел только 8 августа 1945 года, в день объявления Советским Союзом войны Японии и уже после американской атомной бомбардировки Хиросимы. Там его встретил Такеока. Он не без основания считал, что уже слишком поздно и никакой пользы Квантунской армии Люшков больше не принесет. На следующий день они вместе с переводчиком Какузо Такая прибыли в Порт-Артур. Красная Армия уже вторглась в Маньчжурию, и японцы вместе с Люшковым сочли за благо вернуться в Дайрен, где поселились в отеле «Ямато». 10 августа Такая предложил съездить в штаб Квантунской армии в Синкине, чтобы узнать, что делать с Люшковым дальше. Для разговора они вышли в другую комнату, поскольку Люшков уже немного понимал по-японски. Такеока резонно заметил, что в штабе сейчас наверняка не до Люшкова. Но решил, что у Такая семья в Синкине и он просто хочет попытаться эвакуировать своих родных вЯпонию. Поэтому добрый капитан разрешил переводчику уехать, а сам вернулся к Люшкову и заверил его, что ситуация под контролем.

Такая Такеока встретил через 19 лет в одном токийском отеле. Переводчик повинился, что подложил такую свинью своему коллеге, заставив его возиться с незнакомым ему русским перебежчиком (по счастью, Такеока немного говорил по-русски). Бывший капитан рассказал о судьбе Люшкова. Такеока и Такая договорились встретиться еще раз, но больше им увидеть друг друга не удалось.

11 августа полковник Цутому Ямашита, исполнявший обязанности начальника специального агентства в Харбине, вызвал к себе лейтенанта Танаку, ранее работавшего с Люшковым, и сказал, что в новых условиях перебежчика необходимо убрать, иначе Советы смогут-де узнать, что японцы пользовались услугами перебежчика. И ликвидацию должен осуществить Танака. Тот испытывает нравственные мучения, поскольку считаетЛюшкова своим другом и учителем, который помог ему лучше узнать Советский Союз. Лейтенант делится своими сомнениями с Такая. Тогда последний соглашается принять на себя эту неприятную миссию, но выдвигает два условия. Его вместе с семьей эвакуируют в Японию и выплачивают кругленькую сумму в 30 000 йен. Такая отбывает в Дайрен, а 14 августа возвращается в Синкин (под Харбином) и рапортует о выполнении приказа, получает денежки от легковерного полковника и благополучно отбывает в Японию. Только в 1964 году Такая признался Такеоке, что к Люшкову он не ездил (что капитан, впрочем, и так знал), а два дня обретался в Мукдене, чтобы создать видимость выполнения задания.

Между тем после отъезда переводчика Такеока продолжал запрашивать Ямашиту и штаб Квантунской армии отом, что же все-таки делать с Люшковым. 15 августа капитан получил из Токио радиограмму о том, что Япония капитулировала. Это известие вызвало нарастающую дезорганизацию в рядах Квантунской армии. Ее командование должно было с часу на час отдать приказ сложить оружие. Поскольку штаб Квантунской армии покинул Синкин еще 12-го числа, Такеока лишился связи со своим начальством. Все эти дни ему было недосуг даже навестить Люшкова, который, никуда не уходя, сидел в отеле. Такеоке предстояло самому принять решение о судьбе перебежчика, но, по счастью, он встретил начальника Квантунского укрепленного района генерал-лейтенанта Гензо Янагида. Такеока, посетив генерала, возглавлявшего в 1941 году Харбинское специальное агентство, был очень удивлен, что Янагида ничего не знает о побеге Люшкова из СССР и саму эту фамилию слышит впервые (материалы, которые готовил Люшков для японцев, подписывались псевдонимом Манатов).

Капитан предложил на выбор пять вариантов того, как поступить с Люшковым:

1) отправить его обратно в Японию (Такеока знал, что это очень трудно сделать);

2) позволить ему бежать в Северный Китай (нелегко, но возможно);

3) побудить его совершить самоубийство;

4) предоставить ему возможность спасаться самостоятельно;

5) передать его в руки русских.

Первая реакция генерала была: «Почему бы не отпустить его на все четыре стороны?» Однако поразмыслив, Янагида решил, что будет нехорошо, если Люшков все-таки попадет в руки Красной Армии. Тогда русским могут стать известны секретные детали того, как японский Генеральный штаб использовал перебежчика.

«Жаль Люшкова, – вздохнул самурай, – но, чтобы предотвратить возможные потом неприятности, лучше сейчас нам от него избавиться».

Такеока убийства Люшкова не хотел, и эта идея казалась ему просто отвратительной. Капитан понимал, что не так уж велики секреты, которые знал Люшков, чтобы из-за них лишать его жизни. Да и что в самом деле мог бы сообщить Генрих Самойлович. СМЕРШ? Что рассказал японцам все, что знал, и что по поручению японской разведки писал тексты пропагандистских листовок и обзоры, посвященные положению в СССР и состоянию Красной Армии? Об этом руководитель СМЕРШ Виктор Семенович Абакумов знал бы наперед, без всяких там допросов перебежчика. Да и кому это интересно сейчас, когда Квантунская армия и Японская империя доживают последние часы? А главное, Такеока, хоть и окончил разведывательную школу в Накано и уже шесть лет служил в армии, никогда еще не убивал человека. А теперь что же, придется лишать жизни ни в чем не повинного, симпатичного ему чужестранца? Да ко всему, когда войне конец… Но старший начальник, генерал Янагида, приказал капитану ликвидировать Люшкова, если тот не согласится сам покончитьс собой.

Советские войска ожидались в Дайрене с минуты на минугу, и Такеоке надо было торопиться. Он решил, что исполнит поручение Янагиды 20 августа.

Вечером этого дня Такеока впервые после долгого отсутствия навестил Люшкова в отеле. Генрих Самойлович уже знал о японской капитуляции (и, замечу в скобках, если верить Такеоке, не проявлял никакого беспокойства – даже не попытался за все эти дни найти капитана в офисе их агентства). Такеока пригласил его прийти к нему, чтобы обсудить создавшееся положение. Люшков явился. И вот через переводчика капитан в течение двух часов убеждал его добровольно уйти из жизни. Ясно, тот никак не соглашался. Люшков уверял, что еще можно уйти от неумолимо надвигающейся Красной Армии: «Я постараюсь уйти как можно дальше. Если по дороге меня схватят русские – будь что будет. Япония обязана помочь мне».

Такеока понял, что бывший комиссар госбезопасности никогда не пойдет на самоубийство. Придется действовать иначе, как распорядился генерал Янагида…

Элвину Куксу в 1991 году Такеока объяснил, почему не стал перепоручать ликвидацию Люшкова кому-либо из своих подчиненных: как командир подразделения, он осознавал, что должен принять на себя всю полноту ответственности за выполнение этого страшного для него приказа. Но решиться на убийство он все никак не мог.

Разговор с Люшковым окончился около 10 часов вечера. Такеока вышел на веранду, освещенную лунным светом, и еще раз попытался внушить самому себе, что убийство Люшкова – важное, необходимое дело. Ведь он тут не имеет ровно никакого личного интереса или выгоды – он только выполняет приказ. (Наверняка вот так убеждал себя и Люшков, когда отправлял в тюрьму или на расстрел как «врагов народа» ни в чем не повинных людей.) К тому же если смерть перебежчика хоть немного облегчит положение императорского Генерального штаба, то он, Такеока, выходит, поможет важному делу сохранения военного престижа Японии. В глубине души он, по его словам, уже чувствовал предубеждение против Люшкова – предателя своей родины.

• Предыдущая
• 10/77
• Следующая