Некроманты (сборник) - Перумов Ник - Страница 13

• Предыдущая
• 13/122
• Следующая

– Нет, – покачал головой папа. – Если б у тебя… не получилось, ты бы всё равно вернулся. Мы помогли бы, и твой прадед помог бы тоже, но… Но ты никогда бы не смог стать некромантом.

– А… Таня? А Люся с Масей?

– У Тани нет дара, – жёстко отрезал папа. – Что касается твоих сестёр… посмотрим.

– Это… это… – У Али дрожали губы. – Это чудовищно! И вы чудовище, вы мне не родня, вы никто, слышите – никто!

– Племянница, – сказал папа, и голос его резал, словно стальное лезвие. – Можете на меня обижаться сколько угодно. Можете проклинать. Можете даже попытаться застрелить. Или отравить. Вот только Ордену, Ордену Некромантов, что сторожит смертные тропы, охраняя живых от мести мёртвых, ваши, барышня, антимонии безразличны.

Да. Папа, оказывается, может быть и таким.

– Дар слишком редок и драгоценен, чтобы позволять тем, у кого он есть, просто так уйти или следовать своим капризам. – Папа жёг глаголом, не хуже пушкинского пророка. – Вам с Сашей теперь одна дорога, дорогая племянница. Хотя никто и не торопит. Можете сердиться, барышня, но…

Сашка решительно шмыгнул носом в последний раз, встал и с неожиданным напором потянул красную, как рак, Алю за руку.

– Она поймёт, дядя. Обязательно. Не сердитесь – она ведь девочка, им можно…

– Ты тоже поймёшь, Артемий, – решительно и уверенно сказал папа. – Идёмте, нас ждёт экипаж. А то на поезд опоздаем.

…И я действительно понял. Но это, как говорят в романах, уже совсем другая история.

Над водой струился легкий туман. Река спокойно плескала о берег, словно по-приятельски похлопывала по плечу: через такую преграду не переступит никакое зло. На самом деле река никого не смогла бы защитить, и об этом лучше, чем кто-либо другой, знала девушка, осторожно выходящая из воды. Льняная рубаха тяжелыми складками облепила тело, подчеркивая все достоинства фигуры.

Утренняя тишина оказалась обманом – из-за кустов послышалось громкое хихиканье и шепотки.

Тонкие брови приподнялись в притворном гневе:

– Ужо я вам!

Хихиканье переросло в заливистый смех, и ватага деревенских мальчишек припустила к лесу. Девушка проводила их взглядом и принялась выжимать подол. Волосы, остриженные слишком коротко, упали на лицо.

Мир по эту сторону реки за три года не изменился. Он был прекрасен. Жаль, не получится задержаться надолго.

В этот момент на проселке показались два всадника. Один был одет победнее. Невысокий черноволосый паренек с едва заметными усиками, похоже, служил у благородного господина, коего и сопровождал. А уж то, что второй – из благородных, никакого сомнения не вызывало. Один его берет с перьями стоил больше, чем все товары здешнего торга. А уж шитый черным шелком плащ с гербами…

Девушка шепотом помянула дурных богов и присела за островком осоки.

Двое продолжали неспешную беседу.

– …Не смеши меня, Заль. В этой стране спрятаться невозможно. И спрятать никого невозможно… – Благородный господин безмятежно щурился на солнышко. – Ничего. Мы его найдем.

– Так есть уже хочется. Может, ваш сиин обманул? Места-то глухие…

– Я ж ему кольцо отдал. Сейчас тебе, будет кто-то врать с моим подарком на пальце.

– А вдруг…

– А сейчас спросим. Эй, там, у воды! Поди-ка сюда!

Девушка суетливо поправляла косынку, поминая не только дурных, но и срамных, и даже беспутных богов.

Еще не хватало, чтобы эти господа увидели ее прическу. Так стригут послушниц из обители Ни. А у благородных с ними разговор короткий. Совсем никакого. Потому и носишь агатовый амулет, и шепчешь «мороки семи вод» каждый день вместо молитвы покровителям.

– Ну же, – насмешливый голос господина подхлестнул не хуже плетки, и она побрела к проселку.

А что было делать? Верхнее платье – под камнем, шагах в десяти от того места, где она пряталась.

– Селяночка! – неизвестно чему обрадовался благородный. – Нам везет, а, Заль?! Здравствуй, селяночка.

Она втянула голову в плечи и поклонилась куда ниже, чем требовал обычай.

– Э… А ты говорить-то умеешь, девица?

– Умею, благородный чер.

Слова звучали приглушенно, словно голос простужен. Вовсе не таким голосом она гнала от воды мальчишек.

– Ну, вот и славно. Скажи-ка. Там, на холме, что за селение?

– Так это ж Старая весь, благородный чер.

– Старая, говоришь? А что, есть и Новая?

Девушка невольно улыбнулась:

– Нет, благородный чер, Новой нету. Была, говорят, когда-то… на том берегу. Но кто на тот берег ходит?

Правильно. Кому резон нарушать границы обители Ни?

– А что, девица, в вашей-то веси кто-нибудь на постой пускает?

– Так на что вам весь, благородный чер? Дорожка, по которой вы едете, ведет к владению чера Илека. Он гостям всегда рад. А ежели вам недосуг гостить седмицу, так езжайте еще дальше, к самым топям. Там большой гостиный двор с выездом и почтовой станцией.

– А что, – загорелся юный Заль, – может, и вправду во владение?

– А в веси, значит, народ негостеприимный и замкнутый.

Она пожала плечами:

– Отчего же? Стучите в любые ворота. Вас пустят.

– Ну, вот и славно. Едем, Заль!

Двое удалились, а девушка побрела по берегу к тому камню, где лежали все ее пожитки: дорожная послушническая роба, черный плащ с капюшоном, узелок с чистой рубахой да кожаные башмаки. Башмаки были самой дорогой частью ее одеяния. Единственной вещью, которую она решилась купить на торгу в веси.

В ней, нищенке-страннице, никто не заподозрил обращенное дитя Ни. Но не приходилось сомневаться – ее запомнили. В поселении и живет-то дюжина семей. Все друг друга знают.

Но это значит, что надо не мешкая двигаться дальше. И путь один – к болотам. Обратно нельзя – некроманты уже землю роют, ищут. До ближайшего города – четыре дня пешком. Это если по дороге. А знаменитая Касурская топь равняет всех проезжих. Все одинаково нанимают проводников на Дворах, все стараются заполучить в отряд колдуна, а лучше – колдуна и пяток стражей… Все увешиваются оберегами и рунками.

Это оттого, что здесь – кратчайшая дорога от южных провинций касурата до столицы. Настолько кратчайшая, что век назад появилась даже целая гильдия проводников – людей, что знают топи лучше, чем линии собственной руки. Самые известные проводники берут плату чистым золотом, но их тайные тропы неизменно оказываются безопасней и суше, а обслуга – обходительней.

Между тем благородный чер и его слуга добрались до веси, где каждый двор был обнесен высоким забором, на улицу выходили только калитки, даже фасады домов прятались где-то в глубине. Впрочем, на деревенской площади шел торг и где-то совсем недалеко слышались удары кузнечного молота.

Весь, конечно, маленькая, что говорить. Зато стоит неподалеку от доброй дороги, и путники сюда захаживают – кто за ночлегом, кто прикупить в дорогу еды, кто подковать лошадь…

Чер осмотрел улицу и выбрал двор с самым аккуратным забором, сколоченным, кажется, не более луны назад. У калитки, правда, не было ни молотка, ни колокольчика, пришлось ударить кулаком. Залаяли собаки.

Калитка резко распахнулась. Показался бородатый селянин в рубахе беленого льна. В руке селянин держал внушительных размеров топор.

Однако, разглядев гостей, отступил в глубь двора, молчаливо приглашая их войти.

Те переглянулись.

Чер кивнул слуге на лошадей, а сам последовал за хозяином.

Да, с выбором они не ошиблись. Двор был чист, куры бродили за невысокой оградкой, выискивая что-то в траве. По левую руку – конюшня и овин, по правую сараи.

От хозяйского дома раздался трубный женский голос:

– Благородные господа желают переночевать или только отобедать?

Мужик все так же молча пожал плечами. Хозяйка, не дождавшись ответа, вышла на двор. Румяная баба в переднике поверх длинной клетчатой юбки и в застиранной красной рубахе так же соответствовала голосу, как топорище соответствует топору. Идеально.

• Предыдущая
• 13/122
• Следующая