Прекрасная Адыгене - Солоухин Владимир Алексеевич - Страница 28

• Предыдущая
• 28/37
• Следующая

– Папа, я не могу! Я не могу! Я хочу кофе.

– Успокойся, сейчас закипит наше ведро, и будет чай.

– Какой это чай?! Это просто горячая вода. Целое ведро горячей воды. А я хочу черного кофе. Маленькую чашечку. Ты слышишь, как пахнет?

Трепетный, захлебывающийся шепот Ольги долетел до слуха альпинистов-частников. Бородатый парень подал Оле чашку с драгоценным напитком. Высота 3200. Безмолвные горы. Недостроенная хижина. Температура на улице около нуля с переходом на легкий заморозок. Позади очень трудный день. Три взлета. В руках Ольги чашечка настоящего кофе. Она говорит, что никогда еще не испытывала подобного непередаваемого блаженства.

Вечером альпинисты-частники настроили гитару и начали петь разные песенки.

Были песни и у других костров на нашем бивуаке в главном лагере. Они повторялись, репертуар подобных концертов для меня прояснился, можно сделать некоторые общие выводы.

Хороших песен и хороших романсов, как правило, не поют. Очень любят, правда, петь смеляковское стихотворение «Если я заболею». Но я слышать не могу, когда стихотворение перевирается, а они вместо «в изголовье поставьте ночную звезду» поют: «в изголовье поставьте упавшую с неба звезду». Вообще же песни подобраны с той долей бродяжьей романтики, которая больше свойственна, наверно, обычному широкомассовому туризму, нежели строгому альпинистскому спорту. Я взял у начспаса и перелистал пухлый песенник, частично машинописный, частично переписанный от руки. У начспаса за многие годы собраны, видно, все песни, поющиеся альпинистами, поэтому могу свидетельствовать, что нет ни одной хорошей альпинистской песни.

Самая лучшая известна не только альпинистам, потому что ее исполняют по радио:

Не бог весть какая это альпинистская песня, но все же в ней есть и некоторая гордость, которая альпинистами заслужена, ощущение, так сказать, исключительности занятия и, кроме того, очень верный психологический мотив во втором куплете. Альпинист если что и хочет доказать, то доказывает в первую очередь самому себе. Горы – не стадион для футбола, не ледовая площадка для фигурного катания, не соревнования по легкой атлетике. Зрителей нет. Зрители такие же участники, как и ты сам. Если ты взошел на вершину, то и они взошли тоже. Друг друга не удивишь. А себе кое-что докажешь. Не напрасно у другой альпинистской песенки, слов которой я не запомнил, примерно такой смысл: «Зачем мы идем на вершину? Нет там ни руд, ни кладов, ни драгоценных камней. Там ты найдешь только победу над собой».

К этим же примыкает, по-моему, и третья песня, два куплета которой мне удалось записать по памяти.

Слова самодеятельные, но все же слова, ибо девять десятых песенок, поющихся у альпинистских костров, бездарная и пошлая тарабарщина, главным образом на мотивы известных песен. Для того чтобы мое суждение не показалось строгим и чуть ли не снобистским, выпишу несколько примеров:

Ну, и так далее, вплоть до жалостливого блатного мотивчика, бог знает как оказавшегося здесь, на такой высоте, среди ледовых громад, слегка посеребренных густотой и яркостью звездного неба:

Я собрался уйти из хижины, чтобы не слушать дальнейшего концерта, как вдруг на скалах над водопадом раздался истошный крик. Все выбежали из хижины на свежий холодный воздух. Так началась маленькая курьезная история, которую я обещал тут рассказать.

В альпинистском фольклоре бытует легенда о черном альпинисте. Он сорвался, шел, полз, умер голодной смертью и теперь будто бы бродит по горам. Когда альпинисты ужинают, он будто бы подсаживается к ним, ужинает, неузнанный, вместе с ними, а потом исчезает.

Александр Александрович, Альгерт Михайлович и Валерий Георгиевич с присущим им всем троим юмором решили развеселить ребят. Валерий Георгиевич взялся сыграть роль черного альпиниста. Для этого он намазался сажей, ушел в скалы и теперь вот начал кричать оттуда истошным голосом. Но уже с первых секунд стало ясно, что затея не удалась. Во-первых, чтобы крик в ночных скалах произвел впечатление, нужна особенная атмосфера в хижине, когда рассказываются, допустим, страшные истории и некоторое мистическое настроение овладевает людьми. Но такого настроения у нас в хижине не было. Во-вторых, кто-то сразу узнал голос Валерия Георгиевича. История казалась законченной, я начал угреваться в своем мешке, когда раздался тревожный свисток Александра Александровича. Было объявлено немедленно собраться всем в хижине.

– Что случилось? – спросил я тихонько у Альгерта Михайловича.

– Валерий Георгиевич уже спустился, а в это время кто-то прошел по скалам с электрическим фонариком.

• Предыдущая
• 28/37
• Следующая