Солнечные искры - Джейн Анна - Страница 22
- Предыдущая
- 22/61
- Следующая
– Спасибо. Ты добра ко мне. Ты тоже можешь раздеться, – без задней мысли произнес парень, однако заметив, как я нахмурилась, просто улыбнулся мне.
Однако мы, не раздеваясь, улеглись на мягкую широченную кровать. Он справа, я слева. И одновременно зевнули. О поцелуе, если его, конечно, можно было так назвать, не вспоминали, как будто бы это было что-то само собой разумеющееся.
И еще очень нежное… И такое теплое… что на душе становилось лучше. А ведь мне, как и Смерчу, тоже нужно это тепло – я это осознала впервые. Только что.
– Весело сегодня было, – задумчиво произнес он, уставившись в потолок.
– Весело… – эхом отозвалась я, пододвигаясь чуть ближе к источнику живого тепла. – А ты не будешь ко мне ночью приставать?
– Нет, – не стал он шутить на эту тему. Я разочарованно вздохнула.
– Тогда все, спи, зануда Смерчинский, – сказала я, не мигая глядя в окно. Где-то далеко на востоке небо постепенно становилось светло-фиолетовым и даже чуть-чуть розоватым. Гроза только задела нас своим «рукавом» и бушевала где-то сзади.
– Спокойной ночи, Чип. Знаешь что?
– Что?
– Без тебя было бы не скучно, без тебя было бы плохо сегодня, – медленно шепотом произнес он и накрыл меня почти невесомым мягким одеялом до самого подбородка, на миг коснувшись своей щекой моей.
Тепло…
«Тепло! Тепло! Жару хотим!» – заявила наглая фиолетовая мысль, снующая в голове с плакатом, и быстро куда-то свалила, опасаясь репрессий.
Я растаяла, улыбнулась в подушку и, подозреваю, эта улыбка не могла покинуть мое лицо до самого утра, удерживаемая совместными силами всех моих разноцветных мыслей-головастиков.
Орел сладко спал в уютном, тепленьком, недавно свитом гнездышке, под боком смерча, воплотившегося в знакомого уже сокола, сильного и быстрокрылого.
Смерч забыл о существовании такой элементарной и очень нужной в быту вещи, как будильник…
Казалось, я только закрыла глаза, последний раз взглянув в окно, наполненное уже не только бархатными синими тонами, но и нежной розовой вязью из первых далеких лучей дневного светила, как мне вновь пришлось открыть их.
Гостиничный уютный номер был ярко освещен солнцем, которому полупрозрачные занавески явно не были преградой. Тишина торжествовала не только в этих четырех стенах, но и, казалось, во всем здании, словно оно стало вдруг ее резиденцией. Безмолвие и солнце были теми, кто разбудил меня: я привыкла, что утром вокруг всегда лишь темнота (не зря я заставила купить в свою комнату темные непрозрачные рольшторы!) и шум, с большим успехом производимый родственниками, собирались ли они на работу или оставались дома.
Я распахнула глаза, потерла их ладонью, пытаясь согнать откуда-то взявшееся напряжение в них: как будто бы целую ночь пялилась в компьютер. Резко откинула от себя невесомое, но хорошо греющее одеяло, села, упершись руками в кровать позади себя, слегка осоловелым взглядом оглянулась по сторонам, сразу же вспомнив, где нахожусь, сладко потянулась, широко, как бегемот, открыла рот, чтобы не менее сладко зевнуть, как подавилась воздухом – место рядом со мной пустовало. Смерчинский куда-то исчез, оставив после себя… да ничего не оставив!
– В своем репертуаре, гад, – пробормотала я, на всякий случай пощупав место на постели, где он спал сегодняшней ночью. Нет, ничего, даже записки нет. Знаете, как в фильмах пишут своим дамам мужчины: «Спасибо за ночь, дорогая. Нам было хорошо вместе. Целую, я».
А может, Денис сейчас в гостиной, той самой, где находятся банная стойка и красные диванчики?
Я вскочила, чертыхнувшись от того, что в голове загудели непонятно откуда взявшиеся колокола, и резво выбежала в большую комнату. Увы, она была пуста. Обход ванной комнаты, шикарной и красивой, как будто предназначенной для султана, а не для таких простых обывателей, как я, тоже ничего не дал.
С недовольным видом держась за виски, я уселась на тот самый красный диван. Голова болела – не сильно, но ощутимо, и я ухмыльнулась про себя. Не слишком сильно на меня произвели действие вчерашние коктейли. Такое чувство, что скорее голова гудит из-за химической «Дымки».
И это сколько же мне надо выпить, чтобы испытать самое настоящее похмелье или, к примеру, забыть о том, что я делала всю ночь? Пришла к выводу, что, вероятно, много. По крайней мере, чтобы я несла такую чушь, как это вчера делал Сморчок, мне явно нужно бутылки две водки. Ну, я ему сегодня, как встречу, расскажу, что он вытворял вчера, он в обморок бухнется, неудачник!
Не скажу, что я сильно расстроилась, скорее, рассердилась, что этот шебутной парень, забыв о том, как весело и плодотворно провели время вчера, смылся вновь куда-то в неизвестном направлении. Главное, что он заплатил за сутки пользования номером, и на мои хрупкие женские плечи не будет возложена эта непосильная финансовая задача. Я ведь бедная-несчастная студентка… Студентка? Тут же в голове пронесся вихрем ряд ассоциаций, связанных с этим словом: «Студентка-студенчество-университет-учеба-пары-домашние задания-английский…»
– Английский! Его королеву-мать!
Я, как ужаленная в пятую точку жалом неизвестного чудовища, подскочила вверх, чуть не произнеся вслух нецензурное ругательство, отлично рифмующееся со словом «мать».
Сегодня же две пары ада на английском языке! И даже домашка у меня выполненная, вернее, списанная, есть, а я не в университете! Естественно, я люблю прогуливать и делаю это с удовольствием бесконечного лентяя, но в этом семестре иностранный мне прогуливать больше нежелательно, иначе экзамен я буду счастливо сдавать только следующей осенью! К тому же это едва ли не последние его пары.
Я бросила в замешательстве быстрый взгляд на настенные круглые часы с выгравированным на них львом-красавцем – пара начинается через двадцать минут!
Сердце выдало чечетку, явно подгоняя меня поспешить, разум заорал как резаный, что я могу успеть или хотя бы приехать на английский с опозданием.
«Быстрее! Ну, быстрее!» – торопила меня добрая пара десятков плакатов моих постоянных спутников: мыслей-головастиков, которые от нетерпения переливались то черным, то красным цветами.
Я, с огромным сожалением окинув бар с халявными напитками прощальным взглядом, схватила брошенный на кресло рюкзак, в котором лежала драгоценная домашка по иностранному, и, обувшись, кое-как завязав шнурки, бросилась вон из номера люкс, на чем свет кляня Смерча за то, что из-за него я опаздываю на учебу. Себя я винить не очень любила – я и так у всех постоянно виновата.
Дверь с шумом захлопнулась: я услышала щелчок замка. Отлично! Номер не останется открытым.
Потыкав в кнопку вызова лифта пару раз и убедившись, что он сейчас, судя по электронному табло, болтается в районе первого этажа и ехать до меня будет еще долго, я тут же решила, что пешком, пожалуй, будет быстрее. Уже через десять секунд я неслась вниз, перескакивая сразу через две ступеньки, и только чудом не скатилась с лестницы, пропахав их носом где-то в районе второго этажа. Через пять минут я уже торчала на остановке, с тревогой всматриваясь вдаль и выискивая глазами нужный автобус. Благо остановка была совсем недалеко от здания гостиницы, а автобус подошел неприлично быстро.
Как же хорошо, что наш долбаный английский по расписанию стоит не утром, а днем… Не буду больше на расписание грешить, что, мол, все предметы днем стоят.
Они разминулись почти на минуту.
Створки лифта распахнулись, и Дэн шагнул в коридор, сжимая в руках большую мягкую игрушку-медведя: одного из многочисленных представителей серии популярных Teddy Bears. Светло-серый медвежонок с трогательным взглядом был облачен в желтую майку с надписью: «Прости» и в самом ближайшем будущем готовился обрести первого в своей жизни хозяина.
Смерч, быстрым шагом приблизился к двери номера 617, легко открыл замок, скользнул внутрь, тихо притворив дверь за собой, и огляделся на всякий случай: не видит ли его милашка Чип, который, вернее, которая, может быть, уже проснулась. Мария явно принадлежала к категории сонь-сов, у которых период колебаний циркадных ритмов больше чем 24 часа.
- Предыдущая
- 22/61
- Следующая
