Прекрасная Франция - Савицкий Станислав - Страница 15

• Предыдущая
• 15/37
• Следующая

| 46, 47 | Погрязший велосипед. Скульптор К. Олденбург. 1990

На одном краю парка Ла Вийетт построили дворец науки и техники. Перед ним стоит большой зеркальный шар (кинотеатр «Жеод»), в котором отражаются сад сакур и старая подводная лодка /ил. 48–50/. На другом краю – центр современной музыки, от которого вдоль канала тянется волнообразный козырек, под ним можно пройти парк насквозь, спасаясь от дождя. В старом павильоне, где были бойни, теперь выставочный зал.

| 48 | Сад сакур в парке Ла Вийетт

| 49, 50 | Кинотеатр «Жеод» и канал Урк в парке Ла Вийетт

Другой симпатичный сад – Promenade plantee – был разбит на навесной железнодорожной ветке, по которой шли поезда с Лионского вокзала. Ее давно вывели из эксплуатации и долго не могли решить, как с ней быть. Теперь здесь длинный променад, засаженный разной растительностью /ил. 51/. Тут есть и плакучие ивы, и боярышник, и бамбук, и цветочные клумбы на все вкусы, и даже уголок мирного атома, куда почему-то любят слетаться скворцы. Вы идете над городом, вровень с четвертым или пятым этажом соседних домов, углубляясь в зеленую чащу, выходя из нее на уютную лужайку и далее – на навесной мост, ведущий в щель между двумя половинками круглой башни, где живут счастливые обитатели этих мест /ил. 52, 53/. На проспекте вдруг вырастает высокий дом, окруженный по периметру сверху куросами с треугольными дырами в груди /ил. 54/. Это полицейский участок. Почему архитектор Нуньес решил оформить его этими скульптурами – вопрос, над которым можно подумать, продолжая прогулку по Зеленой аллее.

| 51 | Зеленая аллея (Promenade plantee, или Coulee verte). Архитектор Ф. Матье. Ландшафтный дизайнер Ж. Вержели. 1993

| 52, 53 | Навесной мост и дом-щель на Зеленой аллее

| 54 | Здание отделения полиции. Архитектор М. Нуньес-Яновски. 1991

Вслед за Promenade plantee парк на бывшей железнодорожной колее разбили в Нью-Йорке, на Манхэттене. В Челси долго стояла без дела навесная узкоколейка, по которой когда-то подвозили грузы от судов к складам. На Манхэттене давно уже нет логистических центров. В складских помещениях теперь офисы и галереи современного искусства. А на железнодорожном полотне создан сад, имитирующий заброшенную, поросшую сорняками и бурьяном узкоколейку. Сорняки заботливо пропалываются от посторонних благородных культур бригадами озеленителей. Променад вымощен бетонными брусками, сделанными в форме шпал. На рельсы в одном месте поставлены дрезины-лежаки, которые можно сдвигать по две, по три вместе – или совсем соборно. В другом месте – над проездом, по которому круглые сутки мчатся в объезд Манхэттена машины, – построена терраса. На ней можно как посиживать, так и полеживать, посматривая свысока на то, как автомобилисты спешат по делам. Ньюйоркцы очень любят High Line – так называется этот парк. В этой части Манхэттена с садами и зеленью совсем плохо. А уж такая стильная и комфортная буферная зона – то, что особенно нравится жителям города, для которого промышленная архитектура и промышленные зоны – это и классика, и свое до боли родное.

В Париже много старины. Но основной архитектурный массив – это доходные дома. За редким исключением это эклектика и модерн дешевого вкуса либо просто постройки, не представляющие интереса. Центр Петербурга такой же: он дорог сердцу не ансамблем Площади искусств, а щербатыми фасадами на улице Оружейника Федорова, стеной, в которую упирается Максимилиановская улица, и проходными дворами, через которые можно пройти от Троицкого собора до улицы Рубинштейна. Париж – это тоже тысячи и тысячи заурядных домов на rue de l’Universite, у Монпарнаса, на Saint Jacques, у Консерватории. Париж – это город победившего третьего сословия с его любовью к старине и знанием истории в рамках программы начальных классов. Жить эти люди предпочитают в культурно оформленных постройках.

| 55, 56 |…народный постмодернизм: портрет упитанных кроликов и два портрета куриц

Про арены Лютеции, про крепость в подземелье Лувра, про катакомбы на Данфер-Рошро, про Сент-Шапель рассказывают одни и те же истории, когда надо завести речь о том, как все без ума от Парижа. Без этих зазубренных текстов в конечном счете все равно не обойтись. Однако помимо туристических достопримечательностей здесь есть места, где можно увидеть старые вещи, не превратившиеся в экспонаты музея под открытым небом.

Блошиные рынки, vide-greniers и brocantes в Париже всегда интересны. Главный блошиный рынок в Сент-Уан у Порт Клинянкур разросся донельзя. Последнее время его так усердно приводили в порядок, что местами он стал похож на антикварный салон, а не на развал, где продают всякую всячину. Конечно, там остались и ряды с коробами старых пепельниц, флаконов от духов, игрушек. Там можно полдня рыться в открытках позапрошлого века, рассматривать аккуратно разложенные на прилавках неведомые допотопные инструменты, поглазеть на довоенные радиоприемники, полистать семейные фотоальбомы и отыскать среди гравюр редкий отпечаток. В Петербурге за такими радостями ходишь на Удельную, иногда бабушки продают тысячу мелочей у Владимирского собора или перед Юсуповским садом.

Сюрреалисты обожали шататься по блошиным рынкам в поисках старых вещей, о предназначении которых можно только строить догадки. Как-то кому-то из их компании попалось загадочное существо из войлока с вышитой зеленым спинкой, простроченной черной нитью пастью и грязно-серым брюшком. Есть особенная поэзия в том, чтобы рассматривать прилавки, заставленные этой чепухой, и находить среди вещей, которые когда-то были полезны или радовали глаз своих обладателей мистической безвкусицей, арт-объекты, живущие своей укромной жизнью, независимо от происходящего вокруг. Они вдохновляют поэтов и художников. Кто-то выдаст такую вещь за ready made или objet trouve, кто-то собирает всякую всячину, а потом делает из нее скульптуры и ассамбляжи.

В теплое время года в Париже, помимо больших рынков, как и в давние времена, как будто еще со Средних веков, проходят распродажи старых вещей brocantes и vide-greniers, на которых раньше сбывали то, что пылится на чердаке. Эти рыночки разбивают на пару дней прямо на улице – на тротуарах или на аллеях. Не факт, конечно, что так было много столетий подряд. Скорее всего, эту традицию восстановили в девятнадцатом веке, когда любви к старине придали форму торжественных празднеств по случаю годовщин битв, юбилеев деятелей культуры и прочих поводов для народных гуляний. На этих уличных рыночках вы можете узнать о Париже и о Франции гораздо больше, чем из экскурсии по музею Карнавале. Как-то раз, например, я увидел на vide-grenier коробку с маленькими фарфоровыми фигурками: молящаяся Богородица, спаривающиеся поросята, морковка, немецкий пожарный. Их продавала пожилая женщина, которая рассказала, что держит антикварную лавку у place d’Italie (кстати, многие, кто торгует на уличных рынках, – хозяева антикварных магазинов). Она собирает среди прочего feves – фигурки, запекающиеся в galette – пирог, который готовят на Богоявление, по календарю совпадающее со старым праздником Бобового короля. По традиции его едят всей семьей, и тот, кому достанется кусок с фигуркой, получает корону (на сломанный зуб обращать внимание не рекомендуется). В другой раз на brocante мне попался народный постмодернизм: портрет упитанных кроликов и два портрета куриц в пандан /ил. 55, 56/. На обоих мелкая сетка, как на заборе. Образ, полный жизненной правды – идиотической, весомой, грубой, зримой, как мир вокруг нас.

• Предыдущая
• 15/37
• Следующая