Сознание говорит - Балсекар Рамеш Садашива - Страница 77

• Предыдущая
• 77/82
• Следующая

Думая, что он адресует эти слова кому-то другому, я оглянулся, но за мной никого не было. Что произвело на меня самое большое впечатление — это то, что у меня было отчетливое ощущение, что он не осознавал, что он произносил эти слова. Так что эти первые слова были для меня источником огромного вдохновения. Вот так я попал к Нисаргадатте.

Говорил ли когда-нибудь Нисаргадатта, что вы являетесь его преемником или что-то в этом роде?

Махараджа не интересовал вопрос о преемнике. Все, что он говорил, это: «Выйдут семь или восемь книг». Махарадж также говорил: «Многим людям не нравится то, что я говорю», имея в виду других учеников своего гуру. «Они ожидали, что я буду повторять все в точности так, как говорил мой гуру. Но я не повторяю слово в слово то, что говорил мой гуру. Все, что выходит из меня, является нужным в данный момент».

Его гуру относился к традиционной цепи преемственности. Одной из отличительных черт Махараджа было то, что он никогда не придавал большого значения преемственности. У меня было ощущение, что он считал, что слишком много внимания уделялось цепи преемственности и недостаточно — сути самого учения. В случае со мной он пошел еще дальше. Он сказал: «Когда ты будешь говорить, ты не будешь повторять мои слова буквально». В тот момент вообще не было и речи о том, что я буду говорить!

Значит, он как бы предсказал это.

Предсказание случилось, мадам. Его не интересовали предсказания.

Как случилось, что вы начали проводить беседы?

Когда я пришел к Махараджу, одним из моих первых решений было давать на его вопросы прямые ответы без интеллектуального вмешательства и размышления о том, понравился ли ему ответ или нет. Так что, когда бы не задавался вопрос, он получал простой, спонтанный ответ.

Махарадж понял, что в определенный день со мной что-то произошло. И с этого дня наши отношения изменились. Формальность исчезла, и я мог позволять себе некоторые вольности с ним, чего я не осмеливался делать раньше.

Моя сестра — консерватор в вопросах религии, и когда она узнала, что ко мне приходят люди, и что мы обсуждаем эту тему, это было для нее ударом, поскольку, как она сама сказала, говорить об этих делах без санкции со стороны гуру является кощунством. Поэтому мне пришлось объяснить ей, что у меня было особое разрешение Махараджа на проведение бесед.

Это разрешение было получено особым образом. Когда я начал переводить, в этом была определенная нужда. Любимым словом Махараджа было слово «нужда». Каждое событие происходит с целью удовлетворения какой-то нужды, так что то, что я пребывал у стоп Махараджа, удовлетворяло нужду двумя путями — с точки зрения Махараджа и с моей точки зрения.

Моя точка зрения была очевидной. Прежде, чем я попал к Махараджу, в течение почти тридцати лет мною владело желание попасть к Рамане Махариши. Я сделал несколько попыток. Ни одна из них не увенчалась успехом, так как мне было предназначено сидеть у ног Махараджа, а не кого-либо еще. Нужда со стороны Махараджа состояла в переводчике, который бы интуитивно понимал то, что он хотел донести и чье знание английского было бы выше среднего уровня, и который бы также понимал западный ум. Таким образом, случилось так, что этот механизм тела-ума, носящий имя Рамеш, отвечал всем этим трем условиям.

За два месяца до смерти Махарадж был очень болен. Он все время лежал, но все еще мог вставать и подниматься по лестнице в комнату, где проводил беседы. Однажды во время беседы он решил спуститься к себе и впервые сказал присутствующим: «Можете продолжать задавать вопросы»; и, указав на меня, добавил: «Ему поручается отвечать на них».

Он спустился вниз, но вопросов не было, поэтому ясно, что не могло быть и ответов. Двое людей, сидящих около меня, сказали: «Послушайте, если вы не будете говорить, придет Махарадж и рассердится». Я ответил: «Но вопросов нет. Мне было поручено отвечать на вопросы, а не проводить беседу по данной теме». Вернулся Махарадж и спросил, что происходит. Я сказал: «Ничего. Вопросов не было, так что не было и ответов». Он только что-то проворчал в ответ.

Позже, за два дня до смерти он должно быть вспомнил то, что поручал мне, но он также знал, что тогда я не говорил. Это было за два дня до его смерти, и он был так болен, что мог только шептать. Чтобы услышать его, его личный помощник должен был буквально сгибаться и приближать ухо к самым губам Махараджа. Находясь в этом состоянии слабости, он внезапно поднялся на локте и прокричал мне своим обычным голосом, который никто не слышал в течение двух месяцев: «Почему ты не говорил?!» — и после этого упал обратно на постель. Честно говоря, я думал, что это конец, но он прожил еще два дня.

Поэтому я и говорю. Но имейте в виду, путешествовать по миру и говорить с людьми не является моей обычной практикой. Чаще всего я просто сижу дома. Я говорю, поскольку в этом есть нужда. Нужда не с моей точки зрения, а с точки зрения Тотальности.

Когда Кришнамурти говорит: «Вы есть мир, и мир есть вы» — это интуитивное понимание?

Да. Вы и мир не отделены друг от друга. Это просто означает, что все, что есть, это функционирование Тотальности.

Каждый имеет свой собственный стиль речи. Поэтому Кришнамурти говорит: «Вы и мир есть одно». Я был бы склонен сказать: «Все, что есть, — это Сознание, функционирующее через эту Тотальность проявленного».

Кстати, я очень уважаю Кришнамурти. Он был великим учителем. Однако, беда в том, что Кришнамурти все же обращался к индивидууму, хотя он и напоминал о том факте, что все, что есть, это то что есть в настоящий момент, здесь и сейчас. Он повторял это бесчисленное количество раз.

Тем не менее, его роль в жизни состояла в том, чтобы говорить с большим количеством людей, и это должно было делаться на таком уровне, чтобы люди могли его понять. А чтобы это было так, он должен был обращаться к индивидууму.

Однажды в Бомбей прибыла группа людей из его штата, чтобы послушать, возможно, его последнюю беседу в Бомбее. Они позвонили мне: «Мы приехали послушать эти беседы. Можно прийти после окончания к вам?» Я сказал: «Конечно».

Мы говорили с ними час-полтора. Когда они уже уходили, один человек из группы подошел ко мне и сказал: «У меня последний вопрос. То что вы сказали, настолько прояснило все, что я удивляюсь — зачем мне нужно было ходить к Кришнамурти в течение тридцати лет?»

Я сказал: «Махарадж начинается там, где заканчивается Кришнамурти. Тридцать лет, проведенные с Кришнамурти, были, по всей видимости, подготовкой. Что заставило вас прийти сюда сейчас? Эти тридцать лет! И если бы вы не занимались этой проблемой все эти тридцать лет, беседа со мной не дала бы такого озарения».

Он ушел с чувством огромного облегчения.

Мне на ум пришел вопрос о смысле жизни. Мне нравится ощущать, что жизнь имеет смысл, ибо я нахожусь в ее середине. А то, что вы говорите, лишает меня этого.

Да.

Вот с этим у меня, по-моему, проблема.

Вы идете на берег моря, там видите ребенка, который строит замок из песка. Когда наступает время идти домой, он разрушает его. Если вы спросите его: «Какой смысл в том, чтобы построить замок с такой любовью, затратив столько времени, — и затем разрушить его?», он, вероятнее всего, скажет вам, что не понимает ваш вопрос. Все, что он может сказать, это: «Мне нравится строить замки, а затем мне нравится разрушать их!» Это просто игра.

Это «крутой» ответ.

Видите ли, смысл жизни… кто желает знать?

В том-то и дело.

Я понимаю. Определенно. Но не стоит волноваться, все это — часть игры!

• Предыдущая
• 77/82
• Следующая