Только одна ночь - Дэвис Кира - Страница 64

• Предыдущая
• 64/85
• Следующая

– Мне пожаловали власть и влиятельность без уважения, – говорю я в заключение. – Я даже не знала, что такое возможно!

На этот раз Симона смеется от души.

– Может, ты не замечала, но в аналогичной ситуации оказываются все диктаторы мира и некоторые из наших выборных политиков. Мы уважаем должность, мы определенно уважаем власть, но очень редко уважаем людей, которые эту власть на нас практикуют.

Я качаю головой:

– Не согласна. Когда мы штудируем книги по истории, мы почитаем и идеализируем именно лидеров.

– О, ради бога, Кейси! Задача исторических книг состоит именно в том, чтобы показать нам исключения из правил. На их страницах нет места для тех, кто представляет статус-кво, норму. Вообрази, какая бы это была скукотень!

Я хихикаю, соглашаясь с ней.

– Нет, – вздыхает она, – в норме, когда у кого-то есть власть над нами, мы из кожи вон лезем, чтобы заметить их недостатки. И преувеличиваем их в нашем воображении и сплетнях. Мы смеемся над нашими лидерами у них за спиной. Убеждаем себя, что они не заслуживают этого места. Что они ничем не лучше нас. Иногда мы правы, иногда ошибаемся. Но на самом деле это не имеет никакого значения, потому что мы все равно уважаем власть и будем склоняться перед нею, невзирая на то, как относимся к тем, в чьих руках она в данный момент находится.

Никогда прежде я не смотрела на это с такой точки зрения.

– Не такое будущее я себе прочила. – Мне становится грустно. – Это он выбрал его для меня.

– И ты боишься потерять себя? – спрашивает Симона. Она качает головой, крутит фужер, перемешивая напиток. – Прошлого не воротишь, Кейси. Что сделано, то сделано. Пока ты работаешь в своей фирме, люди будут помнить. Ты либо переживешь это и найдешь способ добраться в нужное тебе место, либо покинешь компанию и уйдешь куда-нибудь еще. Начнешь все с нуля.

– Ты смеешься? – восклицаю я. – Я отдала этому месту шесть лет! Куда я пойду? Второй такой консалтинговой фирмы в Лос-Анджелесе просто не существует.

– Ты могла бы работать сама на себя.

Я моргаю. Не то чтобы такая мысль не приходила мне в голову, просто я не принимала ее всерьез. Риск слишком велик. У тебя будет только то, что сам сумеешь построить.

– Я не создана для неопределенности.

– Тогда у тебя большие проблемы. – Симона собирает свои светлые волосы в руку и поднимает вверх. – Сейчас в твоей жизни сплошные неопределенности. И тут ничего не изменишь, хочешь ты этого или нет.

Я опускаю голову, признавая свое поражение.

– Я потерялась.

– Нет, ты прекрасно знаешь, где находишься, просто не знаешь, какую дорогу выбрать дальше, – возражает Симона. – Пришла пора принимать решения, и ты это сделаешь. Но вот что я тебе скажу: ты не покончила с Робертом Дейдом. И еще долго не покончишь.

Стоит ей произнести его имя, и я чувствую его. Чувствую его улыбку, его руки; чувствую его губы на своей шее. Он никогда не бывает далеко. Никогда не покидает мою голову, постоянно вызывает рябь на воде. Нет, я не покончила с Робертом Дейдом. И не уверена, что когда-нибудь покончу.

Следующее утро наступает слишком быстро. Сожаление барабаном бьется в моих висках, напоминая о вчерашнем декадансе. Не успеваю я приехать на работу, как Барбара с восторгом сообщает, что меня переводят в кабинет Тома.

Я киваю, не в состоянии проявить энтузиазма.

– Мистер Дейд не звонил? – спрашиваю я. Он так и не объявился вчера вечером. И никаких сообщений с утра на телефон тоже не поступало.

Барбара качает головой, но ее задорные кудряшки странным образом не шевелятся, наверное, слишком сильно залиты лаком.

– Вы же не поругались, нет? – Она заговорщически подается вперед. – Мне нравился Дейв, но мистер Дейд куда горячее!

Это замечание выводит меня из себя. Нельзя сравнивать Дейва с Робертом, это несправедливо в отношении Дейва. Они больше не борются за один и тот же приз. Я коротко киваю Барбаре и прохожу в кабинет, который мне предстоит покинуть.

Я переселяюсь этажом выше – физический символ моего повышения. Я не тороплюсь. Никто не приходит поздравить меня или помочь с переездом. Много времени это не занимает. Шесть лет, а единственное, что есть в кабинете, – бумаги и папки. Ни фотографий детей, ни забавных пресс-папье, ни картин, кроме тех, что повесила сюда сама фирма. Ничто не говорит: «Это кабинет Кейси», только папки, которых, впрочем, более чем достаточно. Сколько вечеров я находила утешение в цифрах и вычислениях, аккуратно собранных в файлах и на дисках. На их холодную логику всегда можно положиться. Если бы я могла превратить свою жизнь в математическое уравнение, я бы сумела вывести его правильно.

И все же я привыкла к своему кабинету, к тому, как скрипят ящички, приветствуя меня, когда я их выдвигаю. Я обожаю свой стол из лиственных пород дерева, окрашенный в черный цвет, тонкий изгиб его ножек, намекающий на некую женственность в этом чисто утилитарном предмете мебели.

Но мой новый кабинет конечно же лучше. Вид из окна более впечатляющий, письменный стол сделан из чуть более дорогого дерева, стул немного комфортнее. Я робею лишь перед работой, которая меня там дожидается. Собранные в стопку папки распухли от информации об отделах, с которыми я никогда не сталкивалась. Почта переполнена сведениями, которые надо выучить, и вопросами, на которые надо ответить. Я буду создавать команды для разработки проектов, понятия не имея об игроках, из которых придется выбирать. Я буду помогать этим командам справляться с задачами, в которых ничего не смыслю. Видимо, мистер Костин «забыл» дать мне пароль доступа к некоторым файлам, необходимым для эффективного управления отделами, поэтому в итоге я чуть ли не час потратила на разговоры с IT-парнями – подозреваю, им было дано распоряжение испытать мое терпение. Я могла бы списать все это на обычные технические проволочки, если бы в глазах одного из них не загорелся насмешливый огонек, когда я поинтересовалась вслух, почему мистер Костин не дал мне пароли, ведь он знал, что они мне понадобятся.

А Роберт все не звонит.

Весь день я читала и делала заметки. Некоторые из моих нынешних подчиненных останавливаются, чтобы поздравить с повышением. Все слова правильные, горечь тщательно скрывается, но я все равно ощущаю ее. Я вижу возмущение в их глазах, когда они пожимают мне руку, предлагают свою помощь и тому подобное. Никто из них не любил Тома, но его уважали за то, что работу свою он делал просто отлично. Будут ли они чувствовать то же самое в отношении меня? Этого ли я хочу? Уважение, замешанное на враждебности? Ну, какие карты сама себе раздала, теми и играй. Я склоняю голову над очередной папкой.

А он все не звонит.

И это хорошо, уверяю я сама себя. Мне нужно свободное пространство. Нельзя, чтобы он каждый день касался меня своим голосом, глазами, руками. Он хочет развратить меня. Мне нужно свободное пространство, чтобы этого не случилось. Хорошо, что он не звонит.

Я продолжаю читать файл, но волнение постепенно пробирается под кожу, пульс учащается.

Потом наступает вечер. Я не ухожу раньше шести тридцати. Задерживаться дольше не стоит. Больше я уже все равно не могу ничего впихнуть в свою голову.

Мне не по себе, когда я спускаюсь в гараж и сажусь в машину. Мистер Костин не пришел навестить меня, а когда я попыталась позвонить ему, чтобы выяснить кое-какие вопросы, мои звонки были переадресованы на голосовую почту. Он изо всех сил старается помочь мне провалиться.

Я выруливаю на запруженные улицы города. Как обычно, движение – это упражнение в терпении. Большинство местных жителей способно выносить испытание, пока мы хоть немного продвигаемся вперед. Но стоит машинам замереть на месте, нервы не выдерживают. Вот тогда мы признаем, что избрали неверный маршрут и никуда не движемся.

Я ищу глазами 101-е шоссе. Южное направление приведет меня домой, северное к нему.

Мне надо на юг. Я там живу, там мое место. Я не готова к иному. И не хочу этого.

• Предыдущая
• 64/85
• Следующая