Жизнь и деяния маленького Томаса по прозвищу Мальчик-с-пальчик - Тик Людвиг - Страница 1

• 1/15
• Следующая

Людвиг Иоганн Тик.

Жизнь и деяния маленького Томаса по прозвищу Мальчик-с-пальчик.

Сказка в трёх действиях.

Перевод с немецкого М. Л. Рудницкого.

Действующие лица:

Артур, король.

Гиневра, его жена, королева.

Гавейн, племянник короля.

Кай ( Кэй), гофмаршал.

Вильям Геут, гофрат.

Ида, его жена.

Альфред, философ.

Персивейн, поэт.

Стаффгест, грубый, неотёсанный человек.

Мальвина, его жена.

Цан, придворный сапожник.

Кристоф, его подмастерье.

Кирмес, цирюльник.

Вармунд Там, крестьянин.

Эльза, его жена.

Их дети:

Томас.

Барнабас.

Маттиас.

Петер.

Зигмунд.

Август.

Вальтер.

Рыцари, дети, оруженосцы, подмастерья.

Действие первое.

Сцена первая.

Хижина.

Вармунд и Эльза.

Эльза. Неужто сдох?

Вармунд. Да, жена, теперь нам совсем худо придётся. Лучше друга у меня не было.

Бывало, сам на нём отпашешь и ещё соседям одолжишь, какие-никакие, а всё деньки в

дом. А теперь и последнюю делянку на вырубке хоть забрасывай.

Эльза. Бедный Сивко! Одно утешение: достался он нам уже в годах, старый, заезженный, а

сколько лет прослужил…

Вармунд. Одно слово: пришла беда – отворяй ворота. Подбрось-ка дров в огонь, поглядим

при свете на нашу нищету.

Эльза. Вот если бы господин наш заплатил тебе долг, ведь ты три месяца на него работал.

Вармунд. Если бы да кабы! Попробуй приди в замок с такой просьбой! Там для начала

тебя так отделают – еле ноги унесёшь, да ещё радоваться будешь, коли кости целы, а за

синяки да шишки благодарить станешь, как за великую милость.

Эльза. И то сказать – странная у нашего господина манера править своими подданными..

Кабы он на королевской служба так воевал, как здесь кулачищами размахивает, то давно

бы стал при дворе первым человеком.

Вармунд. Эх, мать честная! Такой вот подёнщик, как я, – распоследняя тварь на земле. Как

подумаю – хоть ложись и помирай, сразу в прострацию попадаю.

Эльза. Только этого нам в хозяйстве недоставало!

Вармунд. Постой, что там за шум?

Эльза. Да это дети в чулане, не заснули ещё.

Вармунд ( подходя к двери). Эй вы там, паршивцы! Угомонитесь вы или нет! Сейчас же

спать! И что бы завтра спозаранку все были на ногах, не то так плёткой оглажу – не

обрадуетесь!

Эльза. Отстань он них. Голод донимает – вот они и ворочаются.

Вармунд. Да, теперь хлебнём горя: семеро на горбу и ни крошки хлеба в доме. А поборы в

этом году несусветные, никогда таких не было. Да враг в стране, солдат на постой

принимай, а эти головорезы жрут столько – просто диву даёшься, как это они ещё стол с

табуретками не заглатывают. Свинью уминают прямо с щетиной и с кожей, бычьи кости –

вот такие! – челюстями вмиг перемалывают, хрясть – и готово, точно голубиную ножку. А

добрый наш государь, что б ему… Бог послал долгих лет и всяческого счастья, небось

думает, что мы как сыр в масле катаемся.

Эльза. А что он может поделать?

Вармунд. Вдарить, как следует, что б только щепки полети! Чёрт подери, мне бы такую

армию – у меня бы неприятель, знаешь как, драпал, только пятки бы сверкали!

Эльза. А толку что? Нынче он их малость поколотит, так завтра они его ещё пуще

отдубасят. Нет уж, политическим господам наверху виднее, что к чему.

Вармунд. Оно, может, и так, только с нашего брата, пока суд да дело, шкуру живьём

сдирают. И пусть они мне сулят потом и шубу и меховой воротник – мне моя шкура всего

дороже, а без неё – на кой лад мне шуба и воротник?.. Слышишь? Вон как храпят, дармоеды, ни забот у них, ни хлопот. Вырасти-то они выросли, а нет бы подумать, каково

родителям хлеб достаётся. Куда там! Отлёживают себе бока на соломе, будто в царствии

Небесном, и у ус не дуют. Глаза бы на них не глядели. Такая злость берёт – хоть ремень

хватай и учи их уму-разуму, что б знали, почём фунт лиха.

Эльза. Оставь их. И так ничего хорошего от жизни не видят – пусть хоть поспят.

Вармунд. Кабы не эти гадёныши – глядишь, выкрутились бы. Но такой выводок из кого

хочешь все жилы вытянет.

Эльза. Господи! Боже мой! А первое время – как нам хотелось детей! Как мы горевали как

кручинились, что не посылает мне Бог благословения. И цыганка нам гадала, и знахарку в

лесу я навещала, и в ущелье-то мы ходили, где великий волшебник заколдованный лежит,

– самого его ни одна душа не видела, один голос остался, – как же его звали?..

Вармунд. А брось! То ли Шурин, то ли Мерин – одно слово, шарлатан.

Эльза. Правильно, Мерлин! И он нас утешал, сказал, что у меня будет мальчик, и он

принесёт нам счастье… Пустые слова! Я так ждала, так боялась – а кого произвела на свет

Божий: Несчастного замухрышку Томаса, недоноска убогого – только лишний рот в доме, а проку нет и не будет. Вся деревня над ним потешается. Заморышу уже пятнадцать лет от

роду, а трёхлетние дети колотят его, причём зря, и дразнят, и прозвище ведь какое

придумали! Стоит ему на улице показаться, из-за всех заборов только и слыхать: «

Мальчик-с-Пальчик! Мальчик-с-Пальчик»! Не сына, а горе и срам произвела я тогда на

белый свет. Только и смотри, как бы его телята не зашибли да овцы в грязь не затоптали –

вот тебе и всё наше большое счастье!

Вармунд. Помолчи, это не бабьего ума дело. Мальчишка толковый, у него голова на плечах

есть. А что ростом не вышел – так здесь причитаньями делу не поможешь. Пристрою его в

обучение к куму цирюльнику. Для моего ремесла он не годится, какой из него дровосек –

ему и топора ни в жизнь не поднять.

Эльза. К цирюльнику? Скажешь то же! Взбредёт же в голову! Да ему, коротышке,

лестницу нужно приставлять, что бы клиента побрить.

Вармунд. А я тебе ещё раз говорю: помалкивай! Много ты в этом смыслишь. Томас –

толковый парень, не то что этот толстый дармоед, этот рыжий увалень Петер. Ты этому

обжоре всегда лучшие куски подсовываешь, а он только и знает, что младших мучить и

обижать. Упрямый обормот!

Эльза. Ну конечно! Бедному мальчику всегда достаётся, а ведь он единственный хоть как-

то нам помогает, и нрав у него добрый. ( Плачет). Вот, значит, какая мне благодарность, вот она – награда за двадцать лет мучений, за то, что я терпела подле тебя голод, холод, нищету, что мне иной раз и суп тебе не из чего было сварить, и я к соседям шла

побираться, неблагодарный, бесчувственный, дикий ты человек!

Вармунд. Ну, хорошо, Эльза, парень совсем не плохой, разве что умом не вышел. Твоя

правда, дровосек из него выйдет стоящий. Довольно, перестань реветь, посоветуй лучше, как нам быть.

Эльза. Цирюльник больше в долг не даст?

Вармунд. Он-то? Держи карман шире! Прикинется, что гол, как сокол, и ему, мол, самому

впору у нас одалживать. Дом мы ему заложили, лошадь вот сдохла – а мы и за лошадь ещё

не выплатили, под делянку он то же ссудил, а заложить нам нечего, он знает. Не даст ни

гроша.

Эльза. А хозяин?

Вармунд. Лучше с голоду помру, а к нему не пойду. Вот я и говорю: всё бы ничего, кабы не

дети!

Эльза. Дети – они и есть дети, куда от них денешься?

Вармунд. Эх, прибрал бы их Господь – и то легче! Постой, есть у меня одна мыслишка…

Послушай… Только не перебивай!

Эльза. Да не перебиваю я!

Вармунд. Помнишь, недавно трое из них под вечер чуть в лесу не заблудились, мы их еле

нашли. А если бы не нашли, признайся, сильно бы ты убивалась?

Эльза. А как же? Горе-то какое! Дети всё-таки, жалко.

Вармунд. Так вот, голубушка, насколько было бы лучше для остальных шалопаев, если бы

мы завтра, эдак поближе к ночи, завели одного, двух, ну, может быть, четырёх в лес и

невзначай потеряли… А там – будь, что будет, предоставим их воле Божьей. Глядишь, Господь о них позаботится. Счастью – ему то же удача нужна, само оно в дом не войдёт, коли дверь плотно закрыта. Счастье – его испробовать надо. Вот мы завтра судьбу и

• 1/15
• Следующая