Валентайн - Сомтоу С. П. - Страница 5

• Предыдущая
• 5/99
• Следующая

Снова прозвучал гонг. Гости настороженно поднялись и прошли в соседнюю комнату.

• музыка ночи •

Весь вечер леди Хит просидела как на иголках и к концу ужина разнервничалась окончательно. Конечно, она послушалась семейного фуйа и приехала к этой женщине, весьма нетрадиционному духовному доктору; ее хорошо воспитали, и ей даже в голову не приходило перечить старшим. Десять лет в американских школах не превратили ее в дикую варварку, вопреки опасениям матери, которая волновалась, что на Западе дочка забудет о своих корнях.

Они расположились в гостиной — ждать, когда их пригласят, каждого по отдельности, на беседу с Симоной Арлета. Нервозность не проходила. Леди Хит удалось пообщаться только с одним человеком — Петрой Шилох, журналисткой, которая не стала скрывать свое имя за глупой шарадой из бэджиков с псевдонимами. Судя по всему, она сейчас работала над статьей, как-то связанной с Тимми Валентайном. Хит вспомнила, как — в середине восьмидесятых, когда она училась в школе-интернате в Новой Англии — она сходила с ума по Тимми и даже хранила в подушке значок с его портретом. Она написала деду длинное письмо про Тимми Валентайна. А потом дедушка тронулся головой.

Гостиная — смех да и только! — была обставлена в помпезно-кичливом викторианском стиле: пухлые диванчики «для двоих», кофейные столики с гнутыми ножками, на стенах — гравюры с изображением охотничьих сцен. Хит знала в лицо примерно половину гостей — знала, кто они такие, — но, согласно причудливому этикету в доме Симоны, нельзя было даже и виду подать, что ты кого-то узнала. Смотрите... вот Бенито Пископо, герой-любовник из мыльных опер... а этот мужчина в углу, который так сосредоточенно нюхает кокаин... разве это не Али Ислами, иранский диссидент? А этот толстяк... это же Дамиан Питерс, телепроповедник, которого сняли с эфира из-за какого-то там сексуального скандала.

Жак, дворецкий, периодически появлялся в гостиной и вызывал их одного за другим в соседнюю комнату. Те, кто уже побывал у Симоны, возвращались как будто в каком-то оцепенении. Неужели они в самом деле видели духов или столкнулись лицом к лицу с неким умопомрачительным богоявлением?

Леди Хит было очень неуютно и страшно одиноко. Она была самой младшей из всех присутствующих, причем самой младшей с большим отрывом. Наконец, уже на пределе, она подошла к Петре и попробовала завести разговор.

— И кого вы... о ком вы скорбите? — спросила она.

— О сыне, — ответила журналистка. Струнный квартет откровенно калечил моцартовскую «Eine kleine Nachtmusik»[10]. При всем богатстве Симоны Арлета ее музыкальный вкус оставлял желать лучшего.

Леди Хит не нашлась что сказать. Горе Петры Шилох читалось у нее на лице. Американцы никогда не скрывают своих чувств от чужих людей, а эта женщина переживала заметно сильнее многих. Но любопытство все-таки победило, и прежде чем леди Хит успела прикусить язык, вопрос «А что с ним случилось?» уже сорвался.

— Он повесился, — сказал Петра.

Леди Хит ужасно смутилась, но тут, к ее несказанному облегчению, в гостиную вышел Жак и вызвал ее.

Занавески раздвинулись. Она вошла в комнату без стен, освещенную тысячами свечей — их ароматы смешивались друг с другом, как ароматы душной и влажной ночи в дождливый сезон. Мебели не было. Только несколько подушек на полу — подушек из лоскутков, ручной работы горных индейских племен, то ли из Аппалачей, то ли из Лаоса, стили были очень похожи. Симона Арлета сидела в позе лотоса на громадной подушке, по углам которой стояли жаровни с горящими благовониями. Она прижимала к груди какой-то тряпичный сверток, как будто кормила ребенка.

— Принцесса, — пробормотала она. — Я очень долго ждала этой встречи.

— Я не принцесса, — на автомате ответила леди Хит. Ей всегда было трудно объяснить иностранцам тайскую систему передачи наследных титулов, когда потомки принца, несмотря на знатное происхождение, не могут считаться знатью до пятого колена. — Мой дедушка был последним принцем из нашей семьи.

— Ты приехала из-за дедушки?

— Да.

— Принц Пратна. Старик, состоявший в секретном обществе Боги Хаоса, основанном в Кембридже во времена Первой мировой войны. Сластолюбец, устроивший у себя во дворце в Бангкоке сад наслаждений, где его гости могли получить всякое мыслимое и немыслимое плотское удовольствие. Человек, исчезнувший при таинственных обстоятельствах пять лет назад, в маленьком городке под названием Узел, штат Айдахо... куда он приехал в поисках Тимми Валентайна.

— Похоже, вы знаете больше меня, мадам Арлета. Я плохо знала дедушку; я живу и учусь здесь, в Америке, с тринадцати лет. Это мама меня попросила приехать к вам. Наш семейный шаман сказал, что дедушкин дух не обрел покой. Он не сможет bai phut bai koet — возродиться в кармическом цикле, — пока его не очистят. Но сам наш шаман не может ничего сделать, поскольку дедушкин дух остался где-то на американской земле. Вот почему мама меня попросила, чтобы я приехала к вам; нам вас рекомендовали как самого лучшего из духовных докторов, которого только можно найти за деньги.

— Я польщена, — сказала Симона, и это прозвучало просто и буднично, несмотря на странное окружение и антураж.

— Ну... она однажды вас видела на ток-шоу Леттермана.

Они обе рассмеялись. А потом, когда смех отзвучал и леди Хит уселась на одну из лоскутных подушек, ей вдруг стало страшно. В комнате ощущался какой-то нездешний холод. Она невольно поежилась. Ее руки заметно дрожали. Она наблюдала за тем, как Симона медленно раскачивается взад-вперед, прикрыв глаза и бормоча себе под нос какие-то нечленораздельные фразы, периодически запевает бессвязную монотонную песню и что-то воркует, обращаясь к свертку у нее в руках.

— Мой дух-проводник, — бормотала она. — Покажи мне, покажи... за рекой забвения... за гранью смерти.

И тут раздался еще один голос — высокий и чистый, как голос юного мальчика.

— Премкхитра, — сказал этот голос. Она уже слышала его раньше. Но где? Может быть, в снах? Старуха раскачивалась взад-вперед, и ее песня была похожа на колыбельную. — Премкхитра, — повторил голос.

— Я тебя знаю?

Голос рассыпался смехом, а потом снова сделался серьезным:

— Возьми меня за руку.

Она протянула руку и прикоснулась к сморщенной руке Симоны Арлета, но ощущение было такое, словно она прикоснулась к руке молодого мальчика — холодной и гладкой, пьющей тепло из ее руки. И хотя она оставалась сидеть на месте, ей вдруг показалось, что ее тянут наружу — из тела.

Холодный ветер обжег лицо. Снежинки щипали щеки. Она увидела горящие здания... автозаправку, колонки которой были наполовину засыпаны снегом... вокзальный перрон без крыши, искореженные рельсы, скрученные ломаными углами... она парила над сугробами вместе с ветром, что выл в пустотах выгоревших домов этого города-призрака и стряхивал лед с голых замерзших ветвей... он выдыхал ее имя, ветер... Хитхитхитхит... на одной монотонной тягучей ноте... дверь без стены хлопала на ветру, и ржавые петли скрипели: Хитхитхитхит... и луна была полной и алой, как кровь...

— Где я? — прошептала она.

— Это Узел, был такой маленький городок, — сказал голос мальчика. — Он весь сгорел, несколько лет назад.

— Где мой дедушка?

И тут она его увидела. Он полз по засыпанной снегом улице... отрезанная голова с тянущимся за ней хвостом внутренностей отталкивалась от земли языком...

— Дедушка! — закричала она...

...и он услышал ее, и направился к ней... глаза как холодные сгустки слизи, склизкие слезы стекают в снег... из ноздрей лезут черви... волосы слиплись от гноя... он направился к ней, содрогаясь от ярости. Принц Пратна превратился в самого злобного и кошмарного из духов... фи красу... низших в иерархии сверхъестественных тварей, деградировавших настолько, что они питаются человеческими экскрементами. Должно быть, он умер в подлости и бесчестии, иначе он не был бы обречен на такую судьбу. Но ведь считается, что фи красу могут стать только женщины, разве нет? Или это такая жестокая шутка кармы над двусмысленными сексуальными пристрастиями бывшего принца?

• Предыдущая
• 5/99
• Следующая