Вампирский Узел - Сомтоу С. П. - Страница 39
- Предыдущая
- 39/95
- Следующая
Потому что наводит на мысль, что она и вправду сходит с ума.
Приятного мало, действительно.
Карла вышла из комнаты с поездами, прошла буквально пару шагов и вдруг поняла, что заблудилась.
Она с самого начала знала, что так и будет.
Она оказалась у двери в ту комнату в башне — в комнату Златовласки, как она называла ее про себя. Теперь — в самой комнате. Открытый гроб. Она знала, что там — в гробу. Каменные стены, За окном — мрачный средневековый замок. Зеленые склоны террасами… но это не холмы перед домом Тимми, это даже не Калифорния… может быть… Франция? Двое рыцарей сошлись в поединке на ратном поле.
Она старается не смотреть на гроб, но ее все равно тянет подойти ближе. Она почему-то совсем не боится.
Вот оно… тело Китти Берне… под глазами — подтеки неумело наложенной туши. Впалые бледные щеки. Руки сложены… не на груди, а внизу живота. Теперь Карле становится страшно. А если я не сумею вернуться обратно, — думает она. Она медленно пятится к двери, выставив перед собой распятие.
Она входит в другую комнату с каменными стенами. Еще один гроб. Мужчина средних лет в деловом костюме. Из нагрудного кармана торчит краешек аккуратно сложенного платка и колпачок «Паркера» с золотым пером. У него серая кожа — как будто резиновая.
Еще одна комната. Два тела, два гроба. Двое молоденьких юношей. Еще одна комната. Этот выглядит как трансвестит в туфлях на высоченной шпильке и платье из тафты.
Мне надо выйти отсюда!
Здесь должен быть выход!
Она снова идет назад. Сколько там было шагов вправо? Сколько, черт побери?!
Она входит в очередную комнату, где стеклянный гроб, полный морской воды и зеленых водорослей. На кафельных плитках пола — подтеки зеленой слизи. В гробу лежит совсем молоденькая девчонка. Следы громадных акульих зубов — на плечах и груди. Все стены — сплошные телеэкраны. Здесь вообще нет окон. Одни телевизоры. От пола до потолка. Все настроены на одну программу. Пустой морской берег и акулий плавник, разрезающий воду. Она подплывает все ближе и ближе — акула. А потом — челюсти и глаза, холодные как лед. Акулы выпрыгивают из воды. Вырываются из экранов и бросаются на нее, и она тонет в темно-зеленой воде и не может кричать, и мертвая девочка усмехается, так что видны клыки, а она задыхается, и глотает холодную воду, и воздуха уже нет, вода заливается в ноздри, переполняет легкие, и…
— Быстрее. — Детский голос. Мелодичный, невинный. — Иди за мной.
Она открывает глаза. Теперь она в комнате с белым роялем; она уже здесь была — тогда, в первый раз. Значит, она все еще на чердаке. Она не нашла выход…
— Тимми!
— Все хорошо.
— Акулы…
— Тебе надо было узнать. Я от тебя ничего не скрываю. Карла.
— Эта комната…
— …в ней все комнаты, Карла. Здесь, наверху, нету отдельных комнат. Они все перетекают одна в другую. Это — комнаты снов. Но сны здесь — единственная реальность.
— Здесь их много! Это место становится…
— Перекрестком? Вампирским Узлом? Нет. Конечно же, нет. Просто теперь нас больше. Мы пытаемся удержать Китти, но она с каждым днем все сильнее и все нахальнее. И ее уже не исправишь — она не слушает никаких здравых доводов.
— Почему ты их не убьешь? — Карла была в истерике.
— Моих сородичей…
— Подожди… Ты что, плачешь? — Карла обняла его и прижала к себе. Как будто ты обнимаешь мраморную статую. Мягкость — всего лишь иллюзия. Такой холодный… Он действительно плакал? В конце концов, он всего лишь ребенок, и его раздирают дилеммы космического масштаба…
— Не жалей меня. Я не плачу, — сказал он спокойно. — Мы никогда не плачем, у нас нет слез.
— Ты что-то скрываешь, — сказала Карла и впервые за все это время поверила, что она сможет его исцелить.
Закулисы байрётского оперного. Ветвящиеся коридоры. Где-то распевается сопрано. Weialeia, weialeia… песня дев Рейна, которые безуспешно пытаются уговорить Зигфрида отдать им кольцо и избежать проклятия. Где-то играет квартет вагнеровских туб — густая и водянистая музыка, как будто из мраморной ванной… может быть, они действительно уединились в ванной, чтобы спокойно помузицировать — без оркестра.
Стивен открывает узкую дверь и спускается в оркестровую яму, которая закрыта плотным навесом и таким образом скрыта от зрителей. Большинство музыкантов уже на своих местах. Кто-то настраивает инструменты, кто-то просто тихонько болтает. Стивен проходит к своей дирижерской кафедре и смотрит вверх на мониторы; когда начнется спектакль, у него будет возможность видеть, что происходит на сцене, — но только так, на экранах. Сверху уже опускают громадное полотно с изображением Валгаллы в огне, которое будет скрыто от зрителей до самой финальной сцены, когда город богов вспыхнет пламенем.
— Сколько у нас еще времени?
— Пять минут, — шепчет кто-то.
Ноты уже раскрыты на нужной странице. Там же лежит записка. Должно быть, ее принесли во время антракта.
Herr Майлс. Вам звонили по телефону. Вас не смогли разыскать. Карла Рубенс, из Калифорнии. Просила вам передать, что вам угрожает опасность и что это очень серьезно. Просила, чтобы вы с ней связались как можно скорее. Вам угрожает опасность.
Что это значит, хотелось бы знать? Он звонил этой женщине два — нет, три — раза, и она бросала трубку, даже не дослушав его до конца. Она не хотела ему помогать… и вот теперь — это отчаянное предупреждение. Бред какой-то…
Но она с этим мальчиком! А мальчик — само воплощение зла! Как говорит фрау Штольц. И тому вроде бы есть подтверждения. В конце концов, в ту кошмарную ночь в часовне они вызывали именно злого духа.
Нет. Ей нельзя доверять.
Он поднял дирижерскую палочку.
Может быть, в последний раз?
Эта мысль приходила к нему и раньше. Уже не раз. Но шаг, который он должен сделать сейчас, — последний шаг в долгом пути от горящего дома, когда он попал в руки к Фрэнсису Локку и столкнулся лицом к лицу со сверхъестественным существом в университетской часовне Святой Сесилии… этот шаг уведет его прочь от музыки.
Тогда он бежал от огня.
Но теперь он не станет бежать.
Он пройдет сквозь огонь прямо в объятия темноты.
По мановению его руки пространство наполнилось музыкой. Музыкой дикого леса и темной реки, откуда должны появиться искусительницы-русалки — прелестные девы Рейна.
Постепенно он начал осознавать… некий новый огонь, жгущий его изнутри. Неужели он снова стал молодым? Он погрузился в музыку леса и увидел в ней новые, неожиданные нюансы. Оркестранты начали удивленно поглядывать на него. Они уже не смотрели в ноты. Они следовали тому ритму, который задавал им Стивен. Его охватила пьянящая радость. Именно так он мечтал творить музыку — еще маленьким мальчиком, который заснул в кресле у камина в доме на Уоркворт-стрит в Кембридже… Он не смотрел на мониторы — не хотел видеть испуганные лица певцов…
Потом была сцена охоты, потом — смерть Зигфрида; погребальная процессия, болезненный рваный ритм хора плакальщиц, который врывается в музыку, захлебываясь скорбью. Потом — только музыка, без голосов. Здесь Стивен полностью спустил себя с тормозов. Он вычерчивал резкие дуги героической темы и обрушивал лавины похоронного звона, как будто сам кого-то душил… он совсем не устал, хотя раньше всегда уставал к финалу. Музыканты играли так, как будто читали его мысли, потому что следить за движениями его палочки — все более дикими и исступленными — было уже невозможно.
Теперь — сцена огненного погребения. Он взглянул на мониторы. Огонь уже разгорелся. Огонь! Брунгильда поет о героизме, о грядущей гибели мира и о спасении любовью… Она седлает коня и бросается в пламя… громадные вентиляторы шевелят целлофановые полоски огня… маскирующий холст убирают, и теперь само небо охвачено пламенем, и небо, и боги на тронах Валгаллы, и мир умирает в огне…
Огонь! — думает Стивен. Огонь — самое красивое, что есть на свете. Полыхающий дом родителей — огонь, в котором сгорело его детство. Огонь, который уничтожает целые города и даже целые миры… он уже не дирижирует музыку. Он впал в неистовство и дирижирует пламенем.
- Предыдущая
- 39/95
- Следующая
