Дорогой богов - Балязин Вольдемар Николаевич - Страница 19
- Предыдущая
- 19/102
- Следующая
Между тем дождь усилился. За его шумом Морис не совсем хорошо слышал, о чем говорят кузнец и прохожий матрос.
Когда же он прислушался, то не слова, а голос матроса о чем-то напомнил Морису, но первые несколько мгновений он никак не мог вспомнить, где ему довелось слышать его. Морис стал внимательно следить за разговором.
Мы живем к Кролевцу поближе вашего, — ответил кузнец матросу. — Приходилось мне встречать людей, которые бывали в Кролевце, когда был он под прусским королем, приходилось встречать и тех, кто остался в нем жить после того, как взяли его русские. И многие из его мещан, которым доводилось проезжать мимо моей кузни, говорили мне, что русские солдаты ни ремесленникам, ни торговцам никаких обид не чинят, и даже говорили, что от налогов и податей всех вообще городских обывателей начисто освободили.
— И я хоть и слыхал то же самое, — отозвался матрос, — только не верю в это. Видано ли дело: взять у неприятеля город и не только не стребовать с него контрибуцию, но еще обывателя от податей освободить!
Кузнец пожал плечами. Как будто немного обидевшись, проговорил:
— Дыма без огня не бывает. Значит, что-то такое есть, коли люди в один голос подтверждают.
— Я наверное знаю, что это так, — произнес Морис, и кузнец с матросом с любопытством взглянули на него. — Русские, заняв Кролевец, или Кенигсберг, как называют его немцы, на первых порах более всего хотели расположить местное население к себе и к своей императрице. А как это лучше всего можно было сделать? Разумеется, освободив обывателей от того тяжкого бремени, какое наложил на них постоянно нуждавшийся в деньгах прусский король. Зачем им это было нужно делать, спросите вы. Отвечу. Русским выгодно иметь благорасположенных к ним горожан в тылу их наступающей армии. Им выгодно и то, что трудолюбивые и аккуратные ремесленники Кролевца работают без боязни, что все сделанное ими или какую-нибудь часть сделанного Заберут налоговые агенты. Им выгодно также развивать торговлю, в том числе и морскую. И я думаю, приятель, — Морис повернул голову к матросу, — что ты без труда найдешь работу в Кролевце…
Матрос, все время слушавший молча, при последних словах повернулся к нему, и Морис от удивления оборвал фразу на полуслове. Перед ним сидел Андрей, его старый знакомец Андрей, с которым довелось ему коротать дорогу от Братиславы до Вербова, мерзнуть на постоялых дворах и отбиваться от волков.
Андрей заметил удивленно-радостное выражение лица его неожиданного собеседника и недоуменно повел плечом — он не узнал Мориса. Болезненная худоба, грязная, потертая одежда и то, как появился он, хромая, под навесом кузницы, — все это не позволяло Андрею признать в сидевшем перед ним человеке молодого барича, которого три года назад он привез в богатый графский дом возле деревни Вербово.
Морис понял, что Андрей не узнал его, и решил до поры до времени не признаваться в том, кто он и каково его настоящее имя.
И кузнец и Андрей с первых же слов Мориса сообразили, что перед ними сидит не простой человек. Поэтому учтивее, чем если бы он разговаривал со своим братом простолюдином, Андрей спросил:
— А откуда вашей милости все это известно?
Причем слова «ваша милость» можно было принять и как легкую дружескую насмешку, и как дань уважения знающему человеку.
Морис произнес весело:
— Вот уж и «ваша милость»!
Кузнец, улыбнувшись, добавил:
— Ты бы еще сказал: «Ваше сиятельство, господин граф или барон»!
И очень удивился, когда на эту его реплику Морис рассмеялся так заразительно и звонко, как будто кузнец отпустил бог весть какую смешную шутку. Кончив смеяться, Морис сказал:
— Я служил вахмистром в кавалерии и одно время был связным между русским и австрийским штабами. Видел русских, говорил с ними. Они мне так это и объяснили. Да вот царапнуло меня. — Морис выразительно стукнул палкой по полу. — Теперь иду к одному приятелю в Лифляндию. Говорил, что найдет мне подходящее дело. Надеюсь, не подведет.
Кузнец немного удивился, что раненый вахмистр не носит своей старой кавалерийской формы, но не придал этому особого значения и дружелюбно заметил:
— Такому толковому парню любое дело подойдет, а если хочешь, — добавил он, — оставайся у меня. Подучу тебя кузнечному ремеслу. Дело это неплохое, всегда будешь с куском хлеба.
И, заметив, что Морис колеблется, не зная, следует ли согласиться с полученным предложением или же отказаться от него, кузнец продолжал:
— Ты не смотри, что я весь в саже и что кузница у меня старая да грязная. Деньжата у меня водятся. Даст бог, года через три-четыре я это дело побоку пущу, а на месте кузни сооружу заезжий двор. А если ко мне в подмастерья пойдешь, то мы с тобой и побыстрее дело это свершим: место здесь бойкое, народ валом валит, работы хоть отбавляй. — И, решив окончить разговор, добавил: — А я тебя не обижу. Первый год кормить-поить буду, во второй год положу тебе по пяти грошей в день.
— Спасибо тебе, — сказал Морис. — Остался бы, да вот приятель мой в Лифляндии меня ждет, идти надо.
— Ну что ж, иди, — ответил кузнец. — Значит, и в самом деле не можешь, а то кто бы от такой выгоды отказался!
— Куда ты, говоришь, идешь, приятель? — спросил Мориса матрос.
— В Лифляндию, на мызу Тоотцен, — повторил Морис.
— Так нам с тобой по пути. Мы вместе можем добраться до Кролевца, а там тебе очень удобно будет морем добраться до Ревеля или Риги. И безопасно это, потому что, как мне говорили, теперь от Кролевца до Кронштадта на всех путях русские фрегаты и никаких других военных кораблей в Балтийском море нет.
Предложение Андрея показалось Морису заманчивым, но, немного поразмыслив, он решил отказаться. «Пойдем мы вдвоем, — подумал он, — а в моем нынешнем состоянии я Андрею не чета. Будь у меня хоть немного денег, лучше и не надо мне попутчика, чем он. А так нет, не годится».
И Морис ответил, обращаясь к кузнецу:
— А знаешь, хозяин, я, пожалуй, останусь у тебя на пару недель. А то денег у меня нет, а идти надо. — И, повернувшись к матросу, сказал: — А если ты, моряк, хочешь пойти со мной дальше через две-три недели, оставайся здесь со мной вместе, деньги и для тебя не будут лишними. А там — и в дорогу. — И, не дав опомниться матросу от неожиданного предложения, спросил с лукавой усмешкой: — Ну как, Андрей, по рукам?
Андрей от изумления замер и пристально всмотрелся в лицо «вахмистра».
— Морис Август? Да вы ли это?! — воскликнул Андрей. — Вот ведь чудо! Не иначе, как ченстоховская божья матерь свела нас с вами!
…Больше месяца проработали Морис с Андреем у кузнеца; пора была горячая, дел было до того много, что даже спать иногда приходилось урывками. От работы на воздухе с клещами и кувалдой Морис окреп и, казалось, даже раздался в плечах.
Однажды он поймал себя на мысли, что слова женевского часовщика о необходимости и полезности ручного труда не вызывают у него никакого протеста. И даже более того — нравятся ему.
Морис спросил себя, а не опустился ли он до уровня ремесленника, как и советовал господин Руссо? И, продолжая Этот невольный диалог с самим собою, ответил: «Возможно». Но странное дело: и это не вызвало у него ни малейшего протеста, а почему-то пробудило довольство собою.
Улыбнувшись самому себе, Морис прошептал: «Спуститесь до уровня ремесленника, чтобы стать выше своего праздного сословия!»
Тихим осенним утром в ту короткую пору, когда в природе ярко вспыхивают все цвета и краски, когда небо становится пронзительно синим, а листья на деревьях желтыми и красными, когда в полях только начинает пробиваться изумрудная озимь и черную свежевспаханную землю перед восходом солнца покрывает серебряный иней, в эту короткую пору Андрей и Морис двинулись в дорогу, на север, к далекому морю.
Без приключений дошли они до небольшого польского городка Серадзи, а там на барже сплавились вниз по Варте до того места, где река круто поворачивала на запад. Здесь Морис и Андрей сошли на берег и снова двинулись пешком. Еще двое суток добирались они по полям и перелескам до города Добжиня, что стоял на правом берегу другой реки — Вислы, а оттуда опять поплыли на север к Эльблонгу. Наконец, сделав пятидневный переход к северо-востоку, поздним вечером добрались до Кролевца.
- Предыдущая
- 19/102
- Следующая
