Правдивое комическое жизнеописание Франсиона - Сорель Шарль - Страница 14
- Предыдущая
- 14/129
- Следующая
Словом, я постаралась поторопить это дело и объявила барину, что узнала о его намерении вступить в брак, а посему не могу долее у него оставаться.
После нескольких притворных возражений он согласился отпустить меня и, полагаю, был весьма рад, что я первая завела о том речь. И вот как-то вечером я выкопала свои деньги, а на следующее утро покинула дом. Присоединив к ним то, что дал мне барин, я почитала себя превеликой богачкой и избрала своим пристанищем в Париже добрую куму Перету, которая отнеслась ко мне весьма человеколюбиво. Узнав про мои деньги, посоветовала она мне нажить еще и велела обзавестись господским платьем, в коем я, по ее словам, походила на лесную нимфочку. Бог свидетель, сколь было мне приятно видеть себя грациозной и нарядной и беспрестанно окруженной людьми, строившими мне куры. Однако же их подношения были недостаточно велики, чтоб покрыть наши крупные расходы по столу и найму дома, тем более, что Перета, следуя моему примеру, захотела перед смертью пожить по-барски. Таким образом, средства мои приходили к концу, и я перебивалась только своей изворотливостью. Двор удалился из-за каких-то волнений, а в его отсутствие жалкое наше ремесло было недостаточно доходным, чтоб содержать нас в роскоши.
В некий вечер, когда Перета жаловалась мне на тяжелые времена, услыхали мы шум на улице. Любопытство побудило ее стать в дверях, чтоб разведать о случившемся. Тут, к великому ее удивлению, какой-то убегавший мужчина молча сунул ей в руки плащ, подбитый плюшем. Полагаю, что он ее знал, ибо Перета пользовалась достаточной известностью в городе, а также во всех академиях любви, где была светочем мудрости, просвещавшим женщин ее ремесла.
Вверенное Перете имущество очень ее обрадовало: мы ночью распороли его, боясь, как бы кто-нибудь не опознал этой вещи в ветошном ряду, куда мы собирались ее отнести. С помощью денег, вырученных от сей продажи, мы надеялись удовлетворить самые насущные наши нужды. Но на другой день, беседуя с одним добрым человеком, нередко меня навещавшим, мы вдруг услыхали стук в наружную дверь. Служанка отперла трем рослым солдатам, пожелавшим переговорить с хозяйкой. Перета сошла вниз, дабы узнать, зачем они пришли. Не успели те взглянуть на нее, как один из них подошел поближе и сказал:
— Не откажите, сударыня, вернуть мне плащ, который я передал вам вчера, проходя мимо вашего дома.
Перета отреклась от получения плаща и заявила солдату, что не знает его и никогда ничего не брала от него на хранение. Тут они подняли неистовый шум, заставивший меня сойти вниз, чтоб осведомиться об его причине; но, очутившись в сенях, я узнала Марсо в одном из трех лиц, требовавших возвращения плаща: в большом смущении вернулась я наверх, дабы там от него спрятаться, а в это время ссора так разгорелась, что уведомленный о ней квартальный комиссар явился за получением своей доли пирога. Послушайте только: просто чудо, каким справедливым человеком оказался сей блюститель правосудия. Те трое, что препирались с Перетой, были ворами; он знал их за таковых, но тем не менее объявил, что похищенный этими жуликами плащ принадлежит им, словно они добыли его в честном бою, а Перете присудил его вернуть. Зная, какой властью пользуется это лицо и сколь важно для нее заслужить его расположение, перестала она артачиться и, сознавшись в получении плаща, сказала, что не хочет ссоры и готова исполнить все требования. К этому она добавила, что успела продать плащ, и позвала солдат, коим он принадлежал, а также господина комиссара откушать у нее на вырученные за него деньги.
И вот, не успела она вымолвить первых пригласительных учтивостей, как солдаты готовы покончить дело добром, а она, прежде чем подняться наверх, посылает служанку в надлежащее место, дабы во мгновение ока раздобыть угощение. Увидав Марсо, я переменилась в лице больше раз, нежели хамелеон за всю свою жизнь; к тому же, на мое несчастье, наш первый посетитель ушел, так что мне пришлось вступить в разговор с оставшимися гостями.
Марсо разглядывал и слушал меня с несказанным удивлением, ибо ему казалось, что я та самая Агата, с коей он в прошлом поддерживал столь близкие отношения, однако же мой наряд сбивал его с толку. За столом было выпито немало, и так как всех нас связывало общее дело, то мы поклялись друг Другу в вечной дружбе и в благожелательном сотрудничестве. Наши гости отправились спать восвояси, а на следующий день Марсо вернулся с пятью сотоварищами, более пристойными, нежели те, которых я видела накануне, и, отведя меня в сторону, заявил, что мне не к чему таиться, Ибо он меня узнал. Притворившись, будто вовсе и не думала от него скрываться, я попросила извинить меня, если накануне не оказала ему должного приема, ибо сочла это неуместным в присутствии посторонних лиц. Тогда он спросил, куда я девала деньги нашего барина, а я уверила его, будто господин де ла Фонтен отобрал таковые, найдя их в моем сундуке, а затем выгнал меня из дому. По поводу же положения, в коем застал меня Марсо, я сказала, чтоб он им не обольщался, поскольку ему нетрудно себе представить, как я в нем очутилась и какими средствами его поддерживаю.
И вот в одно мгновение наша дружба снова оказалась в полном разгаре, и настала его очередь поведать, какой образ жизни он себе избрал: он сообщил, что, наскучив служить у господ, нашел одного доброго земляка, — оказавшегося в числе приведенных им гостей, — каковой земляк уговорил его искать вместе с ним равно днем, как и ночью счастливых случаев и похищать то, что под руку попадется; по его словам, молодцов, живущих означенным рукомеслом, было в Париже хоть пруд пруди, и распознавали они друг друга по разным условным приметам, как-то: красные плащи, отложные воротники, шляпы с загнутым краем и с «перьями», отчего сих красавцев так и прозывали «пернатыми»; днем упражнение их заключалось в шатании по улицам и затевании всяких ссор по-пустому, дабы, пользуясь сумятицей, срывать плащи, а ночью они прибегали к разным другим способам для воровского своего дела; некоторые же из них промышляли игрой, заманивая прохожих и облапошивая их дочиста с помощью всяких обманных хитростей, причем все они отлично снюхались с чинами правосудия и никогда не несли никакого наказания, кроме тех случаев, когда их кошелек бывал не так туго набит, как у противной стороны. Словом, он посвятил меня в наисекретнейшие дела своей шайки. Я спросила его, не боятся ли его приятели смертной казни. На это он ответствовал, что, насколько ему ведомо, они о ней вовсе не думают, что зачастую сами ходят смотреть, как вешают их сотоварищей, и помышляют только об изыскании средств для наиприятнейшего времяпровождения, а если и случается им лишиться жизни, то тем самым избавляются они от всяких трудов и забот, с коими им впоследствии пришлось бы спознаться в борьбе с нуждой. Мне хотелось еще знать, из какого сорта людей состоит их банда.
— По большей части, — отвечал он, — это всякого рода челядинцы, не желающие больше служить, а сверх того есть среди нас и немало сыновей городских ремесленников, которым надоело низкое отцовское звание и которые носят шпагу, полагая, что это прибавляет им весу: порастрясши свое добро и не надеясь больше на родительское вспоможение, они присоединились к нашей братии. Скажу вам еще, и вы мне с трудом поверите, но есть знатнейшие вельможи, чьих имен я не хочу назвать, которые находят удовольствие в наших обычаях и нередко составляют нам по ночам компанию; они не удостаивают задирать подлый народ, вроде нас, но останавливают важных господ и особливо тех, что с виду посмелее, дабы помериться с нами храбростью. Тем не менее они тоже не гнушаются похищать плащи и вменяют себе во славу то, что отняли эту добычу острием шпаги. Оттого величают их «шелкопрядами», а нас только — «шерстомоями».
Когда Марсо рассказал мне все это, я подивилась на грубые нравы и низость этих вельмож, недостойных ранга, занимаемого ими при дворе, и почитающих свой порок за отменную добродетель. «Пернатые» и мазурики показались мне не столь заслуживающими хуления, ибо они только старались избавиться от нужды и не были ни так безрассудны, ни так тщеславны, чтобы похваляться гнусной победой, одержанной над лицами, на коих нападали врасплох.
- Предыдущая
- 14/129
- Следующая
