Магнатъ - Кулаков Алексей Иванович - Страница 27

• Предыдущая
• 27/92
• Следующая

Начальство уперлось взглядом в вывороченную с корнем защелку и замолчало.

– М-да. Я попозже пришлю кого из охраны, поможет при уборке. Рот на замок, ключ выкинуть – и горничную о том же предупреди. Понятно? Все, ступай, дальше я сам.

Чем ближе Долгин подходил к кабинету, тем легче и тише становились его шаги – и все равно незаметно подобраться к хозяину дома не получилось. Вернее, получилось бы, если бы он удовольствовался небольшой щелью между дверью и косяком, в которую прекрасно было видно, как фабрикант дремлет в своем удобнейшем кресле. Увы, в полном соответствии с правилом «лучшее – враг хорошего», он захотел улучшить невеликий обзор кабинета, надавил чуть посильнее – и каким-то образом это действо разбудило князя.

– Заходи.

Еще только переступая порог, господин инспектор уже был готов увидеть такой же образцово-показательный разгром, как и в покинутом недавно зале, – и был немало обрадован, когда оного так и не увидел. Все было так, как и всегда, и даже легкий сквознячок был вполне привычен. Разве что обычно его друг предпочитал просто открыть створку, а не высаживать оба стекла зараз. Кашлянув для затравки разговора, Григорий нейтрально поинтересовался:

– Случилось что, командир?

– Случилось?..

Князь словно бы в задумчивости склонил голову набок, а затем и поставил на подоконник бутылку, что до этого держал в руках. Пустую. Многоопытный Долгин тут же опознал итальянскую граппу, затем припомнил, как охрана показывала ему остатки тары из-под шотландского виски, и едва сдержал свое изумление. Общий литраж и крепость напитков, бултыхающихся в желудке хозяина дома, внушал уважение – как он еще и разговаривает-то? По всем статьям – мычать должен или спать мертвецким сном.

– Скажем так, Гриша, – у меня слишком живое воображение.

Для постороннего человека его сиятельство был вполне трезв и держался вполне обычно, но его единственному другу было прекрасно видно – князь Агренев был пьян. Причем просто до изумления.

– Иди сюда. Вот скажи мне, ты видишь это поле?

Григорий немедля согласился, что видит. Более того, он даже иногда ходит по этому самому полю – а недавно и вовсе костер на нем жег, с мальчишками из поселковой клубной команды.

– Нет, не то. Представь – оно от края до края заполнено младенцами. Мертвыми. Один к одному, рядами и шеренгами…

– Да что ты такое говоришь, командир, какие там младенцы. Поспать бы тебе надо, а?

Вместо ответа Александр кивнул на стол (и чуть-чуть покачнулся при этом – движение вышло для него нехарактерно резким), указывая на раскрытую примерно посередине укладку:

– Мне сегодня Вениамин Ильич кое-какую статистику привез.

Фабрикант ненадолго «завис», вроде как что-то там обдумывая, затем отправился к бару. Медленно, аккуратно, зато верно. Добрался. Роняя большую часть собрания прямо себе под ноги, выбрал и всего со второй попытки открыл ром – после чего, все так же пренебрегая хрусталем бокалов, хорошенько отпил, а затем и еще раз. С сомнением посмотрел на литровую бутыль, дернул щекой, но менять крепчайший самогон с солнечной Ямайки на что-то более вкусное все же не стал:

– Хорошая статистика, да. По урожайности. По рождаемости. По продолжительности жизни – причем все это с разбивкой по губерниям. И по смертности. Двадцать седьмая страница, третья сверху строчка. Читай!

Гриша послушно пролистал, нашел и читал вслух, пока не осекся от понимания – что же именно он оглашает:

– «Также надо отметить, что из каждой тысячи умерших обоих полов на детей в возрасте до пяти лет приходится в среднем 606,5 покойников. Иными же словами, до сорока трех процентов от всех родившихся за год»… Э-э?

– Вот так, Гриша. По пятидесяти центральным губерниям такой вот сухой статистики набирается на два с половиной миллиона могилок, да еще с солидным хвостиком. Каждый год. Так это только до пяти лет посчитали – а ведь и потом дети тоже умирают. Какое уж тут поле, до горизонта все устлано будет. Во все стороны.

Бздамс!

Ром бурым пятном разлетелся по дубовой панели, а князь зашипел, полыхая глазами:

– Да как они смеют это терпеть! Знать и ничего не делать?! Жить спокойно, когда каждый год столько младенцев в землю ложится!!!

И тут же потух:

– Каждый год. Ненавижу…

Короткая вспышка ярости окончательно выжгла у Александра последние остатки сил – а заодно позволила увести его из кабинета. Правда, сомнительную идею начет того, что надо бы все-таки немного поспать, хозяин с ходу и категорически отверг. А вот посидеть в сауне, да заодно обсудить кое-какие дела согласился. Почти самостоятельно спустился по лестнице в подвал, скинул жилетку и туфли, присел на лавку…

– Уф!

Не рискнув пока как-то шевелить окончательно уснувшего (наконец-то!) князя, Григорий осторожно покинул обшитое липой помещение. И вполне ожидаемо тут же наткнулся на экономку в компании горничной.

– Глафира, можешь приступать – и чтобы сегодня же все сияло и блестело. Александра Яковлевича не тревожить, ни под каким видом! Кто бы там к нему ни пожаловал – пока сам не проснется, никого не пускать. Будут спрашивать – устал, заснул. Стекло же от ветра разбилось. Вопросы?

Экономка энергично потрясла головой, показывая – нету у нее вопросов, совсем. Горничная вообще словно язык проглотила, правда компенсировав это сильно расширенными (и заметно заплаканными) глазами. Обе они, услышав четкие и ясные указания, явно испытали приступ всеохватывающего счастья.

– Чего стоим?!

Провожая взглядом засуетившиеся женские фигурки, мужчина отчего-то вспомнил свои казачьи корни. Вернее, кое-какие испытанные, проверенные еще отцами-дедами способы лечения накатившей вдруг тоски-печали. Опять поднялся в кабинет, убрал все документы со стола в сейф, захлопнул его дверцу и навел порядок в баре (не забыв при этом налить себе небольшой стаканчик водочки). Медленно выцедил сорокаградусное лекарство. Выдохнул, вздохнул и с неподдельным сожалением пробормотал, этак тихо-тихо:

– Наташку бы ему под бок, первейшее дело… Иэх! Ну Лунев, подсуропил!..

– Фух, ну и ливень!

Двое мужчин ввалились (иначе и не скажешь) в одну из московских лавочек, торгующих готовым платьем. Мужским. Вот только приказчик отнюдь не торопился навстречу покупателям – ему хватило и одного взгляда, чтобы сразу оценить платежеспособность возможных клиентов. Один был одет с немалым вкусом и ОЧЕНЬ дорого. В такой одежде впору было по банкирской Ильинке разгуливать или на Мясницкой в одной из крупных контор посиживать, в кресле управляющего. Другой же внешностью своей больше всего походил на молодого купчика, или, еще верней, преуспевающего собрата-приказчика: худощавый, невысокий, одетый в почти черный от впитавшейся влаги сюртук, темно-серые брюки, заправленные в черные козловые сапожки и серый же картуз. О том же свидетельствовали и серебряные часы на скромной цепочке, аккуратно заправленные в «часовой» кармашек светло-серого жилета.

Чтобы вывешенный и выложенный на длинных полках товар заинтересовал таких покупателей, требовалось, по крайней мере, небольшое чудо – например, одномоментное исчезновение всей их верхней одежды. Исключая портмоне, разумеется. Только тогда костюмы для небогатых мещан и разночинцев могли получить хоть какой-то шанс покинуть его лавку.

– Чем могу помочь господам?

Богач даже не повернул голову в его сторону, продолжая стряхивать с себя дождевую влагу, а вот второй отреагировал вполне ожидаемо – живенько повернулся и с непроницаемым лицом заявил:

– Мы пока не осмотрелись.

Затем покосился на длинные нити ливня, яростно секущие серые каменные плиты мостовой, и повернулся к своему спутнику. Что-то тихо предложил, получил такой же тихий ответ и едва заметно улыбнулся, согласно кивая. Минут через пять, когда ярость стихии закончилась так же резко, как и началась, оставив после себя шумные потоки мутно-мусорной воды, приказчик решился предложить господам или что-то уже приобрести (два раза «ха-ха»), или уже покинуть его заведение. Из которого обычно никто без покупки не уходил – и не важно, хотел ли он тратиться или же нет. Дюжие зазывалы вцеплялись в зазевавшихся прохожих не хуже капкана, буквально затаскивая их к своим приказчикам, которые если и уступали чем-то красномордым здоровякам, так только в телосложении да умении высокохудожественно сквернословить. А вот по части продать что-то – могли дать им изрядную фору и все равно остаться в несомненном выигрыше, так как умудрялись пристроить любую, даже подгнившую, тряпку под видом первосортного товара. Поправка – обычно могли. Но не связываться же с приказчиком, знающим что и как не хуже его самого? И уж тем более не стоило быть настойчивым в отношении господина, одежда которого стоила несколько сотен рублей. Такому продавать что-то из обычного ассортимента лавки было то же самое, что на скачках поставить на темную лошадку – то ли выиграешь, то ли проиграешь, шансы одинаковые. Вот только ни один скакун не вернется, чтобы выразить неудовольствие неудачной ставкой, – а БОГАТЫЙ господин это сделает непременно. Или напишет заявление в полицию, что еще хуже.

• Предыдущая
• 27/92
• Следующая