Ограниченный контингент - Громов Борис Всеволодович - Страница 30

• Предыдущая
• 30/72
• Следующая

Тем не менее все проходило нормально. 21 февраля, накануне выборов, всей семьей на машине мы поехали отдохнуть на горную турбазу. На следующий день поздно вечером вернулись в Ивано-Франковск. Я, как обычно, сразу же позвонил оперативному дежурному по армии, для того чтобы узнать обстановку.

Он доложил, что мне несколько раз звонил заместитель начальника Генерального штаба генерал армии В. И. Варенников. Для меня это было неожиданностью. Я не встречался с ним до этого, за исключением случаев, когда Варенников на несколько часов прилетал в Шинданд. Тогда он посмотрел дивизию, соседний афганский полк и улетел. Больше мы с ним ни разу не виделись. Звонок Варенникова меня удивил еще и потому, что я был первым заместителем командующего, а не начальником штаба армии.

Утром 23 февраля, проголосовав одним из первых, я приехал в штаб армии. К тому времени там уже находился командующий армией генерал-лейтенант Эдуард Аркадьевич Воробьев. Переговорив с ним, я начал звонить в Москву по аппарату ВЧ. Первый раз никто не ответил, видимо, еще рано было. Во второй раз, примерно в половине одиннадцатого, трубку взял Варенников. Он попросил меня прибыть на следующий день в Москву для решения, как он сказал, одного вопроса.

Меня это еще больше озадачило. Спрашивать и что-то уточнять я не стал — у военных это не принято. Но такая постановка вопроса меня удивила — зачем? Для чего? Я стал перебирать в уме различные предположения и прокручивать варианты.

Улететь из Ивано-Франковска было крайне трудно. Самолеты «Аэрофлота» уже несколько дней стояли на приколе из-за плохой погоды. Созвонившись со штабом Прикарпатского военного округа, я договорился с военными летчиками о полете до Москвы. На следующее утро я на машине выехал во Львов, а оттуда вылетел в столицу.

Примерно через три часа я находился в приемной генерала армии Варенникова. Мне сразу предложили пройти к нему в кабинет.

Варенников начал без предисловий:

— Товарищ Громов, вы служили в Афганистане. Покажите, пожалуйста, по карте, где именно вы были и какие районы знаете.

Я доложил, что знаю Кабул, его северные, западные, южные и восточные окрестности, дорогу Кабул — Саланг и далее в сторону границы. Практически весь запад и еще несколько районов.

Как я понял, Варенников остался удовлетворен. После этого он перешел к главному. Варенников сказал мне, что, согласно решению Генерального штаба, вводится новая должность: генерал для особых поручений — начальник группы представителей начальника Генштаба в Афганистане.

Такой опыт в вооруженных силах уже был — во время Великой Отечественной войны в действующей армии, начиная от общевойсковых, танковых соединений и выше, работал целый институт офицеров Генерального штаба. Как правило, это были опытные военачальники, которые наделялись широкими полномочиями. Они принимали непосредственное участие в планировании и проведении войсковых операций, а также контролировали выполнение директив Ставки Верховного Главнокомандующего и приказов Генерального штаба. Фронтовым опытом решили воспользоваться в середине восьмидесятых годов, направив в Афганистан представителя Генштаба при 40-й армии и при вооруженных силах ДРА.

Варенников предложил мне немного подождать, после чего мы вместе с ним пошли к начальнику Генерального штаба маршалу С. Ф. Ахромееву. Сергей Федорович долгое время был начальником штаба Оперативной группы Министерства обороны в Афганистане, которую тогда возглавлял генерал армии Сергей Леонидович Соколов, будущий маршал и министр. Ахромеев уже достаточно хорошо знал меня по службе в Ограниченном контингенте, поэтому наш разговор длился всего несколько минут.

Ахромеев сказал, что они долго подбирали необходимую кандидатуру на новую должность генерала для особых поручений и остановились на мне. Мои навыки, знание страны, 40-й армии и афганских вооруженных сил полностью удовлетворяют требованиям Генштаба. Сергей Федорович Ахромеев всегда был очень деликатным человеком, вот и тогда, скорее из вежливости, он поинтересовался: как я отнесусь к тому, что на новую должность назначат меня? Что я мог сказать, если этот вопрос был уже практически решен?

— Вот и хорошо, — прозвучало в ответ.

На следующий день я улетел в Ивано-Франковск, забрал необходимые вещи и вернулся обратно в Москву. В мою группу входило еще три офицера, которых откомандировали в Афганистан Главное управление боевой подготовки, Главное оперативное и Главное разведывательное управления Генерального штаба. Подготовка к поездке заняла у нас меньше месяца. За это время мы тщательно изучили все приказы министра обороны, связанные с деятельностью наших войск в Афганистане, всевозможные решения и постановления, в том числе и постоянной Комиссии Политбюро ЦК, а также подробно ознакомились с обстановкой, сложившейся в Афганистане к весне 1985 года. 10 марта я доложил начальнику Генерального штаба, что группа готова. Через несколько дней мы вылетели в Ташкент. Там нас уже ждал самолет ВВС Туркестанского военного округа. На нем мы в тот же день добрались до Кабула, где нас встретил начальник штаба 40-й армии генерал-майор Анатолий Ипатович Сергеев.

Служба в Афганистане во время второй командировки имела несколько особенностей. Как генерал для особых поручений, я фактически имел неограниченный доступ к советским войскам и к афганским вооруженным силам. Одна из задач, поставленных перед нашей группой начальником Генерального штаба, заключалась в координации деятельности советских и афганских войск при проведении совместных операций. Когда мы прилетели в Афганистан, мне не пришлось долго «входить» в обстановку. Несколько сложнее было прибывшим вместе со мной офицерам — полковнику Юрию Алексеевичу Котову, полковнику Геннадию Борисовичу Громову, моему однофамильцу, и полковнику Валерию Петровичу Петриченко. Из них только один до этого служил в Афганистане, остальные попали в 40-ю армию впервые. Несмотря на это, они довольно быстро освоились.

Заслушивание должностных лиц штаба армии прошло очень быстро и заняло буквально несколько дней. Афганистан и сложившуюся здесь обстановку я знал достаточно хорошо. Непосредственно в 40-й армии ничего нового для меня не было. Значительно труднее было сразу определиться в том, как построить работу с афганскими военными — выезжать ли к ним в части самому или получать всю необходимую информацию от главного военного советника. В этом состояла, как я тогда считал, основная проблема для меня.

Наша группа должна была не только знать обстановку в частях 40-й армии и вооруженных силах Афганистана, но и в силу своих возможностей влиять на нее. Однако мы не имели права принимать решения, отдавать какие-то приказы или распоряжения. На основании собственного анализа событий в том или ином районе страны мы были обязаны высказывать свои предложения и рекомендации соответствующим командирам, вплоть до командующего 40-й армией и главного военного советника при министре обороны Афганистана.

Одновременно с этим в нашу задачу входил строгий контроль за выполнением частями Ограниченного контингента, аппаратом главного военного советника, а также штабом ТуркВО приказов министра обороны СССР по Афганистану.

Сложности новой работы были связаны прежде всего с тем, что вчетвером нам было крайне трудно охватить всю деятельность войск. Поэтому, после согласования с начальником Генштаба, мы планомерно анализировали ситуацию поочередно в каждом районе. В работу группы представителей никто не имел права вмешиваться, за исключением самого маршала Ахромеева. Безусловно, мы понимали, что такая свобода действий неизбежно накладывает на нас особую ответственность. Наши доклады начальнику Генерального штаба должны были составляться прежде всего компетентно и честно. Направляя нас в Афганистан, маршал Ахромеев рассчитывал на получение объективной информации о происходящем как в Ограниченном контингенте, так и в афганской армии, что называется, из первых рук.

• Предыдущая
• 30/72
• Следующая