Алиби-клуб (ЛП) - Хоуг (Хоаг) Тэми - Страница 30

– Так откуда вы знаете моего отца?

Лучшая защита – нападение.

Я заняла место рядом с Джимом Броуди за столом в «Седьмом чаккере», одном из баров исключительно для членов Международного поло-клуба. Расположенный на трибунах, он был еще меньше и уединеннее чем гриль-бар «Клюшка» в клубном доме. Незаметная филенчатая дверь вела в «Комнату странника»: маленькую уединенную обеденную комнатку с пятизвездочным шеф-поваром для интимных трапез вызывающе богатых людей.

Броуди окликнул официантку.

– Пару лет назад у нас был общий клиент. Дюшон Аптон.

Дюшон Аптон, он же Крутой. Звездный защитник НБА и известный домашний тиран, находился под следствием за вымогательство и убийство беременной девушки – занавес. Очередной безупречный персонаж, достаточно богатый, чтобы купить поддержку и преданность Эдварда Эстеса. Я в курсе данной истории не потому, что моего отца показывали в выпусках новостей. Дело само стало новостью, когда я была пленником телевидения: изнывала от тоски на больничной койке и восстанавливалась после того, как меня, словно зажатую дверцей грузовика тряпичную куклу, протащили по бульвару Окичоби.

– Он чертовски хороший адвокат, – распинался Броуди. – И такой же замечательный игрок в покер.

– Легко блефовать, когда у тебя нет совести.

Броуди посмотрел на меня как на пришельца с другой планеты.

– Что он тебе сделал, что ты стала такой любящей дочерью?

– Ничего, – ответила я. – Вообще ничего. У нас философские разногласия.

– Ты не поверила, что Дюшон невиновен? – Он старался выглядеть удивленным, даже позабавленным. Я не собиралась ему подыгрывать.

– Никто не верил, что Дюшон невиновен. Присяжные не верили, что Дюшон невиновен, но им долбили по голове «обоснованным сомнением», пока те не перестали видеть дальше собственного носа. Спасибо моему отцу, очередной преступник ушел безнаказанным. Реальная награда нашей системе юриспруденции.

Броуди вздернул брови. Вероятно, он не привык к женщинам, которые имели свое мнение и могли изъясняться сложными предложениями. Это заставило его заинтересоваться моей личностью, что хорошо.

– Должен ли я передать ему твои наилучшие пожелания, когда его увижу? – поинтересовался Броуди.

– Только если захотите испортить себе вечер, – сладким голосом ответила я. – И когда это случится? Я помечу в своем календаре.

– На следующей неделе в Мар-а-Лаго состоится благотворительное мероприятие по случаю какой-нибудь болезни недели.

Совершенно сюрреалистичная картина: сидеть там, внезапно оказавшись на таком близком расстоянии от отца после двадцати лет существования в альтернативной вселенной. Мне это не нравилось. Не нравилась идея, что он что-либо обо мне знает. Я не хотела занимать его мысли.

Не желала представлять, как обо мне думает мать, гадая о причинах моего появления. Это означало, что мне удалось себя убедить, будто ни один из них, ни разу за эти годы не вспомнил о своей дочери. С глаз долой, из сердца вон. Мне легче считать именно так. Легче держаться подальше.

Если бы они хотели до меня добраться, то должны были знать, где меня искать. Год назад мое имя публиковали в газетах в связи с делом о похищении Эрин Сибрайт, а также в связи с Шоном. Если бы они хотели, чтобы я была частью их жизней, то приехали бы. Этого не случилось.

– Все выглядит уж слишком серьезно, – произнес Барбаро, занимая место рядом со мной. – Что он сделал? – осведомился испанец, кивая в сторону Броуди.

– Мы просто вспомнили старые времена, – отмахнулась я.

– В этом нет смысла, если только они не были старыми добрыми временами, заставляющими нас улыбаться и смеяться, – заявил Барбаро.

«Такой подход сильно ограничил бы мою способность поддерживать беседу», – подумала я, но вслух ничего говорить не стала.

Официантка принесла выпивку. Ее взгляд не отрывался от Барбаро. Девушке удалось привлечь его внимание, когда она сильно наклонилась вперед, чтобы ровно уложить салфетки для коктейлей. Барбаро наградил ее вежливой улыбкой и поблагодарил по-испански. Однако он по-прежнему был сосредоточен на мне.

Впечатляюще. Все знакомые мне плейбои, одаренные божественной внешностью, не проявили бы подобную сдержанность, как бы сильно им не хотелось удержать мое внимание.

– Елена работает с лошадьми, – сообщил Барбаро Броуди.

Секунду Броуди выглядел сбитым с толку, пытаясь увязать факты, что я приходилась Эдварду Эстесу дочерью, но работала на конюшне. Но он являлся как минимум таким же хорошим игроком в покер как мой отец, поэтому замешательство исчезло с его лица так быстро, что кто-нибудь другой на моем месте решил бы, что ему это почудилось.

– Предпочитаю честный заработок, – усмехнулась я, отсалютовав Барбаро своим бокалом. – Я катаюсь за Шона Авадона.

– Не знаю его. Он не из мира поло. – Прозвучало так, словно никого вне поло знать не стоит.

– Нет, – согласилась я. – Но не расстраивайтесь. Уверена, он тоже не знает или ему вовсе не важно, кто вы такой.

Броуди рассмеялся, громко и от души.

– Она мне нравится, Хуан, – поделился он с Барбаро, словно тот демонстрировал меня, как перспективную наложницу. – У нее есть дерзость, а дерзких я люблю.

– Сегодня ваш счастливый день, – поздравила я. – Дерзости у меня навалом.

– Елена работала вместе с Ириной Марковой, – заметил Барбаро.

Патрон испанца и бровью не повел. Должно быть, за столом переговоров он что-то из себя представлял.

– Ирина. Славная девушка. То, что с ней произошло – ужасно.

– Да, – поддержала я, хотя мне было совершенно ясно, что славные девушки с этой компанией не путались. – Нам будет ее не хватать. Я так поняла, в ночь исчезновения вы ее видели.

Броуди кивнул, делая глоток скотча тридцатилетней выдержки.

– Она была на вечеринке в «Игроках». Думаю, она подарила мне танец, но должен сказать, как почетный гость, что слишком хорошо провел время и поэтому помню мало.

– Вы не помните, присутствовала ли она на вечеринке, последовавшей вслед за основной вечеринкой? – поинтересовалась я. В свою очередь я тоже могла бы стать чертовски хорошим игроком в покер.

– Ни о какой последовавшей гулянке я не знаю, – заверил Броуди. Он отвел от меня взгляд, пока копался в нагрудном кармане своей гавайки.

– Наверное, я неправильно поняла. Думала, что кто-то рассказал мне о тех событиях. Полагаю, она могла сказать, что возможно было некое продолжение.

– Это кто же? – осведомился он, глянув на меня исподлобья.

Я покачала головой.

– Не важно. Очевидно, я ослышалась.

– Тони Овада отвез меня домой. Мы сидели и курили сигары, – поделился Броуди, вынимая одну из кармана, как фокусник кролика из шляпы.

– Уверены, что вы не дочь своего отца? – уточнил он. – Наша беседа очень похожа на допрос.

– Прошу прощения, – извинилась я, откидываясь на спинку стула, и пригубила тоника с водкой.

– Что могу сказать? У нас дома это считалось беседой. Я росла с мыслью, что перекрестный допрос и повторное проведение прямого допроса – нормальные компоненты общения. Ирина была мне другом. Я хочу увидеть, как ее убийца престанет перед судом.

– Как и я, – поддержал Барбаро.

– Я просто думаю, кто-то, видевший ее той ночью, мог знать что-то, видеть что-то и даже этого не осознавать.

Броуди взмахнул сигарой.

– Хуан был там. Что-то показалось тебе необычным, Хуан?

– Мы с Еленой уже об этом говорили, – отозвался Барбаро. – Хотел бы я сказать, что видел что-то или слышал, но я был занят тем, что хорошо проводил время, как и ты, как все.

Броуди разжег сигару, глубоко затянулся и выдохнул, глядя на дым.

Привлекательность сигар мне совершенно непонятна. Они пахли как паленое собачье дерьмо.

– Может нам стоит объявить некое вознаграждение, – предложил Броуди. – Деньги говорят сами за себя, или заставляют людей говорить.

– Так и сделаю, – произнес он, принимая волевое решение. – Позвоню тому детективу. Как его имя?