Люди сорок девятого (СИ) - Минаева Мария Сергеевна - Страница 30

• Предыдущая
• 30/128
• Следующая

- Я оставлю тут сумки, - сказал Джуннайт, расплачиваясь с конюхом, - но смотрите - если что пропадет...

Он сопроводил свои слова выразительным жестом.

- Можете не беспокоится, мистер, - заверил его конюх. - Все будет в полной сохранности, когда вы вернетесь. Я дорожу своей репутацией.

Морган вышел, снова погрузившись в буран. Проходя мимо церкви, он видел, что отец Блейк провожает его долгим взглядом. Стрелку захотелось подойти и ударить преподобного, чтобы раз и навсегда отучить его так смотреть на людей. Но он не успел: Джозеф Блейк уже переключил внимание на спотыкавшегося мимо Мертона, тащившего в руке огромную бутыль виски, содержимое которой уже плескалось на донышке.

- Как вам не стыдно, сын мой, - укорял священник, ухватив неудавшегося фермера за рукав. - Вы опять пьяны... Берите пример с Джона Смита. Вот кто всегда трезв и в будни, и в праздники. Понимаете меня, вы?... Работает с утра и до ночи все дни, кроме праздников и воскресенья, а не шатается без дела по улице...

Морган ускорил шаги и прошел мимо.

* * *

Ветер играл снегом, закручивая его в маленькие смерчи, плясавшие вдоль улицы, и Моргану это напомнило нежные, розовато-белые лепестки, опадающие с персиковых деревьев и летящие вместе с нежным дуновением теплого весеннего вихря. Морган помотал головой, ускорив шаги, но именно в этот момент "оно" навалилось на него, яркой вспышкой вырвалась из небытия далекая весна шестьдесят пятого года, когда он пробирался через разоренную Джорджию, уходя все дальше на Запад... Та весна, с пустыми черными глазницами фасадов домов, головешки на месте фруктовых садов и тонкие, трепещущие на ветру лепестки цветущего персика, цвета нарождающегося дня, на тонкой веточке, пробившейся через обугленную толщу мертвого исполина. Деревья всегда выживали лучше людей... После бегства из Анденсонвилля он забрался в чей-то уцелевший сарай на заброшенной плантации и лежал там, слишком уставший и истощенный, чтобы двигаться, согреваемый теплом украденного коня, ему повезло, что в его пристанище оказалось довольно много сена. На следующий день у Моргана хватило сил выползти из своего убежища и, наломав веток и коры с близ стоящей березы, разжечь в сарае огонь и вскипятить воду в импровизированном котелке. Там он и просидел всю зиму, восстанавливая свои силы за счет крыс, скудных запасов муки, припрятанных в стоге и того, что попало в расставленные им ловушки из веревки, также найденной в сене. Место было пустынное. Морган не отходил далеко и большую часть дня лежал, как медведь в берлоге, наращивая мясо на костях, в то время, как Шерман шел от Атланты до моря. Об этом он узнал гораздо позже, но в середине зимы ему это сослужило неплохую службу: два дезертира, он так и не понял из которой армии, так они были оборваны, пробирались куда-то мимо его пристанища, и Джуннайт обменял коня на еду, маленькую фляжку и револьвер с патронами. Когда немного потеплело, а запасы еды стали подходить к концу, в то время как ребра Моргана перестали напоминать обтянутый кожей скелет, он заткнул револьвер за пояс и двинулся на Запад. Хватит с него этой войны. Все. Наелся. Морган шел прочь от полей сражений, не скупясь на большие крюки - лишь бы не наткнуться на армию - союзную или мятежную - один черт. Он шел по дорогам через заросшие сорняками поля, мимо некогда богатой страны, которую он когда-то видел во всем великолепии, а теперь лежащей в руинах. Никакие оправдания, никакие воспоминания о лагере не помогали, только теперь Морган, вырванный из жизни на четыре года, понял, почему военнопленных практически не кормили. Как ни пытался Джуннайт забыть это, закрыть свои сердце и разум, он не мог не видеть тощих детей, стоящих возле покосившихся изгородей, тихих девочек и мальчиков с затравленными взглядами, и женщин с голодными глазами, работающих в поле, еле поднимающих тяжелые мотыги. Морган знал, стоит ему прикинуться мятежником, идущим домой в "пашенный отпуск", и они накормят его, оставив без хлеба свою семью, думая только о своих сыновьях и мужьях. На развалинах ему иногда удавалось накопать овощей, пару раз его подмывало стащить где-нибудь курицу, но видя этих людей день за днем, он все не мог на это решиться. На нем был серый мундир и синие брюки - все люди, встреченные им, принимали его за пообносившегося конфедерата, позаимствовавшего часть обмундирования у янки, если вообще что-то думали на этот счет...

Эта секундная вспышка памяти была вовсе ни к чему, и Морган все-таки сумел справиться с ней, но неприятный осадок остался: ему это было совсем не нужно, когда предстоял серьезный разговор с Линдейлом. Остановившись возле салуна, Морган провел пальцами по лицу, смахивая налипший на ресницы снег. В глубине сознания шевельнулась мысль о том, что Линдейл - человек не простой, даже интересный, но она была так же безжалостно задавлена, когда Джуннайт поднялся по скрипящим ступеням и, открыв тяжелую внешнюю дверь, закрытую по поводу холодов, прошел в помещение "Клубничного поля". Морган постоял немного, давая глазам привыкнуть к полумраку; тусклые лучи света с трудом пробивались сквозь грязные, замерзшие окна. Оставляя мокрые следы на посыпанном опилками полу, Джуннайт прошел к стойке.

- Виски, - сказал он, бросая бармену монету, и когда тот склонился над стаканом с бутылкой, перехватил обе его руки.

- Где Джон Линдейл? - шепотом спросил стрелок. В его глазах плясали ледяные огоньки, и бармен, заметив их, посмотрел на узкую, едва заметную дверь между шкафами со спиртным. Морган перемахнул через стойку, проскользнул в помещение за баром и мгновенно зажмурился от яркого света, брызнувшего в глаза. В маленькой пристройке было тепло, весело трещали дрова в печке, тяжелые портьеры были опущены, закрывая бессильно воющую бурю, отгораживая от нее этот островок уюта. Лампа и несколько свечей успешно боролись с мраком, отбрасывая на стены неровные тени с рваными краями, в комнате было относительно светло. Линдейл сидел за столом и что-то быстро писал, судя по всему он не слышал, как вошел нежданный посетитель. Джуннайт осторожно прикрыл дверь, и его взгляд внезапно уперся в портрет Линкольна, прибитый к двери. Мгновенно вернулась мысль о том, что противник не так прост, как кажется, но он снова отмахнулся от нее и довольно громко сказал:

- Эй, Линдейл!

Прежде, чем Морган успел что-либо сообразить, хозяин салуна уже смотрел на него с холодной улыбкой и желтыми огнями в зрачках, держа в руке револьвер.

- А, это ты... - радостно сказал Джон. - Я уже не надеялся увидеть тебя... Кидай мне револьвер, тогда сможем поговорить без помех, как добрые друзья. Да, и не становись на ковер, с тебя вода течет.

Морган медленно расстегнул пояс левой рукой и швырнул его Линдейлу, который подхватил кобуру на лету и, положив перед собой на стол, убрал свое оружие.

- Садись, пожалуйста, - предложил Джон вежливо. - Сигару?

Морган отрицательно покачал головой и, покрывшись багровыми пятнами, опустился на предложенный стул, раздавленный собственной трусостью и беспомощностью. Он не мог противостоять этому человеку.

- Так что тебе нужно? - спросил Линдейл, закурив. Любопытство и ярость схлестнулись в груди Моргана, но второе понемногу взяло верх и тогда он сказал небрежно:

- Да так, хотелось взглянуть на одну серую крысу и узнать, осмелится ли она пищать и огрызаться, когда я твердо стою на ногах.

Линдейл выдвинул ящик стола и принялся изучать его содержимое.

- Мне тоже было интересно... - медленно проговорил он, - ни одна синебрюхая крыса, которой я наступал на хвост и которую вышвыривал из моего заведения, обратно не возвращалась. Тут есть еще кое-что: грызуны не переваривают свинца, а в здешних местах он в горах, в пище, в воде, даже в воздухе, говорят. Так что я думал, что в основном вывел здесь их всех... Когда-то, далеко отсюда, я видел пять довольно неплохих крыс, погибших из-за свинцового отравления, - в их организмах скопилось слишком много этой дряни...

• Предыдущая
• 30/128
• Следующая