Смена климата (СИ) - Игнатова Наталья Владимировна - Страница 20

С эмпатами такой силы раньше дела иметь не приходилось. Отчасти… удобно. Когда тебя понимают без слов, это снимает немало проблем. Вот только всегда ли нужно, чтобы тебя понимали?

Хлопнула дверца. Мелькнул в свете фонарей плащ, мгновенно заблестевший от воды, а миг спустя Заноза взлетел. И исчез в темноте.

Вампиры, конечно, не летают. Но некоторые умеют очень высоко прыгать. Некоторые старые вампиры. А по крышам почти до любого места в городе можно добраться быстрее, чем на автомобиле, водитель которого соблюдает ограничение скорости.

Все только начиналось, дел впереди было много, однако пока рука не исцелится, пока Заноза не сможет снова стрелять и водить машину, пока не уверится в своей безупречности, он носу на порог «Крепости» не покажет. В этом-то он предсказуем. Но вот чего ждать, когда он, все-таки, явится?

— Бедный мой братик, — голос Лайзы был полон сожаления, — у братика болит рука. Серебро злое, оно жжется. Дай я поцелую, тогда все пройдет.

Не пройдет. А Лайза от этого расстроится. Заноза даже перчатки не снимал, но она все равно почуяла, что с рукой у него не порядок. Решила, что это больно. Лайзе бесполезно объяснять про ненастоящую боль, она сумасшедшая, для нее все реально. И вампиры, и люди, и феи с ангелами, и еще много такого, о чем лучше не думать.

— Братик? — хмыкнул Джейкоб. — Ты не очень-то на него похожа, малышка.

Лайза была жгучей брюнеткой, черноглазой, яркой, ослепительно-красивой. Она не пренебрегала макияжем — обожала смотреть в зеркала и видеть там что-нибудь новое — поэтому казалась живой. Каждую ночь другой образ. Сегодня — смуглянка с испанского юга, пышущая здоровьем девчонка, выросшая вдали от городов, начитавшаяся книжек о романтичных цыганах. Алый цветок в волосах, алая лента на шее, черно-красное платье с пышной короткой юбкой и туфли с пряжками. Алые, конечно же. Кто скажет, что она мертвая, и что золотисто-медовый оттенок ее коже придает дорогая косметика, а блеск в глазах — от пинты детской крови? Больной крови. Лайза могла есть не только детей, но на другой диете довольно скоро начинала чувствовать себя плохо. Слабела. Теряла интерес к существованию и терялась сама.

Но, как бы то ни было, даже без макияжа, с естественной для вампира бледной кожей, она оставалась брюнеткой с глазами, черными как смола. И сомнения Джейкоба можно было понять. Заноза хоть и не видел себя в зеркале уже сто два года, все-таки знал, как выглядит. Блондин. Белее белого. Другого такого ни среди живых, ни среди мертвых не найти. Сходства между ним и Лайзой не было. Вообще.

— Мы с тобой похожи, — Лайза посмотрела на Джейкоба с тем наивным недоумением, которое превращало ее в ангела в женском обличье, — даже очень похожи, и ты мне не брат, я тебя в первый раз вижу. Мы с Уильямом совсем не похожи, он мой брат, у нас одна кровь, и я знала его всегда. Так и должно быть.

Для нее так и было. Мозги набекрень, что тут сделаешь? И если уж говорить о родстве, то в этом они с Лайзой действительно были близки. Только она ушла. Совсем. Ушла туда, где все реально. А он смог остаться здесь, где реальность перемешивалась с иллюзией, и отличать одно от другого было очень непросто.

— Она твой ратун? — Джейкоб понял основную мысль, хоть Лайза и преподнесла ее в своей обычной, замороченной манере. — Серьезно? Она?

— Я дала Уильяму кровь, — сказала Лайза. — Осенью. В ту ночь лег первый снег. Такой белый… он растаял к утру.

— А ты думал, кто? — Занозе разговор доставлял настоящее удовольствие. Сбить с толку такого хитрого парня как Джейкоб — это все равно, что сбить со следа породистую гончую. Причем без фокусов, вроде копченой селедки[2]. Нет уж, никакого читерства, хитрость на хитрость, чутье на чутье.

— Я бы решил, что твой ратун — Убийца вампиров, но тогда бы ты не просил разузнать о нем.

Ладно. Следовало признать, что Джейкоб тоже умел огорошить.

Из-за невысоких кустов выбежала худая собака, спасаясь от преследования толстых щенков. Замученная псина — детки-то уже не маленькие, а все еще норовят мамашу сосать. Увидев сразу трех вампиров, собака остановилась в нерешительности, и щенки тут же обступили ее с двух сторон, поднимаясь на задние лапы, чтобы дотянуться до сосков.

— Ой, какие! — восхитилась Лайза и захлопала в ладоши, — Заноза позови их!

У Лайзы не складывалось с животными. Так же, как у большинства мертвецов. Заноза научил ее парочке приемов, позволяющих вызывать если не приязнь, то хотя бы доверие у кошек и некоторых не вполне домашних зверей, но с собаками и лошадьми Лайза ладила плохо.

С этим Заноза ей помочь не мог, зато мог купить приют для животных, что и сделал. И если раньше, когда они встречались, Лайза просила сводить ее в самые разные места, от театра до какого-нибудь неотличимого от притона клуба, то теперь она даже не выбирала. В приют и точка.

Потому и с Джейкобом встречались здесь.

— Кто это, ты хоть помнишь? — спросил Заноза для порядка, прежде чем подозвать щенков. Несчастную мамашку в любом случае надо было спасать от деток. У нее и молока-то, скорее всего, нет уже.

— Лигги! Это Лигги! У нее уже были щеночки, когда ее сюда привезли.

Не то, чтоб они уже были, Лигги ощенилась тут, в приюте, но от Лайзы особенности размножения животных и людей тщательно скрывались. Она пребывала в счастливой уверенности, что и детей, и щенков, и вообще любых детенышей приносят ангелы, а сотрудники приюта точно знали, что если Лайза выяснит реальное положение дел, их самих не ждет ничего хорошего.

Заноза сам не понимал, зачем оберегает названную сестру от правды. Да и не хотел понимать. Это точно было связано с его настоящим ратуном, а все, что связано с ним, следовало оставлять за скобками.

Быть най Турка, наверное, совсем другое дело.

— Романы яг сарэнгэ бикхэрэнгиро свэтинэла[3], — заметил Джейкоб, когда щенки, отпихивая друг друга, устремились к ним, и Лайза, принялась тискать их, напевая от радости. — Чему еще ты научился у рома?

— Только этому. Не знаю, — Заноза пожал плечами, — зверье меня никогда не боялось.

— А стало еще и слушаться?

— Ну, да.

— Значит, единственное, что ты получил от ратуна — это… — Джейкоб присвистнул и покрутил пальцами у виска, — проницательность.

— Проницательность, ага. Можно и так сказать.

Единственное, что всегда передается с кровью. Безумие. Дайны могут быть любыми, умения ратуна и умения най могут разниться, не иметь ничего общего. Но если ратун сумасшедший, его най, получив афат, тоже сойдет с ума.

Джейкоб знал Занозу достаточно, чтобы увидеть сходство между безумием его и Лайзы. Он не делал разницы между тем, как они получали сведения о событиях и людях… и нелюдях. Не делал разницы между интуицией Лайзы и логикой Занозы. Для него и то, и другое выглядело одинаково — они слышали о чем-то, видели кого-то, и сразу или почти сразу могли рассказать об услышанном, об увиденном то, о чем не знали, о чем неоткуда было узнать. Порой — то, что было вообще никому не известно, включая участников событий, включая людей и нелюдей, о которых шла речь.

До начала добровольного пятидесятилетнего затворничества Заноза довольно часто предоставлял Джейкобу информацию. В обмен на информацию. А Лайза сразу, в первую же встречу, сумела произвести на него впечатление, заявив, вместо приветствия:

— Должно быть, очень скучно знать, что все не настоящее. Как ты развлекаешься? — и после короткой паузы: — о, ты меняешь все для всех? Это весело?