Странный Джон (ЛП) - Стэплдон Олаф - Страница 26
- Предыдущая
- 26/56
- Следующая
Позднее на той же неделе скалолазы вновь повстречали этого одичавшего ребенка. Они взбирались по достаточно сложному разлому, и достигли места, где дальнейший подъем уже казался невозможным. МакУист, находившийся во главе, втянул своего товарища и готовился преодолеть большой выступ в поисках подходящего пути. В следующий момент из-за выступа показалось загорелое плечо, а потом появилось лицо, какого прежде скалолазу не приходилось видеть. С его слов я уверенно заключил, что это был Джон. Меня порядком обеспокоило то, как МакУист описал его. Щеки впали, и казалось, что кожа обтягивает его череп, глаза странно блестели. Едва Джон заметил людей, лицо его приобрело выражение отвращения, почти переходящего в ужас, и он снова скрылся за выступом. МакУист преодолел уступ, стараясь не потерять мальчика из вида. Джон уже преодолел полпути вниз по гладкой скале, на которой ранее днем скалолазы пытались отыскать путь наверх, но отказались от своих попыток, сочтя маршрут слишком сложным и выбрав вместо этого разлом. Вспоминая об этом случае, МакУист воскликнул: «Господи! Этот мальчишка — знатный скалолаз! Он буквально стекал от опоры к опоре». Достигнув небольшого козырька, Джон нырнул куда-то влево и пропал.
Последняя их встреча была достаточно продолжительной. Поздно вечером скалолазы пытались отыскать спуск и попали в бурю. Оба промокли насквозь. Ветер был таким сильным, что им с трудом удавалось идти против него. Наконец, они поняли, что в облаке сбились с дороги и вышли не на тот отрог горы. Вокруг них были одни пропасти, но они сумели, обвязавшись веревками, спуститься в ущелье или большой разлом, частично забитый упавшими камнями. Примерно на полпути вниз они с удивлением почувствовали запах дыма, а затем увидели, как его тонкая струйка сочится из-за громадной плиты, стоящей под углом к скале вблизи их маршрута. Только с огромным трудом, отыскав всего несколько ненадежных опор, МакУист сумел пробраться до небольшого выступа. Нортон последовал за ним. Из-за плиты просачивался свет. Еще пара неуверенных шагов — и они вступили в освещенное пространство перед плитой. Три стороны плиты из четырех были засыпаны мелкими осколками породы, приподнятая часть удерживалась на месте краями разлома. Скорчившись, они сумели заглянуть в отверстие и увидели небольшую пещеру, освещенную костром из торфа и вереска. Внутри, на ложе из сухой травы и того же вереска, вытянулся Джон. Он неотрывно смотрел в огонь, и по его лицу струились слезы. Он был голый, но неподалеку лежала груда оленьих шкур. У огня на плоском камне лежали остатки приготовленной птицы.
Необычайно смущенные слезами странного ребенка, скалолазы тихо отступили. Посовещавшись шепотом, они решили, однако, что обязаны что-то предпринять. Поэтому, шумя по камням сапогами, как будто только подходили к пещере, они остановились перед плитой, и МакУист громко спросил: «Есть здесь кто?» Ответа не последовало. Они снова заглянули внутрь через небольшое отверстие входа. Джон лежал как прежде и не обращал на них никакого внимания. Рядом с птицей лежал толстый костяной нож или кортик, очевидно, «ручной работы», но тщательно заостренный и заточенный. Другие орудия из кости или рога были разбросаны вокруг. Некоторые из них были украшены вырезанными узорами. Было здесь и что-то вроде свирели из камыша, а так же пара сандалий или мокасин из оленьей шкуры. Скалолазов поразило то, что нигде не было никаких следов цивилизации, например, ни одного предмета, сделанного из металла.
Они снова осторожно попытались заговорить с ним, но Джон не подал вида, что замечает их. МакУист нарочито шумно пробравшись в пещеру, положил руку на босую ступню мальчика и осторожно его встряхнул. Джон медленно оглянулся и растерянно посмотрел на незваного гостя, а потом вдруг вся его фигура взвилась, выражая однозначную враждебность. Вскочив со своего ложа, он припал к земле, держа в руке что-то вроде стилета, вырезанного из крупного оленьего рога. МакУист был так поражен огромными горящими глазами и нечеловеческим рычанием, что буквально вывалился из пещеры наружу.
«А потом случилась престранная вещь, — сказал МакУист. — В следующее мгновение гнев ребенка бесследно исчез, и он стал пристально меня изучать, как странное животное, какого он до сих пор не встречал. Потом он как будто подумал о чем-то другом. Бросив оружие, он снова уставился в костер с выражением глубочайшего горя на лице. В его глазах появились слезы, а губы скривились в безрадостную улыбку».
После этого МакУист надолго замолк, яростно раскуривая трубку с расстроенным и одновременно смущенным видом. Наконец, он продолжил.
«Понятно, что мы не могли оставить ребенка в таком состоянии. Поэтому я спросил, как мы могли бы ему помочь. Но он не ответил. Я снова пролез внутрь и сел рядом, ожидая какой-нибудь реакции. Так осторожно, как только мог, я коснулся его колена. Он испуганно содрогнулся и посмотрел на меня, нахмурившись, как будто пытался собраться с мыслями, метнулся было к стилету, но тут же одернул себя и, в конце концов, сказал с кривой ухмылкой: «О, прошу вас, входите. Стучать не надо, это же проходная!» Потом добавил: «Что вы все никак от меня не отвяжитесь?» Я заверил его, что мы наткнулись на его укрытие совершенно случайно, и не могли им не заинтересоваться. Я заметил, что его способности к скалолазанию нас просто поразили. И что мне кажется, что для него не слишком полезно оставаться в подобном месте. После этого я предложил ему отправиться с нами. Он покачал головой, улыбнулся и заверил меня, что он чувствует себя вполне комфортно. Мол, у него выдались непростые каникулы, и он теперь он хотел бы немного поразмыслить. Поначалу ему было сложно прокормиться, но теперь он получил кое-какие навыки, и у него было достаточно времени на размышления. Потом он рассмеялся. От этого сухого резкого звука у меня волосы на голове стали дыбом».
Тут вмешался Нортон. «Я к тому времени тоже забрался в пещеру, — сказал он, — и ужаснулся, увидев, насколько этот ребенок худ. На его теле не было ни капли жира, мышцы были похожи на связки бечевы под кожей, которая вся была покрыта шрамами и синяками. Но самым тревожным было выражение его лица. Что-то подобное я встречал у людей, только отходивших от анестезии после тяжелой операции. Как будто он прошел очищение. Бедному ребенку приходилось не сладко, но отчего?»
«Поначалу, — продолжил МакУист, — мы решили, что он сошел с ума. Но теперь я готов поклясться, что это не так. Он был одержим. С ним происходило что-то, совершенно непонятное нам. И было ли это хорошо, или плохо, я не могу знать. От самого вида этого мальчишки у меня по коже начинали ползать мурашки, а тут еще гроза и мерцающий огонь костра, и дым, который то и дело окутывал нас, когда его ветром вдувало обратно в дымовое отверстие, которое было проделано в своде. К тому же, у нас обоих слегка кружились головы от недостатка еды. Мальчик, кстати, предложил нам остатки птицы и немного черники, но мы не хотели оставить его совсем без припасов. Мы снова спросили, можем ли мы как-нибудь ему помочь, и он ответил, что да, мы можем сделать ему одолжение и никому не рассказывать о нашей встрече. Я предложил доставить весточку его родным. Он очень серьезно и подчеркнуто строго проговорил: «Нет, не говорите никому, ни единой живой душе». И добавил холодно: «Если обо мне пронюхают газетчики, мне останется только покончить с собой». Мы оказались в затруднительном положении. С одной стороны, мы должны были как-то ему помочь, с другой стороны чувствовали, что обязаны дать ему обещание».
МакУист вздохнул и проворчал: «И мы пообещали. А потом убрались оттуда и ползали туда-сюда в темноте, пока не добрались до палатки. Мы спускались со сказы в обвязке, а мальчишка шел перед нами, без всякой страховки, и показывал дорогу». Он вновь умолк, потом добавил: «Недавно я услышал от Бринстона, что у вас пропал ребенок, и нарушил обещание. И теперь чувствую себя по-настоящему скверно».
«Ничего страшного, — со смехом заверил его я. — Уж я-то не стану сообщать о нем прессе».
- Предыдущая
- 26/56
- Следующая
