Высокий, привлекательный, в татуировках (ЛП) - Фолкнер Тэмми - Страница 15

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая

— Как тебя зовут?

Она замирает. Такое ощущение, как будто между нами внезапно вырастает стена, а ведь я даже не выпускал её из рук.

— Не скажу, — отвечает Кит.

Я чувствую себя так, словно она дала мне под дых. Отпускаю её и делаю шаг назад.

— Почему?

— Просто не могу и всё.

Я киваю и выхожу из уборной. Мои ноги трясутся. Официантка бросает на меня взгляд, когда я иду к столику. Я сажусь. Кит по-прежнему в уборной, и меня мучает вопрос, собирается ли она вообще выходить. Но её гитара всё ещё под столом. Поэтому она должна вернуться, ведь так?

Эмили

Я тяжело опираюсь на свои ладони, нависая над столешницей в уборной. Моё сердце бьётся так громко, что слышно в ушах, и я глубоко втягиваю воздух, отчего мои лёгкие горят, словно кто-то поджёг их изнутри. Возможно, это он и сделал. Или просто из-за него я разлетелась на кусочки, и теперь моё тело старается собрать их обратно.

В любом случае, сейчас я чувствую себя так, будто кто-то разорвал меня на две части. Одна часть хочет дать Логану всё, что он желает. И эта часть отчаянно хочет открыть ему свою душу, рассказать обо всех своих проблемах. Как если бы он мог впитать эти проблемы в себя, а потом выдохнуть их, чтобы они исчезли, совсем как в «Зелёной миле». Знаю, он смог бы. Но у меня слишком много проблем. Они съедят его живьём. Однако я не позволю этого. Ведь другая часть меня понимает, что мне нужно бежать от него со всех ног. Я должна уйти от него прежде, чем причиню ему боль.

Кончиками пальцев я касаюсь своих губ. Они покраснели и распухли от его поцелуев. Никто ещё так меня не целовал. Ещё ни один мужчина не занимался любовью с моим ртом. Ни один мужчина не старался так сильно проникнуть в меня только через мой рот, целуя так глубоко. Только Логан.

Я должна выйти отсюда, забрать свою гитару и уйти. Так было бы честнее всего. Но он набил мою татуировку на своё запястье. Пометил себя моим клеймом, да ещё и изменил её. Снова из моих глаз текут слёзы, я моргаю, пытаясь справиться с ними, вытираю мокрой салфеткой размазавшуюся подводку. Я похожа на енота.

Тяжело вздыхаю. Не удивительно, что менеджер смотрел на меня так, будто мне необходимо сочувствие всего мира. Я сказала ему, что умер очень важный для меня человек. И поэтому я так выгляжу. Но, на самом деле, умерла я. Умерла, когда ушла из дома. И мне нравится это спокойное существование, которое я веду здесь. Я знаю, чего ожидать. А ожидаю я того, что буду жить одна. Но теперь Логан разрушает мою почти идеальную жизнь.

Я действительно уже очень давно не надеялась. Но теперь я полна надежд. И в этом нет ничего хорошего.

Оторвавшись от столешницы, поправляю волосы. Его пальцы побывали там, и у меня такой вид, будто я упала в сушилку. Совершенно непроизвольно с моих губ срывается смех.

Я возвращаюсь к столику, он сидит на своём месте. Жуёт хлеб. Подняв на меня глаза, он молчит, как обычно. Я проскальзываю на сидение напротив него и поудобнее усаживаюсь, откинувшись на спинку.

— Ты в порядке? — спрашивает Логан.

Я киваю.

— Всё хорошо. — Я крепко зажмуриваюсь, пытаясь подобрать правильные слова, чтобы объяснить ему.

— Ты не обязана ничего мне говорить.

Я качаю головой. Слова уже готовы сорваться с языка, но я не могу заставить себя произнести их.

— Мне нужно с тобой поговорить, — наконец начинаю я. Но тут же вздрагиваю и прикусываю щёку изнутри.

Подходит официантка и приносит два тёплых блюда, ставит их напротив каждого из нас. Потом заново наполняет наши стаканы рутбиром и уходит.

Логан смотрит на свою еду и улыбается. Он пробует кусочек от своей курицы и выглядит счастливым. Указывает вилкой на моё блюдо. Но мне не хочется есть. Мне хочется всё прояснить.

— Я рад, что ты всё-таки здесь, — говорит он, пока я набиваю рот своим Альфредо. — Я боялся, что ты сбежишь.

Я тоже этого боялась. И по-прежнему боюсь. Наматываю спагетти на вилку и протягиваю ему.

— Хочешь попробовать моё?

На какое-то мгновение его голубые глаза становятся похожи на тлеющие угольки. Но вот он улыбается мне и наклоняется вперёд. Взяв еду с вилки, он откидывается обратно и задумчиво жуёт.

— У тебя вкуснее, чем у меня, — говорит он.

Я беру свою вилку и опускаю её в его тарелку, он ухмыляется и качает головой. Но это не останавливает меня. Я так же задумчиво жую кусочек от его курицы.

— У меня вкуснее, чем у тебя, — соглашаюсь я.

Он пожимает плечами и улыбается.

— Ешь, — говорит он мне.

И мы молча едим. Я часто ворую его курицу, ему даже приходится блокировать меня вилкой. Но так же часто я кормлю его своим спагетти. Мне нравится, как мы проводим время. Но мне понравилось и то, что произошло в уборной.

Когда официантка уносит наши тарелки, я еле сдерживаюсь, чтобы не попросить завернуть остатки с собой. Ведь, возможно, завтра мне нечего будет есть, и я ненавижу, когда выбрасывают еду. Но, с другой стороны, в приюте негде будет её хранить. Конечно, если я смогу найти приют, где ещё остались места.

Мы сидим за чистым столом, и тут официантка приносит папку в кожаном переплёте. Я тянусь к ней, но Логан перехватывает мою руку.

— Нет, — говорит он, качая головой.

— Но мне нужно заплатить, — возмущаюсь я.

Он снова качает головой.

— Нет.

Его кредитная карточка проскальзывает в кармашек папки, и Логан кладёт её на край стола.

Я беру его за руку, и он на мгновение замирает, и тут же сам хватает меня, и куда крепче, чем я его. Я нежно переворачиваю его запястье, чтобы ещё раз посмотреть на тату.

Очевидно, что татуировка сделана недавно, она выглядит неровной, красноватой. Но рисунок всё равно можно различить.

— Мне она нравится, — говорю я. — Когда-нибудь сделаешь и мне? — Я хочу точно такую же. И с замочной скважиной. — Сколько это будет стоить?

— Для тебя — нисколько, — говорит он.

— Я не позволю тебе сделать её мне бесплатно.

Он улыбается.

— А я не позволю тебе заплатить за неё.

— Тебе часто приходится делать такие же тату, как та, сегодняшняя?

Он сводит брови, словно не понимает, что именно я имею в виду.

Я показываю на свою грудь. И тут же, как только он опускает на неё глаза, моё лицо заливается краской. Он же ухмыляется.

— Ох, боже мой, — говорю я, пряча в руках лицо.

Он убирает мои руки.

— Что? — спрашивает он. Должно быть, думает, что я что-то сказала, когда спрятала лицо.

— Ничего, — качаю я головой.

— Нет, такие я делаю не часто. Бывает время от времени. В центре по борьбе с раком дают мои контакты.

— И ты никогда не берёшь с них деньги.

Он качает головой.

— Я и не могу. Они нуждаются в этом.

— Так, и сколько женских грудей ты трогаешь за день? — игриво спрашиваю я.

Он кривится.

— Некоторое количество.

— Правда?

Он кивает.

— На них часто делают тату. Даже когда девушкам не нужны новые соски. — Его лицо краснеет. По-моему, он засмущался.

Наш разговор о женских грудях заставил меня вспомнить о том, чем мы только что занимались в уборной ресторана. Когда я провела руками по его груди, то обнаружила пирсинг. И он даже позволил мне посмотреть на него.

— И как много твоих частей тела проколото? — спрашиваю я.

Он начинает загибать пальцы и останавливается на седьмом.

— Семь? Где?

Он показывает на каждый из своих сосков, на оба уха, потом на ушную раковину. И тут его взгляд опускается вниз, в сторону промежности. Он не улыбается, а щурит глаза, словно ждёт моей реакции.

Я изумлённо ахаю, чуть не поперхнувшись.

— Там, внизу? — шепчу я, но мои губы вытягиваются в ухмылке.

Он кивает головой, делая глоток рутбира.

— Это больно? — И внезапно у меня возникает непереносимое желание увидеть этот последний пирсинг.

Он пожимает плечами.

— А ты сможешь и мне сделать? — спрашиваю я и тут же поспешно добавляю: — Не сегодня. Да и вообще, не скоро. У меня пока не так много денег.

• Предыдущая
• 15/42
• Следующая